Субстанция как субъект.

Конечно, при всем отличии объективно-идеальных принципов друг, от друга в различных системах, они, в конечном счете, принимают черты верховного, божественного существа. С точки зрения марксистско-ленинской философии, объективный идеализм, каким бы своеобразием он ни обладал,— религиозная точка зрения, признающая в том или ином виде существование бога.

Философия Гегеля — объективный идеализм. Содержание этого идеализма, его принцип, развитие этого принципа и результат его развития — субъект. Субъект, о котором говорит Гегель, не человеческий субъект: он объективно существующий субъект, субъект, существующий независимо от человека, от человеческого сознания, субъект, который в то же время является объектом. Он отличается от понятия субъекта, фигурирующего в философии Канта и Фихте. Субъект в философии Канта — не индивидуальный субъект, он трансцендентальный, и все же он является человеческим сознанием; субъект Фихте, в конечном счете, целиком субъективен, И если он, по мнению Фихте, должен быть субъект-объектом, ТО 182 только «субъективным субъект-объектом», как его характеризует Гегель.

Субъект, с точки зрения Гегеля, в противоположность субъекту Фихте «объективный субъект-объект», такой, который существует «до человеческого сознания», «до возникновения природы и конечного духа».

В кантовской философии дух понимается как сознание, и поэтому в ней содержатся определения только его феноменологии, а вовсе не его философии. Сознание тут конечное, так как имеет отношение к чему-то потустороннему, к вещи в себе. Правда, Кант выработал понятие рефлектирующей силы суждения, с помощью которого он доходит до идеи духа, к субъект-объективности, к созерцающему рассудку, но ведь эта идея духа сводится им до субъективной максимы. Поэтому Райнгольд был прав, истолковав кантовскую философию как теорию сознания, вложив в понятие сознания «способность представления»201. С этой точки зрения, мысль—это лишь наша субъективная мысль. Действительность, построенная с помощью этих мыслей, с помощью такого сознания,—наша собственная действительность, она в нашем сознании. Философия, конечно, не может удовлетвориться таким субъективным идеализмом, согласно которому все содержание нашего сознания принадлежит нашему мышлению и создано только им202.

И Фихте не смог преодолеть субъективный .идеализм. Исходным пунктом философского развития для Фихте служит «Я»; категории должны были получиться в результате его деятельности.

Но «Я» в философии Фихте «не свободная, спонтанная деятельность», она побуждается к деятельности лишь внешним толчком. «Я» достигает самосознания только посредством реакции на этот толчок; но природа толчка остается «непознанной, вінешней», и поэтому «Я» остается всегда обусловленным, которому противостоит нечто иное»203.

И Кант и Фихте остановились на точке зрения субъективного сознания, субъективного духа. Ни один из них не дошел еще «ни до п о н я т и я, ни до духа, как он есть в себе и для себя, но только до духа как он есть в отношении другого (Beziehung auf ein anderes)»4.

Нужно подчеркнуть — и это раз и навсегда,— что мысль- не есть лишь наша мысль. Мысль существует независимо от нас. Она обладает объективной реальностью; более того — если что-либо обладает объективной реальностью, так это вг первую очередь мысль, а не что-либо другое.

Такое понимание мысли и мышления сплошь субъективно. Этому «субъективизму» Гегель противопоставляет СВОЙ204 взгляд, согласно которому мысль — объективная мысль. Согласно этому взгляду, «мысли могут быть названы объективными мыслями, причем к таким объективным мыслям следует причислять также и формы, которые рассматриваются в обычной логике и считаются обыкновенно лишь формами сознательного мышления»1.

Следует особо подчеркнуть, что Гегель говорит не об объективном значении мыслей; признание объективного значения мыслей - вовсе не показатель идеализма. С точки зрения диалектического материализма, мысли, понятия, идеи не могут существовать вне и независимо от сознания, объективно, но тем не менее они могут иметь объективное значение* поскольку они отражают независимую от сознания объективную действительность, поскольку в этих понятиях, идеях* вообще мыслях есть такое содержание, которое не зависит от человека, от человечества. Из того обстоятельства, что мысли существуют в сознании, субъекте, не вытекает, что они субъективны.

Гегель прав, критикуя Канта и Фихте за их субъективизм,, он защищает точку зрения объективного значения мысли, но достигает этого путем онтологизации мысли: мысль существует объективно. «Что в мире есть разум, это означает то же самое, что выражение: объективная мысль»205. Но это выражение неудобно именно потому, что слово мысль слишком часто употребляется в значении того, что принадлежит лишь духу, сознанию, а слово объективное точно так же употребляется обычно в значении недуховного»206.

Мысль объективна, она внутренняя сущность мира; но этим

Гегель не хочет сказать, что он приписывает предметам природы сознание.

Онтологизация мысли означает, что сам предмет является существующей мыслью. Поэтому для Гегеля не субъект обладает мыслями, но субъект сам представляет собой мысль. Выражение «субъект мыслит»—если, конечно, речь идет не о «конечном духе», а о субъекте как об основе действительности и исходном пункте философской системы Гегеля — значит не то, что субъект мыслит о предметах, независимых от него; смысл этого выражения заключается в том, что субъект, который не что иное, как мысль, делает самого себя предметом мысли, он мыслит самого себя как мысль и мыслит о мысли как о самом себе. Не у субъекта есть мысли, а субъект— сама мысль и мысль — сам субъект. Субъект-мысль и есть принцип всей философской системы Гегеля.

