ИНТЕЛЛЕКТ

ВЕЧНОСТЬ

Но этот интеллект — вечен ли он? Несомненно, ибо допускаю ли я или отвергаю вечность материи, я не могу отбросить вечное существование ее верховного мастера; и очевидно, если он существует ныне, ои существовал всегда.

XVII. НЕПОСТИЖИМОСТЬ

На этом обширном пути я сделал пока не более двух-трех шагов. Я хочу знать, является ли божественный интеллект чем-то абсолютно отличным от вселенной примерно так, как скульптор отличен от созданной им статуи, или же эта мировая душа связана с миром и его проникает так приблизительно, как то, что я именую моей душой, связано со мной, в соответствии с известной идеей античности, превосходно выраженной Вергилием:

Mens agitat molem, et magno se corpore miscet 48.

(Энеида, кн. VI, ст. 727)

И у Лукана:

Juppiter est quodcumque vides, quocumque moveris 49.

(кн. IX, ст. 580)

Но внезапно что-то останавливает мое бесплодное любопытство. Жалкий смертный! Если ты не можешь проникнуть в глубину своего собственного интеллекта, не можешь познать то, что тебя одушевляет, как можешь ты постичь невыразимый интеллект, явно возглавляющий всю материю? Он существует, всё говорит мне об этом, но где тот компас, что проведет меня в его вечное и неведомое обиталище?

XVIII.

Бесконечен ли этот интеллект по своему могуществу и объему, как он неоспоримо бесконечен по длительности? Сам по себе я не могу о том ничего знать. Интеллект этот существует, следовательно, существовал всегда — это ясно. Но что за представление могу я иметь о бесконечном могуществе? Как могу я постичь актуально сущую бесконечность? Как могу вообразить, будто верховный интеллект содержится в пустоте? Ведь с бесконечностью в пространстве дело обстоит иначе, чем с бесконечной длительностью. Бесконечная длительность истекла в тот миг, как я говорю,— это несомненно; я не могу ничего добавить к этому минувшему времени, но я всегда могу что-то добавить к пространству, которое я постигаю, как я могу делать добавления и к постигаемым мной числам. Бесконечность числа и протяженности лежит за пределами моего понимания. Что бы мне здесь ни говорили, ничто не освещает мне эту пропасть. К счастью, я чувствую, что мои сомнения и мое неведение не способны нанести ущерб морали: можно сколько угодно не постигать ни необъятности заполненного пространства, ни безграничного могущества всё сотворившей силы, каковая тем ие менее способна еще творить: это лишь сильнее обнаружит слабость нашего разума, а такая слабость только более подчинит нас вечному бытию, чьим творением мы являемся.

XIX. МОЯ ЗАВИСИМОСТЬ

Мы — творения бога. Вот интересная для нас истина, ибо познавать с помощью философии, в какое время бог сотворил человека и что он делал раньше, суще- ствует ли он в материи или в пустом пространстве, действует ли всегда или нет, действует ли он повсеместно, в себе или вне себя,— все эти исследования усугубляют во мне чувство глубокого моего неведения.

Более того, я вижу, что в Европе едва ли есть дюжина людей, чьи писания по этим абстрактным предметам несли бы на себе хоть какие-то следы методичности. Но даже если бы я предполагал, будто они излагают предмет понятно, что из этого следует? Мы уже признали (раздел IV): вещи, пониманием которых может похвастаться столь небольшое число лиц, бесполезны всему прочему человечеству.

XX. ЕЩЕ РАЗ О ВЕЧНОСТИ

Поскольку семя рождается от другого семени, возникает вопрос, существовала ли здесь непрерывная преемственность, бесконечное развитие зародышей и всегда ли существовала природа благодаря необходимой последовательности верховного бытия, существующего самого по себе? Если бы я доверял здесь лишь своему слабому разуму, я бы сказал: мне кажется, природа всегда была одушевлена. Я не могу постичь, каким образом причина, воздействующая на нее явно и непрерывно, имея возможность действовать во все времена, не действовала извечно. Вечная праздность деятельного и необходимого существа кажется мне нелепостью. Я вынужден считать, что мир всегда проистекал от этой первичной и необходимой причины, как свет истекает от Солнца. Благодаря какой связи идей я бываю вынужден всегда верить в вечность творений вечного бытия? Моя концепция, как бы робка она ни была, обладает доста- точной силой для того, чтобы прикоснуться к необходимому бытию, существующему само по себе, но она недостаточно сильна, чтобы постичь небытие. Существование одного-единственного атома, кажется мне, доказывает вечность существования; но ровно ничего не доказывает мне небытие. Как! Небытие было в том самом пространстве, где ныне есть нечто? Это представляется мне непостижимым. Я не могу допустить подобное небытие, разве что откровение укрепит меня в моих мыслях, воспаряющих над временами.

Я хорошо знаю: бесконечный ряд существ, не имеющих своего начала, также бессмыслен; Сэмюел Кларк это вполне доказал. Но он даже не пытается отрицать, что бог протянул эту цепочку из вечности; он не осмеливается сказать, что извечно деятельное бытие в течение столь длительного времени не могло реализовать свою активность. Ясно, что у него была такая возможность; но если она была, у кого хватит дерзости заверять меня в том, что оно ее не осуществило? Это может изречь — еще и еще раз — одно только откровение; однако мы не пришли еще к подобному откровению, разбивающему вдребезги всякую философию,— к этому светочу, перед которым меркнет любой другой свет.