Глава восьмая ПРОРЫВ САВЛА:ОТСРОЧКА ЦАРСТВА БОЖЬЕГО

Этот аспект мысли Савла оказался нежизненным.

Для Савла автором мировой истории был Адам, а автором недавней многозначительной истории, т. е. священной и светской истории избранного народа, был Авраам. Обе они породили все линии всей человеческой истории, сошедшиеся в фигуре Мессии — вестника Конца света. Ослепляющая вспышка сознания Савла по пути в Дамаск попросту подсказала ему достижение кульминационной точки, воплощенной в Иисусе.

Если бы основное ожидание Савла было реализовано и естественный мир действительно прекратил бы свое существование в момент возвращения во славе Мессии с последующим установлением Царства Божьего, то, конечно, не было бы никакой нужды в спорах, доказательствах, выводах — фактически ни в чем. Но мир упрямо оставался на месте: как это можно было объяснить?

Иудейские фантазии о Конце света, которые при жизни поколений до Иисуса с помощью Книги Даниила и бесчисленных апокалипсических схем начали проявляться как реакция на эллинизм, вряд ли могут быть названы строгими и определенными. Анализ, естественно, заходил в тупик, когда дело касалось представлений о точных формах, которые должно было принять Царство Божье. Однако, грубо говоря, отношение между Мессией и Царством Божьим было простым. Первоначально по простой схеме, превалировавшей в течение жизни Иисуса (и в которую он также мог верить), Мессия, как описано у Даниила, должен был ввести в Царство Божье, вызвав состояние блаженства — после вынесения решения Последнего суда — у всех, кто выжил в последнем поколении, и воскресив все остальное человечество.

Согласно всем предыдущим теориям Конца света, существовало одно воскресение человечества, которое помещали либо до Мессианского Царства1, предшествовавшего Царству Божьему, либо после него2. До того как эта проблема приобрела особую значимость в связи с судьбой Иисуса, иудейские мыслители считали само собой разумеющимся, что вошедшие в Царство Божье умрут обычно и будут вознаграждены вечной жизнью наряду с остальными умершими путем всеобщего воскресения. Эта «обычная», здравомыслящая фантазия могла устоять перед напором логики просто потому, что такая историческая конъюнктура никогда не наступила. Все откладывалось на неопределенное будущее.

Но чудесное Воскресение Иисуса изменило всю ситуацию, и, в конце концов, в этом заключалось все его значение Сколь бы чудесным ни было Воскресение, его нельзя было считать изолированным событием; оно должно было означать что-то колоссальное, т. е. Конец света. Исходя из этого, Савл считал себя и свое поколение подвешенными в том процессе, который неизбежно изживал сам себя. Смерть Иисуса и Воскресение просто составляли его первую стадию, а финальной стадией, которая могла наступить в любой момент, было Царство Божье. Таким образом, фундаментальной проблемой для Савла стала пауза между Воскресением Иисуса и установлением Мессианского Царства. В структуре общепринятых идей такая отсрочка была совершенно необъяснима, поскольку до тех пор считалось, что появление Мессии должно быть сигналом космического катаклизма. Как мог прийти Мессия до того, почему сразу же за ним не последовало установление Царства Божьего?

Вопреки фактам — существованию кажущейся нормальной смерти и кажущегося нормальным мира — Савлу надо было доказать, что искупление не просто рядом, как провозгласили Иисус и Иоанн Креститель, но уже наступило благодаря Воскресению Иисуса. Он должен был принять изумляющую новость о воскресении Иисуса и, действуя в иудейской среде, показать, что оно заменило Тору.

Полемическая проблема Савла реально повлияла на его философскую проблему. Он был вынужден спорить с различными верующими в Иисуса, и в период, когда не было согласованной доктрины, он встречался с различными формами частичного неверия, которые заставляли его изобретать ответы в стиле ad hoc. Например, многие коринфяне, не отрицая воскресения самого Иисуса, — во что они могли верить, если это было, — отрицали в полной мере всеобщее воскресение (1 Кор. 15:12—18, 29—33) и, таким образом, отрицали любое воскресение для самих себя. (У нас нет представления, во что они верили вообще; мы лишь делаем выводы из полемики Савла.) Эти коринфяне верили, что только те, кто будет жив во время возвращения Иисуса во славе, могут, вероятно, войти в Мессианское Царство. Савл был вынужден заняться общей для них проблемой — воскресением Иисуса, а затем, на основе разделенной веры, доказать его скрытый смысл скептичным коринфянам. Это было толчком, который привел к первейшей загадке Савла о предстоящих смертях тех, кто верил в то, что воскресение и прославление Иисуса приведут к Мессианскому Царству.

