2.1. Открытие родного языка как феномен человеческой истории

К идеям, формировавшимся в рамках концепции Вайсгербера с самого раннего этапа и оформившимся к концу 40-х гг., необходимо в первую очередь отнести идею о языке как первостепенном историческом источнике, многоликом зеркале истории и, более того, одной из предпосылок исторической жизни народа [SW106, 11-13].

Однако в его устах это высказывание приобретает форму постулата о параллельности языка и истории [SW106, 30]. Язык выступает, с точки зрения истории, как ее объект, ее зеркало, ее медиум и, наконец, сила, ока- зывающая на нее влияние [SW106, 21]. Прежде всего, исторический процесс свершается в медиуме языка, так что «только принципиально одаренные языком существа способны обладать историей» [SW106, 14]. В связи с этим Вайсгербер и ставит перед собой задачу «проследить историю некой группы людей как языкового сообщества с той точки зрения, каким образом при этом родной язык оказывается действенной силой, выходя за рамки тех возможностей, которыми он располагает в первую очередь» [SW106,20].

В первых набросках феноменологии родного языка, сделанных в 20-х гг., Вайсгербер намечает контуры того исторического явления, которое он позднее назовет открытием родного языка.

Феноменология родного языка строится им, прежде всего, в пику Фосслеру и его адептам. Опираясь на точку зрения Гумбольдта на языки как «преимущественные созидающие силы в человеческой истории», которые вместе с их различиями между собою следует понимать как «проходящую через всю историю человечества стихию» [Humboldt Werke IV, 429], Вайсгербер вычленяет из предыдущей традиции три ступени переосмысления взаимоотношений между 5ізьіком и историей: язык как предмет истории (у младограмматиков), язык как зеркало истории (у К.

Тот, кто уже «однажды обдумал и осознал, что означает родной язык в жизни народа», тот уже не забудет, что значит1 совладеть общим культурным достоянием в качестве члена сообщества и какая роль ему пристала как со-хранителю такого достояния [SW47, 29]. Один из важных результатов подобных исследований — это также и попытка «проложить дорогу к пониманию чужого народа», что представляется Вайсгерберу важнейшей задачей филолога (и это, между прочим, говорилось им в 1941 году!). Наконец, понимание значения родного языка и осознание особости чужого языка и чужого народа дополняются естественной задачей — выяснить, «насколько и почему разнице языков сопутствуют различия в общей культуре, образе мышления, культурных целях и действиях» [SW47, 48]. Родной язык выступает в данной концепции не как пассивное средст- во фиксации исторических событий; Вайсгербер призывает внимательно присмотреться, как царит язык в глубинах жизни народа, как он не только сопровождает народ через всю его историю, но и со-управляет им и созидает его и как он именно в решающие периоды народной жизни разворачивает свою силу как язык — мать целого народа.

Опсрытие родного языка — фрагмент самопознания человеческого духа, позволяющий, по мысли Вайсгербера, постичь основные жизненные процессы народа, которые «именно в силу того, что они будят ведущие силы исторической жизни, оказываются стимулами большой важности» [SW97, 9].

В конкретном случае немецкого языка «речь идет о том, чтобы увидеть, как в истории немцев родной язык в определенное время особенно выступает на передний план среди прочих этносозидающих сил, как он однозначно участвует в том, чтобы обосновать определенные исторические процессы, решить определенные общие задачи повседневной жизни, указать всем цель их деятельности» [SW106, 28]. Метод, которым пользуется Вайсгербер для поисков фрагментов открытия родного языка, состоит в том, чтобы «выявить моменты активного внимания к родному языку и присмотреться как минимум к тем знакам, которые позволяют увидеть повышенную действенность родного языка в повседневной жизни. Ведь в таких движениях, вероятнее всего, можно выявить как воздействия отдельных средств языка, так и взаимосвязи внутри целостности родного языка и языковош сообщества; и когда на основании достаточно многочисленных ярких сіучаев станет возможным проникновение в эти взаимосвязи, то мы сможем, пожалуй, осуществить углубленное постижение размаха этих воздействий, которые проистекают из "само собою разумеющегося" бушевания (Walten) родного языка внутри языкового сообщества» [SW106,29].

В качестве опоры при подобном поиске могут выступать неосознанные способы поведения членов языкового сообщества: различные формы внимания к родному языку, знаки внутреннего участия, слова, помогающие осознать факты, связанные с родным язйком, изменения в использовании родного языка.

В результате предпринимаемого исторического поиска, когда следовало проследить, что стимулировало подобные формы поведения и каким образом оно приобрело влияние на жизнь и труды языкового сообщества, Вайсгербер определяет десять ступеней открытия родного языка: 1.

