Особенности становления российской гражданской идентичности мусульман в Татарстане[133] Е.А. Шумилова, Е.А. Ходжаева

Российское общество в постсоветский период характеризуется поисками нового идеологического базиса, способного объединить россиян, разобщенных в результате экономических и социальных изменений, на основе единых ценностей.

Однако попытки построения общенациональной идеологии на основе православия встречают непонимание среди верующих — сторонников конфессиональных меньшинств, что особенно ярко проявляется в тех регионах России, где число православных верующих сопоставимо или даже уступает числу приверженцев других религий.

Показательной в этом отношении является ситуация в Республике Татарстан. В этом полиэтничном регионе России большинство населения составляют представители двух этнических групп: татары (48,5 %) и русские (43,3 %)[134]. Эти два этноса характеризуются разным происхождением, принадлежностью к различным языковым группам (соответственно к тюркской и славянской), различиями в вероисповедании (ислам и православие). При этом важно отметить, что конфессиональная идентификация является неотъемлемым элементом этнического самоопределения населения в Татарстане, более значимым по сравнению с жителями других национальных республик России[135].

Власти Татарстана официально придерживаются политики невмешательства в дела религиозных объединений и сотрудничества с ними.

В то же время необходимо отметить стремление республиканских политических элит инкорпорировать в конструируемые ими идеологии мусульманские ценности и символы, использовать поддержку духовенства в целях влияния, а также легитимации собственной деятельности (как и в случае с православием на федеральном уровне, о чем уже говорилось ранее). О повышенном интересе республиканских властей к развитию ислама свидетельствует содействие правительства проведению I Курултая мусульман Республики Татарстан, которое сам Президент РТ М.Ш. Шаймиев в своем выступлении объяснял необходимостью «совместного служения народу»[136]. Также можно отметить участие государства в лице Института истории Ака

демии наук Татарстана в создании Российского исламского университета в г. Казани. Идеологическую составляющую политики в отношении религии хорошо иллюстрирует следующее высказывание Президента РТ М.Ш. Шаймиева: «Ислам является историей, образом жизни, основой культуры и искусства татарского народа» (по материалам Ф. Султанова[137]).

Кроме того, в связи с тем, что конфессиональная принадлежность является одним из этнических маркеров как русского, так и татарского этносов, на протяжении всего постсоветского периода татарстанские этнонационалистические движения и организации в ходе своего становления и развития использовали религиозный компонент в легитимации свой деятельности.

В данной статье мы рассмотрим отношение мусульман, получающих исламское образование или даже посвятивших себя религиозному служению, к федеральной и региональной идеологиям, каждая из которых включает свой религиозный компонент.

Эмпирической основой служат материалы, собранные в результате двух исследовательских проектов. В 1999—2000 гг. в рамках исследования на тему «Исламизация в Республике Татарстан: влияние на социальную стабильность и формирование новых идентичностей молодежи»[138] было собрано 100 неформализованных глубинных интервью с учащимися и преподавателями исламских учебных заведений, с молодыми активистами национальных движений, мусульманскими лидерами республики и исламоведами. В конце 2003 г. Фондом «Общественное мнение — Татарстан» в ходе исследовательского проекта «Влияние процесса возрождения ислама на установки молодежи в межэтническом взаимодействии» были проведены две фокус-группы, участниками которых стали молодые люди и девушки, исповедующие ислам и получающие или получившие религиозное образование[139].

Применение методов глубинного и фокусированного группового интервью для сбора эмпирической информации позволяет выявить место религиозных ориентаций в общей картине мировосприятия мусульман, избравших духовное образование или религиозную карьеру. И хотя метод не может выявить масштабы явления в обществе, он, являясь в значительной мере более чувствительным, чем

массовые опросы, позволяет выявить специфику явления. Отметим здесь также, что мы не стремимся к глубоким аналитическим выводам и дадим лишь «мягкое» описание основных проблем, которые были артикулированы информантами в ходе интервью. В связи с этим мы также нацелены не на пересказ, а на цитирование наиболее ярких высказываний, чтобы дать возможность нашим информантам быть «услышанными» научным сообществом[140].