Частичное неверие коринфян, которое вынудило Савла принять решения ad hoc, должно было быть обобщено в момент, когда первый верующий умер до наступления Царства Божьего. И поскольку смерти происходили и дальше, ранние верующие в особую роль Иисуса должны были цепляться за свои надежды вопреки фактам. Савл был вынужден признать, что умершие, поскольку они верили в искупительную миссию Иисуса, будут неизбежно воскрешены при славном его возвращении. Таким образом, вначале он был вынужден прийти к выводу, что все умершие члены коринфской конгрегации умерли только потому, что они отмечали Вечерю Г осподню недостойным образом (1 Кор. 11:29—32), т. е. они не умерли нормально.

Именно отчаяние Савла из-за зверских многочисленных убийств по причине продолжающейся неспособности Иисуса установить Мессианское Царство, как предполагалось согласно всем традициям, заставило его прибегнуть к таким тонким экстравагантностям для смягчения фактов жизни и смерти, т.

Савл согласился с другими иудеями различать два состояния блаженства: блаженство Царства, созданного Мессией, и блаженство самого вечного Царства Божьего. Выжившие избранные представители последнего поколения (его собственного), естественно, вкушали оба вида блаженства. Для них Мессианское Царство и Царство Божье должны были обладать идентичным воздействием. Те же, кто умер до Мессианского Царства, ничего не выигрывали от его установления. Их должны были держать в резерве, так сказать во сне, пока само по себе не наступит Царство Божье.

Савл вслед за другими3 рассматривал Мессианское Царство как скоротечное событие, но думал, что и воскресение мертвых, и приговор воскрешенным людям, которые умерли во всем мире на протяжении всей истории, не могут произойти до окончания Мессианского Царства, которое должно было уступить место вечному Царству Божьему. В то же время Савл считал вступление в Мессианское Царство привилегией лишь избранных представителей последнего поколения.

Именно на этом фоне вступило в игру его подлинно новое слово. Это замечательное изобретение было тонко навязано ему, так сказать, необходимостью объяснить, почему правоверные все еще умирали после воскресения Иисуса. Он был вынужден изобрести два воскресения.

Он должен был заявить, что первые свидетели Мессианского Царства уже живут воскрешенным «образом жизни». Однако он говорил также, что все избранные последнего поколения, даже те, кто умер до наступления Мессианского Царства, войдут в него через воскресение Иисуса. Как это было возможно? И если Мессианское Царство было скоротечным, как могли быть бессмертными его жители?

Поучительно понять, как Савл использовал имевшиеся в его распоряжении интеллектуальные методы создания новой идеи. Верующие в Иисуса уже продемонстрировали свою лояльность. Они имели право быть участниками Царства Божьего — иначе чего стоила их вера?

Из-за непредсказуемой задержки даты Славного возвращения смерть верующих в промежуточном периоде была, как могли считать, подобна смерти других людей ранее, т.

Для Савла те, кто воскрешены Мессианским Царством, — это отнюдь не все умершие, а только те, кто умер, полный веры в Иисуса Христа. Таким образом, хотя Савл поддерживает представление о Мессианском Царстве как о прерогативе последнего поколения и связывает его с концепцией воскресения мертвых в целом, он декларирует особое условие для общей идеи. За воскресением преждевременно умерших избранных последует позднее воскресение других людей во время второго воскрешения, в котором все когда- либо жившие люди окажутся перед Последним судом в конце Мессианского Царства и предстанут перед Божьим троном в ожидании вечной жизни или вечных мук.

Имея собственный взгаяд на будущее, мы можем понять, какой сложной проблемой это было в ходе генезиса новой религии. Похоже, что она воздвигла чисто искусственный, произвольный и в основе неразумный барьер между здравым смыслом и горячностью ожидания. Исходя из внешнего, чисто логического взгляда, эти люди вряд ли могли ожидать вечной жизни, ибо Мессианское Царство было скоротечным. Обычно о них думали, что они разделяли существование, присущее тому миру, в котором они жили. И все же Савл, несмотря на логику, под влиянием затруднительной полемики и стремясь к собственному успокоению, объявляет о перемене жизни всех тех, кто будет жив, когда наступит Мессианское Царство.

