Перспективы реформы

В сегодняшней России и других республиках Советского Союза идея реформы прочно укоренилась не только среди ученых, но и среди политиков, и даже простых людей. Однако успех реформ ничем не гарантирован. Не преодолено еще такое препятствие, как «примитивная социальная грамматика»; другое препятствие — шаткость политической власти; есть и проблема создания демократической инфраструктуры, которую надо возводить фактически на пустом месте; существует опасность, что вновь созданное общественное пространство займут неподходящие люди.

Мамардашвили весьма реалистичен в отношении последней возможности. «Нет гарантий, что гражданское общество всегда благо, — сказал он. — Оно соотносится с историческими возможностями человека; история — это драма добра и зла. В выборе между добром и злом — достоинство человека. Не существует рецепта человеческой свободы, как нет средства от людского идиотизма.

Когда на это я заметил, что мы, на Западе, склонны к прагматическому взгляду на политику и избегаем возводить ее в ранг исторической драмы противоборства добра и зла, он печально улыбнулся и промолчал. Но улыбка его говорила о чем-то, и я думаю, что понял ее значение. Она говорила, что когда политику лишают ее исторических и этических опор, когда ее сводят к игре корыстных интересов, когда забота о власти и порядке подменяет заботу о гражданских добродетелях (или, наоборот, все погружаются в трясину утопических рассуждений), когда рыночный жаргон берет верх над благородным идеалом высоких достоинств, тогда мы остаемся у разбитого корыта. Именно об этом, я полагаю, говорила его улыбка. «Во всяком случае, — продолжал Мамардашвили, — ход событий доказал, что республиканский дух еще жив в генетической памяти народа. Реформа, безусловно, началась, и, я убежден, это — наш последний шанс. Если мы упустим этот момент, другой возникнет нескоро».

Я спросил Мамардашвили, что сейчас самое главное. «Конечно, образование, — ответил он сразу. — Образование, определенно образование». И привел образ свего любимого поэта Рай- нера М. Рильке: пустое пространство, через которое пролетает птица: в результате оно меняется, становится наполненным смыслом полета птицы. Так и пространство нашей жизни, оно зави- сит от смыслов и значений, которые мы придаем ему. Это есть, говорит Мамардашвили, дело образования: заполнить то, что пусто, оживить то, что безжизненно, придать человеческий смысл и назвать по-человечески то, что иначе осталось бы безличным. Дело образования — помочь человеку понять себя, выразить себя в слове и искусстве, восторгаясь и обожествляя, печалясь и страдая, радуясь и восхищаясь, чтобы умереть с достоинством. Одним словом, стать сознающим. И если мы делаем это хорошо, мы изменяем занимаемое нами пространство, мы делаем мир другим. Если мы делаем это хорошо, говорит Мамардашвили, то можем повторить вслед за Рильке: «В конце концов мы не потерпели поражения — мы смогли воспринять пространство, это щедрое пространство, ставшее и нашим пространством».

Это сильная метафора.