Практически все информанты, участвующие в интервью, как в первом, так и во втором проектах, отмечали, что ислам — это «чистая», «правильная религия», воспитывающая законопослушных граждан. Верующие видят в исламе решение таких проблем общества, как алкоголизм, наркомания, преступность, безнравственность: «Вот врачи, если они лечат тело человека, то мне кажется, что мы — мы вообще мусульмане — лечим души людей».

Информанты-преподаватели отмечают роль мусульманских учебных заведений в формировании нравственной и гражданской позиции»: «Имы ее [учебную программу] составляем исходя из того, чтобы она была наиболее полезной, скажем так, и наиболее подходящей для людей, живущих в этом обществе. То есть наша программа нацелена на созидание, а не на разрушение. То есть программа нацелена на воспитание личности, которая как бы является членом этого общества. То есть для того, чтобы он мог это общество исправлять в полезном направлении ... чтобы каждый член общества, кем бы он ни был, был уважаемым и был достойным гражданином». Таким образом, преподаватели медресе видят «исламскую религию как одно из средств, скажем так, развития общества в цивилизованном направлении» (муж., преподаватель, Казань, 2000).

Эта задача мусульманского образования зафиксирована и в Уставе Российского исламского университета (РИУ)[141], в цели и задачи которого входят: «повышение духовного потенциала и укрепление нравственных устоев общества; создание соответствующей основы в

обществе для подготовки гармонично развитых и высокообразованных личностей»[142].

Таким образом, ислам мог бы стать хорошей базой для формирования у молодых татар гражданской позиции, однако глубинные интервью выявили «подводные камни» в этом процессе.

Как один из регионов России, Татарстан является объектом воздействия общероссийских СМИ. В связи с рядом террористических актов, произошедших по всему миру, в том числе и в России, ислам в масс-медийных сообщениях часто связывается с экстремизмом и терроризмом, это формирует негативный образ этой религии в дискурсивных практиках и даже способствует возникновению исламо- фобии.

Так, информанты отмечали сложности в восприятии людьми ислама и исламских ценностей, поскольку «телевидение заполонила антиисламская политика» (жен., учащаяся медресе, Казань, 2000). Отмечалась также искусственность и необоснованность связывания СМИ ислама с терроризмом: «Например, произойдет любой террористический акт, то его связывают с исламским террористом. А если теракт совершил христианин, не говорят "христианский террорист" ... просто говорят ... что из страны такой-то сделал такое- то. А если теракт совершил мусульманин, то говорят "исламский террорист". А может он и не мусульманин, мы же не знаем, кто он такой. Сейчас все смешали в одну большую кучу, и получилось, что ислам — это большой враг для всех остальных. Экстремисты существуют везде и всегда, не только в исламе. Вот я единственно чему удивляюсь, почему всегда все цепляются именно к слову "ислам", обязательно экстремизм» (жен., учащаяся медресе, Казань, 2000).

Информанты достаточно часто выражали мнение, что представление ислама в негативном свете инициировано противниками его распространения, что люди, которым не нравится увеличение числа мусульман, осуществляют в СМИ «антипропаганду против ислама» (жен., учащаяся медресе, Казань, 2000).

Что касается ваххабизма, используемого в масс-медиа для проведения параллелей между исламом и экстремизмом, информанты считают, что это понятие изменяет свое значение в общественном дис

курсе: «Люди называют ваххабитами тех мусульман, которые не понравились, хотя сами могут и не знать, что такое ваххабизм. ... Ваххабизм стал очень выгодным словом: если кто-нибудь неугоден, то его называют ваххабитом» (жен., учащаяся медресе, Казань, 2000). О прочной ассоциации «ваххабизм — терроризм», свидетельствует достаточно распространенная синтетическая конструкция "ваххабист", употребляемая либо от незнания, либо как оговорка вместо правильного названия «ваххабит».