Короче говоря, полемическая изоляция вынудила Савла испортить ту традицию, которую он ранее воспринимал. Он был вынужден исказить ее ради приспособления к факту смерти и воскресения Иисуса. Замечание Савла о том, что «если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним» (1 Фес. 4:14), имеет смысл экстраполировать от воскресения Иисуса на воскресение тех, кто умер с верой в искупитель- ность его роли.

Будучи вынужденным приспособляться к историческим фактам, Савл должен был теоретически манипулировать ими, чтобы как-то добиться желаемого пропагандистского результата. Тот факт, что Иисус-Мессия сам скончался и был воскрешен до установления Царства в полностью материализованном виде, вынудил Савла отказаться от привычного традиционного взгляда на Конец света и заставил доказывать коринфским отрицателям неизбежность общего воскресения при том, что верующим уже была дарована вечная жизнь даже в преходящем Мессианском Царстве.

Проблема верующих, умерших до Славного возвращения, была действительно неразрешима. Савл был преисполнен решимости предположить, что воскресение должно было состояться до наступления Царства Божьего, иначе ему пришлось бы столкнуться с неудобоваримым противоречием, заключающимся в том, что в Мессианском Царстве будут жить бок о бок нормальные живые и воскресшие из мертвых люди. Он уходит от этого, выдвигая предположение, что те, кто живут в Мессианском Царстве, уже введены в среду существования воскресших, как и сам Мессия. Он доводит это положение до конца любопытным и простодушным аргументом. Он приравнивает воскресение Иисуса к воскресению обычных людей в коринфской конгрегации: ибо «если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес» (1 Кор. 15:13).

Так Савл создал новую идею — безусловно слабую и вне исторической ситуации в конечном итоге абсурдную, но совершенно необходимую для решения его текущей проблемы. А все же она оставляет его в логическом замешательстве, ведь он вынужден допустить, что смерть продолжает существовать, т. е. остается силой до конца Мессианского Царства.

Как же тогда могут избежать тисков смерти умирающие верующие до уничтожения смерти, до того, как она будет побеждена во время всеобщего воскресения в Вечном Царстве, когда по этой причине смерть вынуждена будет освободить их?

В этой связи возникает вопрос: каким образом могут попасть в среду обитания воскресших люди, минуя врата смерти и воскресение?

В конце концов, далеко не само собой разумеется, что до Мессианского Царства верующие в Иисуса уже будут воскрешены, в то время как выжившие будут изменены; Савл должен был привести длинный, страстный, испытанный и запутанный довод для доказательства этого. Поскольку новый аргумент Савла был абсолютно неожиданным, ошеломляющим вопреки здравому смыслу, его нужно было привязать к понятной теории.

Создавая свою новую теорию, он изобрел еще более остроумную идею, которая должна была иметь еще более далеко идущие последствия. Необходимость объяснения непонятного феномена — как же смертные могли жить бок о бок с вечными, воскресшими в преходящем Мессианском Царстве — заставила Савла создать грандиозный институт, задуманный с явной целью воплотить его новую идею. Он обобщил опыт существования верующих в Иисуса — новую секту иисусистов — и создал нестандартное, символическое измерение для них как коллектива. Он выдумал новое состояние вселенной, бытие во Христе, и создал метафизический институт для осуществления его — мистическое Тело Христа.

Эта концепция «моста» позволила Савлу заверить всех верующих, что, даже если они умрут до Славного возвращения, они не станут простыми мертвецами, как все остальные умершие люди, а будут возрождены при Славном возвращении в некоем подобии предварительного воскресения. Даже если бы они умерли, то, поскольку они сделали это «во Христе», они все воскреснут (1 Фес. 4:16, 1 Кор. 15:18, 23). Те же, кто останутся живы, будут, конечно, сразу же переведены из обычного способа существования прямо в вечность.

Невозможно преувеличить степень буквальности концепции «телесной солидарности» Савла, солидарности между избранными и восславленным бессмертным Телом воскресшего Христа. Они принимают участие в общей телесной тождественности.

«Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:19, 20).

«Разве не знаете, что тела ваши суть члены Христовы» (1 Кор. 6:15).

«Как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело,—так и Христос» (1 Кор. 12:12).

«И вы — тело Христово, а порознь — члены» (1 Кор. 12:27).

