VIII. ЧЕЛОВЕК ПО СУЩЕСТВУ ПОЛНОСТЬЮ ПОДЧИНЕН ВЕЧНЫМ ЗАКОНАМ ПЕРВОГО ПРИНЦИПА

Какое получает он первое восприятие? Восприятие боли. Затем идет удовольствие от кормления.

Но я хочу мыслить, и я мыслю — говорят наобум многие люди. Задержимся на этом. Какова наша 'первая идея, после того как мы испытали боль? Идея груди, которую мы сосали; затем — лицо нашей кормилицы; далее еще некоторые малые объекты и отдельные потребности производят на нас впечатление. До сих пор разве можно осмелиться утверждать, будто мы не были чувствующими автоматами, злополучными зверюшками, брошенными на произвол судьбы, не обладающими ни сознанием, ни силой, — одним словом, выкидышами природы? Кто осмелится сказать, что в этом состоянии мы — мыслящие существа, создающие себе представления, обладающие душой? Что представляет собой сын короля при выходе из утробы матери? Он возненавидел бы своего отца, если бы тот не был его отцом. Полевой цветок, попираемый ногами, — предмет, бесконечно его превосходящий.

IX.

Наконец, наступает время, когда большее или меньшее число восприятий, полученных нашим механизмом, по-видимому, предоставляется на наше усмотрение. Мы полагаем, будто творим идеи. Это все равно как если бы, открыв кран фонтана, мы воображали, будто создаем бьющую оттуда воду. Это мы-то творим идеи! Бедные люди! Как? Ведь ясно, что мы не принимали никакого участия в образовании первичных идей, и вдруг мы оказываемся творцами вторичных! Взвесим как следует это тщеславное притязание — быть создателями идей, и мы поймем, что оно заносчиво и нелепо.

Давайте вспомним: во внешних объектах ие содержится ничего, что допускало бы хоть малейшую аналогию или отношение с чувством, идеей и мыслью. Прикажите изготовить глаз или ухо лучшему мастеру по инкрустации — и этот глаз ничего не увидит, а ухо ничего не услышит. Так обстоит дело с нашим живым телом. Всеобщий принцип действия производит в нас всё. Он не сделал для нас исключения из всей остальной природы.

Два опыта, постоянно повторяющиеся на протяжении всей нашей жизни, о которых я писал в другом месте, могут убедить любого мыслящего человека: наши идеи, желания, действия нам не принадлежат.

Первый опыт говорит о том, что никто не знает и не может знать, какая идея придет ему в голову в следующую минуту, какое "появится у него желание, какое он произнесет слово и какое движение сделает его тело.

Второй опыт ясно свидетельствует, что во время сна все совершается в наших грезах без малейшего нашего участия. Мы признаём, что при этом мы — лишь автоматы, на кои невидимое влияние воздействует с силой столь же реальной и мощной, сколь и непостижимой. Влияние это наполняет наш мозг идеями, внушает нам вожделения, страсти, желания, размышления. Оно приводит в движение все члены нашего тела. Случается изредка, что мать на самом деле удушает во время иллюзорного сна своего спящего рядом с ней новорожденного ребенка; друг убивает своего друга. Иные действительно наслаждаются незнакомой им женщиной.

Если бы наша жизнь была точно поделена между бодрствованием и сном вместо обычной нашей траты на сон примерно трети нашего бренного существования и если бы мы во сне всегда грезили, в этом случае было бы убедительно доказано: половина нашего существования от нас не зависит. Но если предположить, что из двадцати четырех часов мы проводим в сноведениях восемь, становится очевидным: по крайней мере, треть наших дней не принадлежит нам никоим образом. Добавьте сюда пору детства, время, уходящее на чисто животные отправления, и судите сами, что от этого остается. Вы с удивлением должны будете признать: половина вашей жизни не принадлежит вам ни в коей мере. Теперь поймите, насколько непоследовательно будет считать, будто половина жизни зависит от вас, другая же половина — нет.

Итак, сделайте из этого вывод, что универсальный принцип действия совершает в вас всё.

Тут меня останавливает янсенист, говоря: вы плагиатор, вы заимствовали вашу теорию из знаменитой книги «Действие бога на творения», или, иначе, «Физическое преддвижение (premotion)», принадлежащей нашему великому патриарху Бурсье, о коем мы сказали, что он «обмакнул свое перо в чернильницу божества». Нет, мой друг, я никогда не заимствовал ни у янсенистов, ни у молинистов ничего, кроме сильнейшего отвращения к их интригам и чуточки равнодушия к их мнениям. Бурсье, принимая бога за собственный рупор, полагает, что ему точно известно, какой характер носил сон Адама, когда бог извлек из него ребро для сотворения его половины, и каково было его вожделение, его обычная и актуальная благодать. Он знает, как и святой Августин, что в земном раю можно было делать детей без сладострастья, подобно тому как кидают семена в поле, т. е. не испытывая при этом плотского наслаждения. Он убежден, что Адам грешил в земном раю лишь по рассеянности. Лично я ничего этого не знаю и ограничиваюсь тем, что восхищаюсь людьми, обладающими столь прекрасными и глубокими познаниями.