Вот например, что считает молодой преподаватель, закончивший медресе «Йолдыз» (вокруг этого мусульманского учебного заведения развернулся скандал, связанный с тем, что его выпускники участвовали в военных действиях в Чечне на стороне вооруженных бандформирований): «...А вплоть до сегодняшнего дня я еще не видел ни одного человека, который называл бы себя ваххабитом, даже несмотря на то, что мне приходилось общаться с мусульманами — представителями разных наций. Поэтому я это слово — «ваххабизм» считаю выдуманным и думаю, что придумали его противники ислама, потому что даже если это движение ваххабитов и существует, суть его, на сегодняшний день никому не открывалась, никому не известна. Кто-то его придумал, что бы с ним бороться. Это иногда напоминает борьбу Дон-Кихота с ветряными мельницами» (муж., преподаватель, Нижнекамск, 2000).

Создаваемый в СМИ стереотип ислама как религии, связанной с экстремизмом, вызывает у последователей ислама желание оправдать и защитить перед обществом свою веру. Так, было высказано мнение, что необходимо донести до народа «что религия ислам — это религия веры, она желает людям только добра, ничего плохого она не желает» (муж., учащийся медресе, Казань, 2000). Наиболее образно это иллюстрируется следующим высказыванием: «Ислам и экстремизм — это, по-моему, такие же друг с другом несовместимые понятия, как «корова» и «седло» (муж., преподаватель, Нижнекамск, 2000).

У мусульман возникают сомнения в правдивости представления информации в СМИ: «В СМИ не все, конечно, соответствует истинности. Это, наверное, естественно. Показывают... Да я слыша

ла такое известие, что люди говорят, как будто, когда там показывали резню или еще что-то, что это неправда. Что это было представление (понизив голос), неверные делают все, чтобы как бы смутить исламский мир» (жен., учащаяся медресе, Казань, 2000).

Актуальность проблем репрезентации ислама в СМИ для информантов доказывает тот факт, что эта тема, в соответствии с методикой проведения глубинных интервью, не была навязана, а поднята самими информантами в связи с обсуждением вопросов религиозного возрождения в Татарстане.

Проблемы инкорпорирования ислама в российское общество не ограничиваются «антиисламскими» тенденциями в СМИ: ««На сегодняшний день, хотим мы этого или нет, крест — является общим символом для всех христиан, его кто бы и как бы не доказывал, это все равно христианский символ. Хотим мы этого или нет, это так. Ему, безусловно, кто-то старается придать другой оттенок, доказывает именно для нас, мусульман, что он носит совсем другой смысл для того чтобы оправдать свои действия. А вот что лежит в основе, здесь известно. К сожалению, на сегодняшний день у наших мечетей в регистрационных бумагах, в официальных регистрационных бумагах, например, если Минюст ставит печать, в этой печати, в ее оттиске, там те же ... четыре креста, то же двухголовое, пришедшее из, так скажем, языческой религии, изображение» (муж., преподаватель, Нижнекамск, 2000).

Кроме того, демонстрация Президентом РФ своей конфессиональной принадлежности не всегда приветствуется мусульманами: «Мы же не виноваты, что наши муфтии, которые там, ходят на поклон к Путину, а Путин ходит на поклон к Христианству» (муж., участник фокус-группы, 2003), ««Легко не будет. Потому что Вы сами видели, Путин вот дал подарки христианским религиозным деятелям. Эх, и терзалось мое сердце, дочка!» (жен., редактор газеты, 2000). Иногда мусульмане выдвигают прямые обвинения в адрес федеральных властей, которые, по их мнению, больше поддерживают православие: «Вот, в принципе, по конституции у нас все религии равны. У нас столько же прав, вот это надо сказать, у нас столько же прав, сколько у христиан. Однако почему повсеместно строят храмы, церкви, причем за счет госбюджета? А наши мусульмане за свои деньги, за копейки эти, пытаются построить мечети там, и им препятствуют всячески. Я просто говорю про Удмуртию ... Почему Рождество — христианский праздник, отмечается как государственный, а наши исламские праздники почему-то не отмечаются? У нас у всех равные права, мы все платим налоги! Почему такая несп