Эти словесные выверты — не просто метафоры, фигуры красноречия и т. п.; для Савла они отражают состояние абсолютной реальности. Любая попытка уменьшить дословное, конкретное и ощутимое значение фразеологии Савла ведет к полному непониманию его теории божественного расписания и его собственной деятельности. Г рубость его языка отражает материализм его мышления. Верующие мыслили и считали себя воплощенными «во Христе». Подчеркивание Савлом центрального положения телесной оболочки говорит о том, что это было вопросом чрезвычайной важности как для него лично, так и в философском плане.

Концепция Савла глубока, по-настоящему революционна, хотя она явно граничит с безумием. Он создал особую расу людей. Верующие, которые таинственно разделяли смерть и воскресение Спасителя, были выведены из обычной категории существования.

Их вера — это больше, чем просто вера; ipso facto она делает их таинственными участниками иного состояния природы — смерти и воскресения божественного существа. Несмотря на свой нормальный внешний вид, эти верующие не обычные люди, как другие, а люди, которые уже прошли через смерть и воскресение вместе с Иисусом; таким образом, когда откроется Мессианское Царство, они будут способны войти в среду существования воскрешенных, тогда как все остальные умрут нормальной смертью.

Таким же образом те, кто уже умер до Славного возвращения, будучи мертвыми, как и все другие, кто умер ранее, не мертвы на самом деле, ибо они способны воскреснуть ранее других, т. с. до общего воскресения в конце Мессианского Царства — из-за их смерти и воскресения вместе с Иисусом; конечно, при условии, что они тоже умерли «во Христе».

Уверенность Савла в том, что Тело Христа — не метафора, а простой неотшлифованный факт жизни, подчеркивается его ключевым замечанием: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3:28).

Люди, живущие в текущую эпоху, для Савла не равны; они попадали в разные классификации. Это действительно самая главная причина важности доктрины предопределения Савла. Она устанавливает перечень подходов к Богу. Речь идет не о человеке, который способен вступить в некие родственные отношения с Богом, а человеческом существе, котор'ое избрано.

Это акт мистического выбора, открывающий человеческим существам путь в страну блаженства через конечное соединение с Богом.

Это также становится ясно из установленной Савлом иерархии не только между евреями и неевреями, но и между мужчинами и женщинами. Савлу очевидно, что, поскольку женщина (см. Бытие) была создана из мужской субстанции, она, естественно, относится ко второму классу (1 Кор. 11:7—11). Фактически иерархическое табло Савла является начальным пунктом его мистицизма. Игнорируя различия между евреями и неевреями, он выстраивает таблицу степеней следующим образом: Бог — Христос — мужчина — женщина. Он излагает это сжато: «Каждому мужу голова Христос, жене голова—• муж, а Христу голова — Бог»(1 Кор. 11:3).

Целью существования во Христе определено стереть эту иерархию, поскольку, согласно Савлу, именно только «во Христе» избранная часть человеческой расы достигнет блаженной одинаковости. Основой его настойчивости является то, что существование во Христе фактически покончит раз и навсегда с современным делением человечества. Все различия исчезнут только во Христе. Не будет ни евреев, ни греков, ни мужчин, ни женщин, т. е. этот мир станет миром иным.

Некоторые ученые видели здесь влияние стоицизма на Савла, однако в основном пассивная, неисторичная природа стоического мистицизма — фактически теория безвременной, неизменной природы, проникнутой главной идеей божественности, — резко противоречит преследуемому историей еврейскому взгляду о создании природы трансцендентальным Богом, который в каком-то смысле отстоял от нее. Взгляд Савла — иудейский, и в этом его драма. Этот сверхъестественный исторический процесс состоит из эманации мира из мысли Бога, его отчуждения от Бога, а затем — окончательного возвращения к Богу. Просто здравый смысл, или логика, подсказывает, что все происходит от Бога или через Бога и может вернуться к Богу, но не может никогда в текущую эпоху быть в Боге. Это — точный знак Конца света. Люди и мир — каждый грек, еврей, мужчина, женщина — будут в Боге (Рим. 11:36), только это произойдет в конце драмы.

Савлу непонятен пантеизм в любой его форме. Он считает само собой разумеющимся (вновь выражая тривиальную иудейскую идею), что Бог и природа полностью разделены. На этой основе он предполагает, что человек отделен от Бога еще одним непреодолимым барьером — владычеством ангелов. Ангельская власть делает прямую связь Бога и человека невозможной. Главное преимущество того, кто принадлежит к избранным во Христе, состоит в том, что для него уже закончилось это ужасное состояние ангельской власти; конец Послания Римлянам (8) — это гимн радости, когда любовь Бога не тормозится более автономной властью ангелов (Рим. 8:38—39) по пути к избранным верующим.

