4.2.3 «Активная пассивность» человеческой воли во Христе

Поэтому необходимо признать, что Максим четко представлял себе, о чем говорил, когда не соглашался даже с самой «мягкой» версией монофелитской доктрины—той, которую Пирр представил в диалоге с ним уже в качестве последнего аргумента:

Мы утверждаем единую энергию не в смысле отрицания человеческой энергии, но лишь в том отношении, что, по противопоставле- нию божественной энергии, (энергия человеческой) природы называется «претерпевание» [ла8о(;; церковно-славянский перевод этого термина, «страсть», имеет тот же самый спектр значений: всё, что претерпевается против или независимо от воли субъекта, будь то в моральном смысле или в физическом; «страсть»—это и физическое страдание, и «греховные страсти»] (Диалог с Пирром).

Пирр здесь имеет в виду очевидное противоречие: ведь «страсть», по самому смыслу слова, есть отсутствие деятельности, тогда как «энергия»—это именно деятельность.

Пассивность человеческой деятельности (энергии) во Христе приводит св. Максима к противоположным, казалось бы, выводам, в зависимости от того, говорит ли он о соединении человечества с божеством во Христе или же во святых людях. Во Христе необходимо всегда насчитывать две природные воли, несмотря на пассивность человеческой, но в обоженных, по св. Максиму, есть только одна воля—Божия, причем, это обосновывается именно пассивностью воли человеческой (см. ниже, разделы 4.2.4 и 4.2.5). Нам предстоит подробно рассмотреть это различие, фундаментальное и для христологии, и для антропологии св.

В Диалоге с Пирром св. Максим ограничивается кратким и довольно самоочевидным ответом на аргумент Пирра: «страсть»— это всё равно «энергия», а коли так, надо говорить о двух энергиях во Христе, а не об одной. Энергия тварных существ, объясняет Максим, называется «страстью» не в противопоставление божественной энергии, а вследствие того, что все тварные существа не являются «самодвижными», а имеют причину своего движения в Боге; они суть «движимые», то есть претерпевающие движение. Причина движения тварных существ—находящиеся в них творческие логосы Божии, то есть божественные энергии.

Итак, даже во Христе, а не только в обоженных людях человеческая энергия является «страстью», то есть пассивной по отношению к энергии божественной. Тем не менее, эта пассивность по- своему активна56, поэтому мы позволим себе говорить об «активной пассивности» человеческой природы в ипостаси Логоса— разумеется, отдавая себе отчет в том, что это выражение принадлежит нам, а не св. Максиму.

Когда, в том же диспуте Пирр в качестве аргумента в пользу монофелитской позиции задал вопрос: «Что же, разве не мановением Логоса, соединенного с нею, приведена в движение плоть?»,— Максим немедленно ответил, что при таком подходе Пирр разделяет Христа. Подобные выражения были бы уместны, объясняет Максим, если бы речь шла о «Моисее и Давиде и (всех) тех, кто стали приятелищами божественной энергии, благодаря отложению человеческих и плотских идиом» (то есть энергий; см. уже цитированное определение природных идиом как природных энергий в том же Диалоге с Пирром: раздел 4.2.1).

Пока что оставим в стороне вопрос о том, каким же образом Моисей, Давид и им подобные могут «отложить» свои человеческие энергии (к этому вопросу мы перейдем в разделах 4.2.7.3 и 4.2.8), а сосредоточимся на том, что Максим говорит относительно человеческой энергии Логоса.

Логос, как объясняет Максим (Диалог с Пирром), приобрел при воплощении свойственную всякой тварной природе «способность к самосохранению» (оубєктікг) 6uva|ii<;), которой обладает всякое тварное бытие.

В другом месте (Ambigua 5) св. Максим выражается еще яснее. Христос, будучи по естеству владыкой, стал по другому естеству рабом, однако «действуя рабское владычественно (тй pev боиХікй бєстлотікшс; ?vepY, а влады- чественное совершая рабски (та бєсглотіка бё npdrrtov боиХікшс;), то есть божественное—плотски». Поэтому Он через страдания уничтожил тление и через смерть даровал неуничтожаемую жизнь, а через свое «неизреченное истощание (кёусоок;)» (термин, означающий «истощание», то есть «опустошение» Сыном Божиим Самого Себя от Своей божественной славы для принятия человеческого естества; термин «канонизирован» в Беседе на Рождество св. Григория Богослова) «богосоделал весь (наш) род». Таково, продолжает Максим, свойство ипостасного соединения двух природ, которые сосуществуют в единой ипостаси Логоса без разделения, но так, что каждая из них имеет собственную природную «энергию, или движение»:

Логос обеими природами «действует единовидно (evoeiSdx; ivepydiv), так что в каждом из того, что совершается Им (Логосом) силою Его божества, нераздельно сопроявляется энергия собственной Его плоти. <...> Поэтому Он и, страдая, был Богом истинно, и, чудотворя, был человеком истинно, потому что, по неизреченному соединению, Он был истинной ипостасью истинных природ» (1044С-1045 А).

Логос выступает субъектом всех действий, осуществленных в соответствии с человеческой природой,—точно так же, как Он выступает субъектом действий, осуществленных в соответствии с природой божественной.

Если бы во Христе пассивность человечества состояла в том, в чем ее понимал Пирр,—а именно, в том, чтобы человечест- во управлялось Богом как бы извне,—то имело бы место то самое разделение Христа, против которого протестует Максим, обличая своих оппонентов-монофелитов в скрытом несторианстве. Подобное «внешнее управление» человечества божеством осуществляется только в Моисее, Давиде и других обоженных людях (о чем подробно см. ниже, раздел 4.2.5). Но во Христе управление человеческими функциями осуществляет непосредственно ипостась Логоса, которая берет эти функции на себя. Логос управляет Своими обеими природами, согласно обеим природам Он действует, а потому обе эти природы активны, хотя активность одной из них заключается в «страдательности», то есть в пассивности.

Итак, резюмируем пока вместе со святым Максимом, не смущаясь кажущейся очевидностью этого вывода (по крайней мере, очевидностью для всех, кроме монофелитов и монофизитов): всё, что Христос делал как человек, Он совершал энергией человеческой природы. Иными словами—во Христе не было и нет ни какой-либо особой «сложной природы» монофизитов, ни какой- либо особой, отличной от человеческой, «сложной энергии» монофелитов. Зато есть—естественная (природная) энергия человечества, со свойственными ей «стремлением и отвращением».

Человеческая природа и человеческая энергия приобретают во Христе один из своих тропосов, который распространяется на все естественные способности человеческой природы, но включает и сверхъестественные—то, что даруется человечеству по соединению с божеством. Этот тропос характеризуется пассивностью: человеческая энергия определяется в нем термином «претерпевание» и, в некотором отношении, даже «подавляется» (когда речь идет о добровольном принятии смерти, то есть о подавлении естественного и незазорного отвращения человеческой природы от смерти57).