Глава II Оборона Петербурга. — Приход первого купеческого корабля. — Приезд царской семьи.

Невское устье было в руках Петра, но приходилось спешно укрепляться на новом месте, чтоб отбиваться от готовившихся к нападению шведов. Работы в крепости закипели. Войска придвинулись из шлотбурского лагеря к самому Петербургу, и занялись постройкой бастионов (раскатов).

Успокоенный с этой стороны, Петр уехал на Свирь, торопить с постройкой судов. В октябре он уже вывел оттуда в Неву целую флотилию, среди которой был даже большой фрегат. Теперь он мог осмотреть Финский залив, не опасаясь шведской эскадры. На шлюпке, среди плавающих льдин, он объехал кругом остров Котлин, и поняв его важное положение против невского устья, тщательно сам промерил глубину обоих фарватеров и выбрал место для постройки укрепления. Наблюдение за работами на Котлине царь поручил петербургскому губернатору Меншикову, но модель укрепления взялся сделать сам. Ранней весной следующего года там уже закипела работа: рубили из бревен ряжи, нагружали их камнем и опускали на дно. Пока еще держался лед, перетащили из Петербурга орудия и вооружили ими бастионы, защищавшие подступ с моря. В апреле все уже поспело, и 4 мая Петр в своем присутствии освятил новую крепость, назвав ее Кроншлотом.

Особенную радость доставил Петру приход в Петербург первого иностранного купеческого корабля. Это случилось еще в ноябре 1703 года. Голландское судно, с вином и солью, направлялось в Нарву, но так как город этот в то время был осажден русскими войсками, то предприимчивый шкипер решил идти в Петербург и там продать груз. По другим сведениям, судно принадлежало саардамским купцам, лично знавшим Петра и поспешившим завязать сношение с первым русским портом. Сохранилось предание, будто Петр, под видом лоцмана, сам ввел судно в Неву и поставил его на якорь как раз перед домом Меншикова. Предание это очевидно вымышленное, так как самого Петра в то время не было в Петербурге.

Между тем шведы, хотя и действовавшие чрезвычайно вяло, не оставляли надежды отбить русских от невского берега. Попытки оттеснить нас делались и с суши, и с моря. В мае 1704 года шведский вице-адмирал Депру подошел к острову Котлин со значительной эс-

Спетлейшнй княаь А.Л- Менш и кон

кадрой. Там уже стояла наша флотилия, приведенная из Сяси и Свири вице-адмиралом Крюйсом. Депру выжидал в течение месяца, чтобы русские напали на него со своими сравнительно слабыми силами; но не дождавшись, решился сам произвести высадку на остров и разрушить возведенное там укрепление. Крюйс распорядился очень искусно: поставив два пехотных полка позади батарей, он запретил отвечать на выстрелы. Шведская канонада не причиняла нам почти никакого вреда; но Депру, не слыша наших орудий и предполагая, что кроншлотские батареи сбиты, направил туда десант на шлюпках. По причине мелководья, шлюпки не могли близко подойти; люди пошли вброд и были неожиданно встречены ружейным и пушечным огнем нашего притаившегося отряда. В рядах шве- дов произошло смятение; часть их бросилась назад к своим шлюпкам, но другие храбро шли вперед, и были все захвачены в плен нашей спрятанной в засаде пехотой. Неприятельские суда также значительно пострадали от наших батарей. Неудача эта так расстроила шведов, что эскадра их простояла все лето за Котлином в полном бездействии.

Не более успеха имели шведы и на суше. Неспособного Крониор- та сменил более предприимчивый барон Мейдель, но и ему не удалось подступить к Петербургу внезапно. Наши генералы уже умели пользоваться кавалерией, которая в июле 1704 года и открыла присутствие шведов. Ускакав без потерь от вчетверо сильнейшего неприятеля, конница наша донесла петербургскому коменданту Брюсу о готовящемся нападении. Быстро были приняты меры обороны. На Аптекарском острове (в то время — Карпи-саари) в одну ночь возведены были батареи, а пред ними, поперек Невки, поставлен был фрегат. Мейдель высадился 12 июля на Каменном острове, но, встреченный огнем с наших батарей и фрегата, отступил и скрылся. В начале августа он снова попытался подойти к Петербургу со стороны Большой Охты, засел в разрушенных укреплениях Ниеншанца и стал готовиться к переправе через Неву. Оттуда он прислал Брюсу высокомерное письмо, в котором предлагал сдать ему Петербург и удалиться с берегов Невы. Брюс ответил трехдневной канонадой, после чего шведы, понеся значительные потери и не надеясь более на помощь своей эскадры, ушли к Кексгольму, уничтожив всё заготовленное для переправы.