Христос должен преодолеть эту власть по мере развития Мессианского Века, и, когда смерть — этот последний враг — будет уничтожена, тогда больше не понадобится власть, дарованная Христу; тогда «будет все во всем» (1 Кор. 15:26—28), т. е. будет существование в Боге отныне и вовеки. Короче говоря, отношение Сав- ла к мистическому понятию соединения с Богом определяется историческими факторами — развертыванием великой драмы. Это требует перемещения во времени, т. е. эра, когда возможно соединение с Христом, предшествует эре соединения с Богом.

Здесь просто еще один способ акцентирования иудейской теории Конца света Савла; история должна продолжаться, а затем остановиться. Еврейский взгляд на Бога в истории, таким образом, содержит семена ее прекращения, т. е. Бог бесконечен, история же — нет!

Постулирование Савлом эксцентрического состояния природы — специальной и как бы квазибиологической категории человечества, состоящей из воскресших в начале Мессианского Царства верующих, существующих вместе с еще живыми, и одновременное превращение обеих групп в бессмертные существа имело, конечно, ошеломляющие последствия. И именно светлая, историческая, главная концепция Савла — существования во Христе — воплотила в жизнь эту замечательную идею и создала модальность для нее, вписав ее в общую систему идей.

Более того, странное и, вероятно, уникальное понятие Савла революционизировало чувство времени. Он вновь проанализировал временное распределение последовательных возрастов космоса. До Савла общий взгляд на время был следующим: «после» наступает за «сейчас». Согласно этому банальному взгляду, смерть и воскресение Иисуса произошли в недавнем прошлом и благодаря тому, что они произошли, сделали возможным для Иисуса вернуться во славе в недалеком будущем, принеся с собой Мессианское Царство, непосредственно предшествующее Царству Божьему.

Теперь, после Савла, стало возможным думать о последующих веках как о в какой-то степени одновременных. Его концепция подлинного значения смерти и воскресения Иисуса позволяет ему заявить, что его поколение уже было окружено Мессианским Царством. Поскольку смерть и воскресение Иисуса не могли предшествовать

Мессианскому Царству, но per se (сами по себе) составили мессианское событие, их значение было очевидным — просто уже забрезжил Мессианский Век!

В равной степени очевидно, что как часть этого воскресение Иисуса не могло являться единственным событием такого рода. Оно должно было быть начальным в целой серии событий, чья тотальность создаст новый мир. Потому что Иисус был «первенцем из умерших» (1 Кор. 15:20).

Отсюда, по мнению Савла, его поколение уже находилось в периоде мессианского воскресения, хотя воскресение других все еще маячило в будущем. Савл сделал этот логический вывод из главного факта современной ему истории, заключавшегося в том, что Иисус не просто был взят на небеса (это немного значило), но он прошел через смерть и воскресение.

Как же тогда Савл объяснял неизменность картины мира? Люди сновали по своим делам, ведя трудовую жизнь. Евреи все еще подчинялись римлянам, чья власть продолжала распространяться повсюду; маленькие группы тех, кто верил, что Иисус играл особую роль, все еще раздумывали над значением происшедшего, поскольку казалось, что, в конце концов, он пришел к такому же гибельному концу, как и другие бесчисленные еврейские «активисты».

Савл смог вывести из этой кажущейся неизменности обычного мира абсолютно другой вывод. Он сумел увидеть те силы, которые прокладывали себе дорогу и резко отличались от других. Для него воскресение Иисуса было неоспоримым аргументом. Силы сверхъестественного мира, силы воскресения скрылись под кажущейся неизменностью природного мира. И хотя люди, ослепленные внешней видимостью, не подозревали об этом, воскресение Христа уже вызвало установление сверхъестественного мира. "

Эта ослепляющая проницательность, а возможно, экстатическая ярость, лежащая в основе замечательного затушевывания разрыва между последовательными периодами времени, позволила Савлу смешать два ранее совершенно различных мира — преходящий и вечный, так же как он смешал понятия «после» и «сейчас». Вера для него, не будучи более источником уверенной надежды на что-то, что ожидалось, была возможностью переварить текущие духовные ожидания.

Это не имеет ничего общего с модным ныне одухотворением чрезмерно вещественных понятий — совсем наоборот! Эта концепция, как и все идеи Савла, была строго материалистичной. Она зависела от объективного состояния вселенной, чья объективность на самом деле еще больше усилена концепцией веры Савла. И одно это обстоятельство придало ей особый магнетизм — не так для его собственного поколения, как, вероятно, для будущих.