Для начала, сущности, принципа действительности философия давно уже выработала понятие субстанции. Гегель не отказывается от этого понятия; но понятие субстанции ничего не говорит о характере философской системы, пока не раскрыто содержание этого понятия. Даже указание на общий характер субстанции, именно указание на то, духовна, идеальна эта субстанция или материальна, определит лишь общий характер системы, ее идеалистический или материалистический характер. Но каковы конкретные особенности философской системы, в чем ее своеобразие, чем она отличается от родственных — идеалистических или материалистических — систем, все это, конечно, не решается указанием на материальность или идеальность субстанции.

Гегель признает субстанцией действительности духовное, идеальное. Все своеобразие гегелевской системы будет зависеть от того, какой смысл вложит он в понятие духовной субстанции.

как субъект»207. Во всех своих произведениях, где только речь идет о субстанции, об истинном, Гегель всегда специально подчеркивает это обстоятельство: сущность и субстанция действительности— субъект. Понятие субстанции-субъекта определяет своеобразие философской системы Гегеля. «Живая субстанция есть... бытие, которое на самом деле (in Wahr- heit) есть субъект»208. «Истинное — тотальность, полнота, а тотальность, полнота есть субъект», разум, абсолютный дух. «То. что действительно только в форме системы, или что субстанция по существу есть субъект, выражено в представлении, согласно которому абсолютное есть дух — это возвышеннейшее понятие, принадлежащее новому времени и его религии»209.

В предисловии к «Феноменологии духа» мысль о том, что истинное, субстанция есть субъект, варьируется многократно. Вся философская система Гегеля излагает историю становления субьекта, и было бы удивительным, если бы эта мысль не повторялась в других произведениях Гегеля. История становления субъекта — это история пути от an sich до fur sich; то, что в начале было «в себе», в конце становится «для себя». «Эта субстанция, однако, которая есть дух, есть его становление тем, что он есть в себе... В себе он есть движение, являющееся познанием, т. е. превращение бытия в себе (jenes Ansich) в бытие для себя, превращение субстанции в субъект...»210.

Третья часть «Науки логики», в сущности, целиком рассматривает субстанцию как субъект, поскольку понятие, которое является предметом этой части, и есть то, что Гегель понимает под понятием субъекта.

Критикуя философию Спинозы, Гегель указывает, что она стояла на точке зрения субстанции и не смогла возвыситься до понятия субъекта. «Уже ранее, во второй книге «Объективной логики» (стр.

Спинозы.—К. Б.) не следует поэтому смотреть, как на некоторое мнение, как на субъективный, произвольный способ представления и мышления некоторого индивидуума, как на заблуждение спекуляции; напротив последняя на своем пути необходимо перемещается на эту точку зрения, и постольку эта система совершенно истинна».

Точка зрения субстанции — необходимая ступень в развитии философской мысли, и постольку она совершенно истинна на определенном этапе развития. «Но эта точка зрения не есть наивысшая». Она пройденный момент, она преодолена, но сохранена как момент, идеализованно. Она поэтому не ложная: «...в ней следует расматривать как ложное лишь признание ее точки зрения за наивысшую»212.

Правда, атрибутам субстанции Спиноза считает мышление, следовательно субстанция «содержит в себе само мышление, но лишь в его единстве с протяжением».

Сшинозовской субстанции не хватает «рефлексии в себе». Конечно, сущность действительности — субстанция; это выражение представляет собой тавтологию. Мышление как атрибут не выделено из субстанции как «отделяющее себя от протяжения», оно не характеризуется как «процесс определения и формирования», как «возвращающееся в себя и начинающееся «из самого себя движение»213.

Развитие абсолюта в философии Спинозы не дошло пока до завершения, «...это завершение не есть уже сама субстанция, оно есть нечто более высокое, понятие, с у- бъе к т»г.

Ленин, комментируя взгляды Гегеля относительно философии субстанции, пишет: «Важное значение философии Спинозы как философии субстанции (эта точка зрения очень в ы- сока, но неполна, іне самая высокая: вообще опровергнуть

философскую систему не значит отбросить ее, а развить дальше, не заменить другой, односторонней противоположностью, а включить ее в нечто более высокое). В системе Спинозы нет субъекта свободного, самостоятельного, сознательного (недостает «свободы и самостоятельности самосознающего субъекта»), но и у Спинозы атрибутом субстанции является мышлени е»214.

Истинное, таким образом, не только субстанция, но также и субъект, причем под понятием субъекта подразумевается «свободная», «самостоятельная», «самосознающая» субстанция. Субстанция только в том случае является субъектом*, если она «представляет собой становление самой себя»215. Собственным и необходимым определением субстанции как субъекта служит полагание (Setzen) того, что есть в себе и. для себя216. Но полагание того, что есть в себе и для себя, — результат долгой работы, долгого развития, становления, са- мополагания (Sichselbstsetzen). Субъект есть целое, так как истина есть целое; но целое осуществляется путем своего развития. Поэтому субъект «по существу есть результат», он в конце развитие (am Ende) есть то, что он есть по истине; «и в этом состоит его природа, чтобы быть действительным, субъектом или становлением самого себя (Sichselbstwerden)»217.

Субстанция как субъект не есть нечто непосредственное^ она опосредствована, но опосредствована не чем-то чуждым, внешним, а самой собой; она чистая отрицательность, благодаря которой представляет собой раздвоение единого, проявляющееся в рефлексии в себе; она — субъект, так как имеет себя в качестве объекта, и, работая со всей «строгостью, скорбью и терпением» над своей отрицательностью, она достигает «для себя бытия», обогащенная всем богатством развитой формы. Только посредством своего осуществления действителен субъект. Таково становление субъекта, это — «круг, который имеет предпосылкой и своим началом конец как свою цель и который только посредством своего осуществления и конца действителен»218.

Поэтому сказанное можно выразить следующим образом: субъект есть целесообразная деятельность. Бытие для себя, т. е. отрицательность обусловливает движение, деятельность. Действительность понятия субъекта заключается в его самодвижении219. 3.