Неудачи эти раздражали шведов, и они замыслили повести в следующем году более решительные действия и собрать достаточные силы. Пред Котлином появился адмирал Анкерштерн с большой эскадрой, в составе которой было 8 линейных кораблей и 6 фрегатов. Армия Мейделя усилена была до 10 тысяч человек. Положено было действовать одновременно с моря и с суши.

В виду этого Крюйс перегородил рогатками фарватер, поставил новую батарею с 28 орудиями, и расположил на Котлине два пехотных полка, Толбухина и Островского. 4 июня 1705 года шведская эскадра рано утром построилась против наших батарей и открыла огонь из всех орудий. К полудню пальба затихла, и на шлюпки спущен был десант в 2 тысячи человек. Наши отразили шведов. На следующий день нападение было повторено, и опять без успеха. В воскресенье 10 июня в третий раз, после жестокой пальбы с эскадры, шведы пытались высадиться, и снова были отбиты с уроном.

24 подготовленное бомбардировкой. Но русские отразили врагов с полным успехом, нанеся им чувствительный урон.

Между тем Мендель, после неудачного нападения на Каменный остров, дошел лесами до реки Тосны и переправился на левый берег Невы. Здесь настигли его русские отряды, вступили с ним в бой у Пильной мельницы, и принудили переправиться обратно за Неву. Испытав еще частную неудачу у реки Черной, где горсть русских три раза отбивала отчаянные атаки шведов, Мейдель отступил к Выборгу.

Анкерштерн со своей сильной эскадрой простоял в бездействии до октября, и наконец удалился. Тогда и Крюйс ввел свою флотилию в Неву и, проходя мимо Петропавловской крепости, салютовал ей. По странной оплошности, из крепости ему не отвечали. Крюйс обиделся и принес жалобу.

Пока Петербург оборонялся таким образом от наступавших с моря и с суши врагов, русские войска овладевали окрестной страной. Шереметев взял Копорье и Ямбург, и наконец вся Ингрия была в русских руках. В Москве, в присутствии царя, эти события были торжественно отпразднованы.

Со строительными работами в Петербурге спешили. Со всей России собрали сюда до двадцати тысяч людей по особому наряду, для земляных, плотницких и каменных работ. Земства, снаряжая этих людей, обязаны были отпускать для них продовольствие на все время работ.

В русском обществе, которое в большинстве своем мало сочувствовало нововведениям Петра, создалось предание, будто положение рабочих, строивших Петербург, было очень тяжелое, будто они гибли от болезней и плохого содержания, и прочее. Рассказы эти однако ничем не подтверждаются. Рабочие созывались двухмесячными сменами, и по окончании срока тотчас распускались. В случае недостатка припасов, из казенных складов хлеб и все нужное отпускалось заимообразно.

Больше всего рабочие, как и остальные жители Петербурга, терпели от наводнений. Почва невского устья еще не была искусственно повышена, и понятно, что в то время река даже при незначительном подъеме воды затопляла острова и берега. Наводнения начались с первых же лет. В ночь на 5 октября 1705 года Нева затопила даже левый берег, подмочила сложенные на адмиралтейском дворе припасы и разрушила много домов. В сентябре следующего года Петр был разбужен прибылью воды в своем домике на Петербургской стороне. Наводнением залило и так называемые "полковничьи хоромы", вы- строенные для командиров полков; по словам царя, вода там доходила до 21 дюйма (около 0,5 м) над полом, а по улицам везде ездили на лодках. Понятно, что заботы Петра с самого начала были направлены на то, чтобы при застройке города укрепить и поднять почву и дать правильный сток водам. Этим объясняется множество каналов на первоначальном плане Петербурга.