Смешение Савлом эфемерного и вечного заложило фундамент особого состояния сознания, порождавшего особый вид мистицизма. Как и все остальное при концептуализации Савлом своего опыта, его мистицизм также полностью объективен — он не имеет ничего общего с чистыми проявлениями эмоций, чисто мыслительными актами, чистыми выражениями духа и т. п. Люди, одаренные проницательностью, просто должны видеть, что происходит in fact. Действуя так, они начинают осознавать состояние вселенной, факт жизни, состояние истории, то, что они находятся в одно и то же время и в эфемерном нынешнем мире, и в мире вечности. Они должны понять функционирование реальных космических сил, сил сверхъестественного существования, явно подрывающих внешний вид обыденного мира. Короче говоря, с момента воскресения Иисуса реальность обычна только по внешнему виду; на самом деле реальность уже взорвана!

Говоря функционально, задача избранных — верующих в спасительную роль Иисуса — состояла в создании арены, на которой сверхъестественные силы продвинулись бы дальше вперед. Во время Славного возвращения непреодолимое влияние этих сверхъестественных сил должно было проявиться в мгновенном превращении избранных в обитателей среды воскресения.

Савл опрокинул все предшествующие теории Конца света. Он стер в порошок обычное представление о времени как о чистой последовательности, создав особую диалектику прогрессии: одновременность среди последовательности. В то же время, конечно, эта концепция была связана с историческим фактом. Это была такая концепция истории, которая должна была иметь далеко идущие последствия. Еще важнее этих исторических последствий и грандиозного понятия бытия во Христе была, однако, организация, которая в конечном итоге должна была привести к созданию вселенской Церкви. Идея бытия во Христе, как идея, обречена была остаться невоплощенной. Но, как и все идеи Савла, она была конкретизирована. Савл показал, что практически могли выиграть от своей веры избранные; как из общности их самих и Спасителя, общности, созданной этой верой, они могли войти в такое существование.

Чтобы придать смысл своей главной концепции — принадлежность избранных к среде воскресения до общего воскресения всех когда-либо умерших, — он должен был создать для этой концепции более общую основу. При этом он измыслил более широкую идею о божественных силах, воплощенных в личности Мессии, который мог каким-то образом проникнуть (воплотиться) во всех тех, кто был связан с ним узами духовного братства. Савлу предстояло сде- дать такое проникновение понятным, превратив его в структурный элемент Конца света.

Фактически материальная концепция воплощения Христа является обязательной материальной основой состояния вселенной, созданного бытием во Христе. Это не только тотализация множества конгрегации верующих в Иисуса; это жизненная необходимость осуществления концепции бытия во Христе. Фраза Савла о том, что «все мы одним духом крестились в одно тело» (1 Кор. 12:13), для него — не более чем констатация факта. Таким образом, найдя ощутимую параллель, органическое или же конституциональное добавление к чисто идеальной конфигурации бытия во Христе, Савл создал социорелигиозное нововведение — предопределенную «общину святых», физически воплощающую общность, созданную распределением божественных сил между Спасителем и теми, кто в него верит.

Сама по себе эта идея была заложена в древнееврейской концепции исключения грешников из числа избранных, т. е. из реальных людей. Она основывалась на представлении о том, что избранный народ — евреи, оскверненный грешниками того или иного сорта, должен очиститься, оставив только избранных, которые могли бы принять на себя ведущую роль в Мессианском Царстве, т. е. народ должен быть тщательно просеян, — концепция, органически связанная с избранностью.

Для Савла истинно верующие были призваны стать святыми (1 Кор. 1:2, Рим. 1:7), он отождествлял эту предсуществовавшую общину святых с обитателями предсуществовавшего небесного Иерусалима4. Это было связано с применением им греческого слова «экклезиа» (конгрегация) не только по отношению к особой конгрегации, но еще и к духовному, осязаемому коллективу — мистическому телу Церкви5.

Понятие Савла о мистическом сообществе верующих в Христа, изобретенное (в соответствии с его взглядом на космическое состояние) в порыве осознания ошеломляющего факта воскресения Иисуса, должно было дать ответ на фундаментальные и с точки зрения вульгарного здравого смысла логические вопросы. Как было возможно, чтобы избранные, ходящие по земле в виде обычных людей, разделяли сообщество с Иисусом, Мессией, который был уже в сверхъестественной категории существования? Как они смогли реализовать свое братство со сверхъестественным Мессией до собственного воскресения?

