1.1. Ю. Г. Шоттель и lingua ipsa

Обостренное ощущение ценности родного языка было столь свойственно философам и поэтам середины XVII века; недаром еще в 1612 г.

Такое обостренное ощущение ценности родного языка не было чуждо и Шоттелю, воспевавшему в своем «Плодоносном саду отрады» достоинства прежних поколений немцев, которые «строго соблюдали свои неприкрашенные порядки / сохраняли чрезвычайно полезные рыцарские упражнения в добродетели / и предохраняли их от чуждого влияния / и свой древний: родной язык / как от власти времени / так и от пронырливого любопытства иностранцев сохраняли несмешанным/ и неиспорченным / и донесли до нас таковым: насколько же однако / в нашу смутную годину войн и несчастия / столь досточтимые власть / доверие / обычаи и язык Германии / в состоянии и силе остались / с» том пусть свидетельствуют плачущие кровавыми слезами от глубокого сожаления очи наши» [Schottel 1647, 4].

Однако наиболее ярко выражена в трудах Шоттеля (в особенности в его знаменитых «Хвалебных речах» в честь немецкого языка) идея родного языка, «который ты впитал в колыбели из сладостного агуканья твоей матери вместе с молоком» и который каждый должен «сохранять с любовью и уважением» [Schottel 1663, 18], ибо «какой человек не несет в себе стремления в: своему прирожденному родному языку / если только ему не присуще ослиное упрямство / и он не лишился всякого возможного рассудка / так что он не желал бы уважать того / что его предки говаривали / и что героического совершали» [Schottel 1663, 18]. Шоттель воспевает не только красоту звучания родного языка: «Наш немецкий язык широк/ просторен / чист и прекрасен / полон искусства и тайн / и из-за его основательных качеств его нельзя / попросту / выхватить / из воздуха: но усердием и трудом следует изучать то / как всякий неповседневный conceptum или'осмысленное понятие (Sinnbegriff) следует облекать в истинное и естественное немецкое изящество / и делать приятным и известным для слушателя» [Schottel 1663, 10]. Еще важнее другое обстоятельство: «Однако ежели кто-либо / с подобающим усердием / осмотрится в немецком языке немного / лишь издалека увидит пребогатые сокровища / то я с уверенностью полагаю / он будет со всею любовью / ему / привержен как высокочтимому родному языку / и откажет в благосклонности своей тем / кои превозносят себя как знатоки языков / и охотно все приуменьшить же- лают / ибо им все же в истинном знании большой недостаток присущ» [Schottel 1663,10-11].

Трагические обстоятельства, сопровождавшие Германию в тот период ее истории, одновременно повлекли за собой необычайную волну энтузиазма по отношению к родному языку в среде литераторов и языковедов, в результате чего и возникли языковые «ордена», и роль Шотгеля в этом процессе трудно переоценить.

В качестве фона для размышлений Шоттеля служит идея целостной знаковой системы, ars combinatoria [Schottel 1647, XI]. Вместе с тем, М. Верли отмечает черты «ученого национализма», наследующего германофильскую» романтику У. фонГуттена и Авентина [Schottel 1647, XIII]. Это качество мы еще не раз отметим, исследуя сходные концепции в европейском и американском языкознании.

В десятой хвалебной речи Шоттель призывает всех немцев следовать примеру «прилежных предшественников в этом, евреев / греков / и латинян», а также египтян, фригийцев, французов, итальянцев и испанцев, которые «совместно не только свое отечество / но и язык своей страны (Landsprache) возвысили / украсили его/ отправили в путешествие по всему миру / и у иностранцев также / а особо у нас, немцев, заслужили себе славу и честь / так что мы даже ради того, чтобы изучить их язык / и увидеть их славное отечество / покидаем наш язык и наше отечество / и с опасностью для жизни и с большими расходами повсюду путешествуем / насыщая нашу жадную до чужеземного натуру другими обычаями и языками / а у нас иностранную манеру и ненемецкую речь поддерживаем» [Schottel 1663, 149-150].

Шоттель имел все основания сокрушаться по поводу недостаточного внимания к родному языку в германских княжествах, на фоне того, что, к примеру, кардинал Ришелье в 1635 г.

Шоттель обращает внимание современников на свойственное «известным авто рам, кои о языках и разнообразных качествах таковых писали», мнение о немецком языке как о «грубой, варварской, невнятной речи», замечая при этом: «Они же стучат по нему (немецкому языку — P.O. А.) I как по большому железному ларцу / но не ведают того / пуст он или полон поелику не желают иметь ключ к нему / и не могут с иностранною отмычкой найти скважину» [Schottel 1663, 150]2. Опровержение такого воззрения является лейтмотивом всех трудов Шоггеля, посвященных «верхненемецкому наречию» как communis Germaniae Mercurius [Schottel 1663, 174]. Именно в последнем смысле Шоттель уже в 17 веке наделяет верхненемецкий язык чертами родного языка (в его транскрипции, MutterSprache) всех немцев, sicut Attica Dialectus pro Lingua Graeca, Romana Dialectus pro Lingua Latina, & alias vox Dialecti pro Lingua ipsa usurpatur [Schottel 1663,175].

Важно отметить и то, что Шоттель в своем «Подробном труде о немецком языке» приходит к идее «немецкой языковой натуры» (Teutsche Sprach-Natur): во второй похвальной речи он рассуждает об истоках «благороднейших основ нашего языка» и приходит к мнению, что эти основы определяются не просто «натурой» человека как такового, а именно «примесью немецкого разума», «заветом немецкой язьжовой натуры» [Schottel 1663, 16]. Однако это замечание, без сомнения, яв:іяющееся самым первым тезисом идиоэтничности в немецкой языковой фил ософии, к сожалению, не приобрело в научных изысканиях Шоттеля статус методического принципа.