Между тем шведы не прекращали попыток оттеснить русских от взморья. Положение Петра стало тем затруднительнее, что его союзник Август II изменил договору и удалился в Саксонию. Шведский король в январе 1705 года неожиданно напал на Гродно, где стояла русская вспомогательная армия. Это заставило Петра поспешить в Литву, соединить разбросанные там отряды в 15-тысячный корпус, и отдать его в распоряжение Меншикова, с приказом освободить запертые в Гродно полки. В марте цель эта была достигнута, и царь, торжествуя, прибыл в Петербург, вместе с будущей императрицей Екатериной, которая уже сопровождала его во всех походах.

Тогда Петербург впервые сделался местом празднеств и веселья. Петр, шутя, назвал его своим "парадизом"4 и говорил, что ведет тут "райское житье". К царю съехались его сподвижники, русские и иноземные; едва зарождающийся городок принял вид резиденции. Благодарственное молебствие сопровождалось пальбой из крепости и с кораблей. В доме Меншикова дан был большой парадный обед с тостами. Торжественным пиром отпразднована была также закладка первого судна в новом Адмиралтействе, наскоро возведенном на левом берегу Невы. В крепости приступили к постройке каменных бастионов на месте деревянных.

Невская флотилия, предводимая царем, вышла в море. Огибая Котлин, Петр первый заметил появление шведского флота и известил о том Крюйса сигналами, но по какой-то причине сигналы не были поняты. Шведы, впрочем, держались в отдалении. Несколько позднее, в конце июля, напомнил о себе и барон Мейдель. Он переправился через Неву близ Ижоры, намереваясь подступить к Петербургу по незащищенной новгородской дороге. Но его вовремя заметили и выставили войско на речке Славянке. Мейдель, избегая боя, переправился обратно и бежал. В октябре русские перешли в наступление и приблизились к Выборгу. После жестокого боя войска наши овладели внешними шанцами и захватили брошенные шведами пушки. В сумерках отряд охотников5, из 3 офицеров и 27 солдат, наткнулся нечаянно на 4-пушеч- ный бот, и приняв его за купеческий, бросился на него. Произошла отчаянная резня, в которой пало до 80 шведов. Наши овладели судном, и несмотря на поданную ему помощь с другого бота, с торжест- вом увели в лагерь этот редкий приз. Но и храбрецы наши сильно пострадали: из 30 человек только семеро солдат остались не ранеными. Петр произвел их в офицеры, а тела убитых героев приказал с большими почестями похоронить в Петербурге.

От Выборга, впрочем, пришлось отступить, так как из-за бурной погоды нельзя было пользоваться флотилией. Однако Петра вскоре утешило радостное известие: 4 ноября пришло к нему в Петербург

Вид Адмиралтейства

письмо Меншикова, сообщавшее о блестящей победе, одержанной им над шведским генералом Мардефельдом под Калишем. Шведы занимали малодоступную позицию среди рек и болот. Русские отважно напали на них, и после трехчасового жестокого боя разгромили совершенно, выбив из строя до 6 тысяч человек. "Не в похвалу доношу, — писал царю Меншиков, — такая сия прежде небывалая баталия была, что радостно было смотреть, как с обеих сторон регулярно бились, и зело чудесно видеть, как все поле мертвыми телами устлано". Жестокие нравы века допускали такие выражения... Но Петр имел основания торжествовать: битва под Калишем, где обе стороны "зело регулярно" действовали, восстанавливала равновесие между учениками и учителями, и как бы предзнаменовала полтавскую победу. Царь решил отпраздновать радостное известие со всей торжественностью: после молебствия три раза палили из пушек, и затем в доме Меншикова дан был трехдневный пир. Виновника победы Петр теперь иначе не называл, как Herzenskind — дитя моего сердца.