Здравая точка зрения — принятая иудеями точка зрения на время — была простой, связанной с равно принятой точкой зрения на время как на последовательность. С этой точки зрения казалось естественным, что избранные соединятся с Иисусом в братство лишь в смысле веры в его особую роль, с одной стороны, и произойдет это вследствие дальнейшего развития веры, в ожидании будущей реализации их солидарности с ним в какой-то момент в многообличающем будущем, после того, как мессианская слава уничтожит будничный мир.

Для Савла все это было плохо. Савл претендовал на что-то особое в междуцарствии между воскресением Иисуса и его Славным возвращением, и даже теперь, когда люди сновали вокруг в обычном своем виде,_у.же проявлялась солидарность избранных Несмотря на то что все выглядело как свидетельство, это было действительным фактом. Только эта солидарность сделала возможным соединение с Иисусом в Мессианском Царстве.

В этом состоял основной смысл аргументов Савла. Привилегия избранных заключается в их общем воскресении с Иисусом до воскресения остальных умерших. Значение предопределения всех тех, кто был призван в Мессианское Царство, в следующем: их предопределенность состоит в том, что они попадают в среду воскресения до установления Мессианского Царства. Это полностью соответствует не знающему компромиссов материалистическому и полностью бездуховному отношению Савла к истории и антропологии. Предопределенная солидарность избранных с Мессией-Иисусом и друг с другом имеет для Савла чисто практический характер.

Таким образом, абсолютно новый факт воскресения и прославления Иисуса оказал свое воздействие. Он создал особую модель существования во вселенной. Он дал толчок к появлению сообщества человеческих существ, непохожих на других, связанных друг с другом и с Иисусом уникальным способом. Из-за воскресения Иисуса вхождение избранных в Мессианское Царство было распространено на других через воскресение. По словам Альберта Швейцера, они напоминают «сложенное в кучу топливо, которое быстро загорается от зажженной спички»6.

Именно из-за этой квазителесной идентичности, несмотря на не отличающийся от других внешний вид, избранные сейчас составляют буквально одно целое с Иисусом. И именно эта причина позволяет им прямо проскользнуть в среду существования воскресших независимо от того, живы они или нет. Конечно, эта очень простая, хотя и революционная и, вероятно, будоражащая, идея понималась Савлом буквально и кратко выражена в такой фразе: «Бон определил нас не на гнев, но к получению спасения через Г оспода нашего Иисуса Христа, умершего за нас, чтобы мы, бодрствуем ли, или спим, жили вместе с Ним» (1 Фес. 5:9, 10).

Это было очень успокаивающим для верующих, ведь, если бы даже они умерли до Славного возвращения, они бы ничего не поте-t ряли. Они вступают в Мессианское Царство через особое, предварительное воскресение, дающее им, как кажется, огромное преимущество над обычными неверующими, которым надо ждать всеобщего воскресения в конце Мессианского Царства.

Что касается верующих, находящихся в живых в момент Славного возвращения, которое может наступить в любой момент, то им вовсе не надо будет умирать, чтобы переместиться в среду существования воскресших. Благодаря своей вере они, в конце концов, уже умерли и вновь воскресли с Христом, следовательно, они вступают на путь воскресения при жизни путем чистого превращения. Они попросту, так сказать, сбрасывают с себя внешние одежды их кажущегося естественного существования, и вот они предстают перед нами уже воскрешенными.

Этот мыслительный ряд привел к еще одному важному последствию: воскресение Иисуса вызвало воскресение умерших вообще и вызвало к жизни сверхъестественное царство, сменяющее Конец света. Это — основной факт; хотя замена смертности бессмертием действительна, но выражается она в начале только во вхождении избранных в Мессианское Царство, и притом нет явного физического подтверждения этих фактов.

Это полностью соответствует логической конструкции Савла. Она точно подходит, ибо существует основное единство всего этого громадного феномена — временная тождественность, далекая от вульгарной последовательности, проявления Иисуса как Мессии, его воскресения, и начала Мессианского Царства, включая воскресение и трансформацию избранных последнего поколения. Все это просто фазы или же аспекты одного события, не только в причинной, но и во временной связи.

Мыслительный ряд Савла логичен; он гармонично возникает из целого ряда предположений. Логика по своей природе требует в первую очередь доказательства того факта, который оправдывает такой ход мыслей. Она потребовала от Мессианского Царства, чтобы оно установилось тогда, когда Савл считал это уместным, — в любой момент и в любом случае максимум в пределах сорока лет со времени воскресения Иисуса. Это было единственным обстоятельством, позволившим Савлу настоять на том, что все явление происходило там и тогда.