раведливость? Вот вопрос» (муж., участник фокус группы, 2003). Мусульмане считают, что власти в России не заинтересованы в развитии ислама: «Государству не выгодно иметь мусульман. Почему? Потому что мусульмане — это здравомыслящие люди, это личности. ... Если управлять не по справедливости, мусульманами сложно было бы управлять. Понимаете? Они не будут терпеть ... это вот идет направленная политика. Российскому государству, у него такая вот это вот... менталитет такой, ему нужен враг. Ему нужен враг, чтобы народ... у народа была идея: Вот у нас есть враг, мы его, так сказать, должны истребить. Давайте истребим. Понимаете?» (муж., участник фокус группы, 2003).

Еще одной проблемной областью, которая негативно настраивает мусульман, особенно девушек, к государству, это запреты, связанные с ношением хиджаба. «Хотя вот только со стороны правительства единственное что было — это закон "О свободе совести"». И то, мы видим, его... не реализовывается, потому что нам запрещают надевать платки в школах, нам запрещают фотографироваться в платке на паспорт» (жен., учащаяся медресе, 2000). При этом некоторые информантки отмечали, что давление усилилось именно с приходом к власти нового Президента России: «Раньше разрешали, при Ельцине разрешали в платке фотографироваться. Как Путин стал президентом... Я прихожу через две недели получать паспорт, а мне говорят: "Вот Вы знаете неделю назад нам пришло постановление, что это запрещено". И я ушла, паспорт не получила. Я год ходила без паспорта. Год... Но я писала, очень много писем писала. Даже Шаймиеву письмо написала» (фокус-группа, 2003, жен.).

Интересна в этом отношении апелляция к Президенту Татарстана, как гаранту прав мусульман в республике. Наши информанты считают, что руководство республики выбрало правильный путь официальной поддержки двух традиционных религий (ислама и православия): «А Россия, она... уже видно, что приоритет идет в сторону христиан, христиан. Если мы сегодня покажем у себя вот эту сторону, то можем привлечь на себя очень большое внимание и это может обернуться для нас. Для нас сегодня важно сохранить вот этот уравновешенный, как говорится, подход, к христианам и мусульманам. Ну, в душе мне все равно, мы есть это мы, они есть они» (муж., имам мечети, 2000). Подчеркивая, что в Татарстане не оказывается преимущественная поддержка какой-то определенной религии, информанты все же выделяют то, что сделано республиканскими властями для развития ислама: это построение мечети Кул-Ша- риф («событие, которое если бы не вот этот суверенитет и не ка

кие-то амбиции наших лидеров политических, государственных, то этой мечети бы там не было») и создание Российского исламского университета («Как бы мы его ни ругали, т.е. там качество образования, прочее... т.е., по крайней мере, добились того, что дали хорошее здание, хорошая есть материальная база, есть возможность преподавать, есть возможность ребятам учиться, есть хорошее, как бы, общежитие для них.») (муж., фокус- группа, 2003).

Таким образом, позиция республиканской власти нашим информантам ближе, чем политика Российской Федерации, которая, по их мнению, не учитывает особенностей духовной и культурной жизни мусульманских народов, населяющих Россию. Отсыл национальной идеи к православию, использование православных атрибутов в качестве элементов национальной символики, а также антиисламская пропаганда в СМИ вызывают отторжение у участников наших опросов. Это затрудняет формирование у мусульман гражданственности. Использование религиозных символов и ценностей для консолидации общества приводит к тому, что позитивная российская идентичность у наших информантов складывается скорее вопреки федеральной идеологии, нежели в согласии с ней. Остается пожелать нашему обществу создания таких условий, чтобы религиозность не препятствовала гражданственности, а служила ее органическим дополнением.