Летом 1707 года шведская эскадра опять показалась перед Кот- лином, но уклонялась от встречи с нашими судами. Русские делали вылазки в направлении Выборга, и имели мелкие баталии с неприятелем. Одну из них, более значительную, отпраздновали пальбой с крепости и из Адмиралтейства. Петр был на западной границе, наблюдая за Карлом XII, и вернулся в Петербург только в октябре. Пользуясь концом навигации, он плавал в заливе, показывал своим гостям Кроншлот, и однажды попал под выстрелы со шведского корабля. Затем осматривал Стрельну и выбрал там место для дворца.

23 ноября, в день именин Меншикова, возведенного за калиш- скую победу в княжеское достоинство, Петербург в первый раз увидал фейерверк и иллюминацию. На четырех улицах, выходивших к крепости, расставлены были транспаранты с соответствующими изображениями и надписями.

Нерадостно начался 1708 год. Война со шведами принимала решительный оборот. Союзник Петра, король Август II, отпал от него и примирился с Карлом XII. Вся тяжесть борьбы с воинственным героем лежала теперь на одной России. Неизвестность, где именно надо ждать вторжения, заставляла дробить и передвигать наши войска. Петр измучился, разъезжая по западному краю и приготовляя меры обороны. Здоровье изменило ему, и в марте он уехал в Петербург совсем больной. Тридцатипятилетнему богатырю пришлось слечь в постель. Приближенные испугались и дали знать царскому семейству в Москву об опасности. По весеннему бездорожью, сестры и невестки Петра пустились в трудный путь в Петербург. Больной между тем стал поправляться, и как только Нева вскрылась и прошел лед, выехал навстречу родным в Шлиссельбург, приказав следовать за собой и всему флоту. Торжественный въезд царицы и царевен в Петербург состоялся 25 апреля. Адмирал Апраксин встретил их на своей яхте за 4 версты выше города и ввел на пристань перед домом Меншикова, где для них приготовлено было помещение. Собственный домик Петра был очень мал и до крайности просто устроен, поэтому для всех торжественных случаев царь пользовался домом своего любимца, самым большим и богатым во всем Петербурге. Его называли также Посольским домом, потому что здесь давались аудиенции иностранным послам.

День приезда царицы и царевен закончился пиром, а на другой день утром в доме вспыхнул пожар, сильно всех напугавший. Дав своим царственным гостьям время оправиться, Петр 2 мая возил их 28 в Кроншлот смотреть свой балтийский флот, а 13 мая, в день Вознесенья, предоставил им новое торжественное зрелище. В этот день происходила закладка второго каменного бастиона петропавловской крепости. Первый камень положил прибывший из Москвы местоблюститель патриаршего престола митрополит Стефан Яворский; второй камень заложил царь, следующие — царица, царевны и присутствовавшие сановники. Торжество закончилось банкетом в доме генерал-провиантмейстера князя Шаховского.

В июне Петр должен был внезапно прервать лечение и выехать к армии, так как мт Меншикова пришло известие о вторжении Карла XII в Украину.

Между тем опасность угрожала и Петербургу. Шведский король, зная что главные русские силы сторожат его на юге, приказал открыть решительные действия на севере. В августе выступила из Выборга 13-тысячная армия генерала Либекера, и в тоже время против острова Котлин собрался шведский флот. У реки Тосны Либекер стал готовить переправу. Генерал-адмирал Апраксин, заведывав- ший обороной Петербурга, пытался помешать переправе, но шведы, прикрываясь огнем артиллерии, успели перевезти на понтонных плотах 500 человек, которые тотчас окопались на левом берегу. Дальнейшая переправа совершилась беспрепятственно, и 30 августа вся шведская армия была уже на нашей стороне Невы. Апраксин, успевший стянуть свои силы, двинулся следом за ней, беспрерывно ее тревожа, и наконец у Сойкиной мызы совсем ее окружил и отрезал ей все сообщения. Либекер возвел земляное укрепление и окопался, выжидая помощи с моря. Но флот бездействовал, а Апраксин 16 октября двинул войска на штурм, взял окопы, перебил третью часть шведской армии, а 3 тысячи человек взял в плен. Поражение Либекера было полное, и грозившая Петербургу серьезная опасность счастливо миновала.