Зная с точной внутренней уверенностью, что внешнее явление уже в процессе совершения и что бессмертный мир, правильно представленный, уже возникает в последовательных извержениях потоков эфемерного вещества, Савл смог оценить логическую незначительность явного временного интервала, разделяющего момент воскресения Иисуса и его Славное возвращение. Это была просто временная расщелина, через которую изобретательность Савла перекинула мастерски сработанный мост в виде бытия во Христе, хотя понятно, что это соединение нельзя было растягивать до бесконечности.

Если верно, что Иисус, чья карьера также была приведена в движение, в конце концов, по теории Конца света, ожидал, что его собственная смерть сыграет некую роль в материализации Конца, то можно легко показать совпадение взглядов Савла с этой теорией — только с воскресением Иисуса божественное расписание перешло в другую фазу.

Идея Савла проста и сводит концы с концами. Она позволяет принимать без доказательств такую ситуацию, в которой все существование верующего, вплоть до самых обычных мыслей, чувств и действий может быть переведено в высшей степени заряженную атмосферу, в атмосферу действительно личного мистицизма, доступного каждому человеку, который за счет своей непосредственности, точной «объективности» может достичь масштаба, длительности и силы, способных поднять его выше многих других видов мистицизма.

Именно из-за своей «объективности», историчности и драматических возможностей Савлово бытие во Христе создало опыт, отличающийся от других по силе, хотя он был идентичен по структуре эллинистическим мистериям и в нем обыденная жизнь продолжалась независимо от мистического опыта верующего. Мистицизм Савла смог вмести гь в себя все — все аспекты жизни и все индивидуальные виды опыта. Он мог закутать каждого человека в теплый кокон.

Все это было частью главного аргумента, придуманного с целью ответить на основную загадку, требовавшую нововведений Савла. Почему же, в конце концов, Иисус не смог вернуться в славе сразу же? Чего же ждал он или Бог? В чем здесь суть дела?

Эта грозная загадка потребовала грозного решения; Савл нашел такое решение, довольно «иудейское», использовав интеллектуальные аргументы для поддержки экстремистских средств. Произнеся фразу: «Ибо всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать» (Рим. 11:32), Савл откровенно не ссылается ни на «всех» избранных, ни на вечное блаженство, которое он считает совершенно отличным от мессианского блаженства.

В этом пункте Савл и иерусалимские иисусисты были заодно, они были согласны в том, что Иисус как Мессия не умер за все человечество (эта идея была непостижимой в то время), а за определенную группу людей, т. е. за избранных в Царство Божье. Иисусисты могли поверить, что произошло изменение перспективы за время, прошедшее с момента, когда Иисус был ожидаемым Мессией

(Сыном Человеческим) и когда его гонимые ученики в течение нескольких дней или недель переходили из одного города Израиля в другой (Мф. 10:23), и моментом, когда он подумал о необходимости умереть в одиночку. Но в любом случае его смерть освободит от предмессианских бедствий лишь избранных. То есть, в конце концов, Иисус мог подумать, что Царство Божье не может наступить до окончания предмессианских бедствий, но если бы он умер тем способом, который Бог принял бы в качестве эквивалента этих бедствий, т. е. как выкуп, то Царство могло бы наступить сразу же.

Савл тоже в принципе принял это. Он тоже думал только о последнем поколении и его положении в Мессианском Царстве; находясь в такой выгодной позиции, он думал только о необходимости убедить избранных в том, что это было необходимой фазой (согласно исправленному Савлом расписанию) до возвращения Иисуса во славе. Фактически это было требуемым чудом для объяснения Славного возвращения, ожидавшегося Савлом в течение его жизни; он говорил, что Иисус неизбежно появится вновь в тот момент, когда все человечество или, по крайней мере, избранные из всей человеческой расы, как язычники, так и иудеи, будут обращены в новую веру.

Какое сумасбродство! Очевидно, это был безнадежный паллиатив, навязанный ему явной неразрешимостью загадки задержки Славного возвращения, тем не менее он ведет нас к сердцевине его озабоченности — судьбе Израиля. И это не только из-за его аудитории: иудеев и обращенных в иудейство язычников, но и из- за того, что в глубине своего сознания Савл оставался в какой-то мере набожным иудеем. Но, прежде всего, он должен был справиться с Торой.