Наивная вера в язык — «форма обращения с языком, при которой между словом и предметами ощущается пока еще небольшое различие и люди без сомнений склонны рассматривать использование языка как часть обращения с предметами как таковыми» [SW97, 14]. Эта форма поведения может считаться фундаментом такого типичного даже для современного человека явления, как наивный реализм. 2.

Обожествление языка, «включение его в число божественных сил с вытекающими отсюда формами поведения» [SW97, 14]. 3.

Открытие ограниченности собственной языковой области в результате столкновения с иноязычными (пример: Hellenes kai barbaroi). Примечательно то, что греки не выдумывали идеи barbaroi, еще в древнеиндийском имелось обозначение неиндийских народов barbara («бормоча»), а шумерское barbar (:шостранец) и вавилонское barbaru. (чужак) являются, по всей вероятности, древними заимствованиями. Это слово «изначально подчеркивает языковую отличность, причем соприкосновение с "бормотанием" проистекает из впечатления непонятного, смешной тарабарщины, которую представляет собой для простого человека чужой язык» [SW97, 36-37]. Однако именно у греков это понятие стало особенно важной ступенью в осознании самостоятельности греческого мира: «В дистанции по отношению к "варварам" родной язык стал для них той ценностью, на которой они основали позицию, кажущуюся нам высокомерной, но которая была важной предпосылкой того, что іреки, окруженные морем "варваров", остались верны себе и тем самым обеспечили своему творчеству самобытность и мировое влияние одновременно» [SW97,39]. 4.

Греки открывают учение о logos'e, римляне формируют идею lingua latina и patrius sermo, а германцы — идею modurmal. 5.

Осознание ценности собственного, родного языка в особой языковой ситуации средневековья, чему способствовало противоборство с другим господствующим или распространяющимся языком (примеры: возникновение идеи deutsch, борьба с господством латыни в Италии). Относительно того факта, что название языка поднимается до имени народа (как в случае с deutsch), Вайсгербер отмечает следующее: «Из превращения имени языка в имя народа слышится первое осознание дальнейшей значимости языкового сообщества. Слово deutsch охватывает таким образом также более высокую ступень понятия Muttersprache. Если из позднего появления слова Muttersprache в верхненемецком желают извлечь довод против общегерманского происхождения этого словесного образования, то теперь &1Ы приходим к иному выводу: слово deutsch — не только полноценный представитель идеи Muttersprache, но и в его исторической действенности — доказательство силы, с которой продолжала действовать в мышлении немцев схваченная понятием Muttersprache оценка языка.

Растущее признание ценности родных языков в Новое время, открытие родных языков в романской12, германской13 и славянской14 областях [SW97, 16] [SW268, 201]. Это время попыток доказать древность немецкого языка, в противоположность учению о «трех священных языках». Около 1500 г. так называемый Верхнерейнский Революционер высказал мысль о расширении власти родного языка и мечтал о том времени, когда священный немецкий язык опояшет весь мир. Он же выдвинул и смелый для того времени тезис о том, что Адам и Ева говорили в раю по-немецки!

К этому добавляются отстаивание самостоятельного характера и ценности немецкого языка как наименее смешавшегося с другими языками. Около 1520 г. в немецкий понятийный мир входит идея Muttersprache. Беатус Ре- нанус уже в 1530 г., а Дазиподиус в 1536 г. отстаивали ту идею, что «Германия — это вся немецкая сторона* до тех пределов, где еще звучит немецкая речь». Стремление отстаивать исконный, изначальный характер родного языка было свойственно фламандцу Горопиусу Беканусу (1569), и баску Эрро (1814), и венгру Штефану Хорвату (І825). А. Даубе называет в качестве недавнего примера «теорию солнечного языка», на которой были основаны решения М. К. Ататюрка, создавшего в 1936 г. Общество по изучению турецкого языка с целью культивирования языка и культуры на национальной основе [Daube 1940, 1]. 7.

Обособление Нидерландов и роль языка в этом процессе; особенная роль языковых обществ во время Тридцатилетней войны, которая в истории Германии связана с колоссальной катастрофой, с этнической точки зрения; родной язык и на самом деле оказался той связующей нитью, которая помогла восстановить этнические связи и спасти этнос от окончательного распада. В этот бедственный период в различных областях Германии, как известно, возникают языковые общества. 8.

Конец XVIII века: оценка языка Немецким Движением — «масштабная попытка понять языки как созидающие силы жизни и отсюда сделать вклад в истолкование истории человечества».[SW97, 17]; это эпоха первого обновления народной идеи, когда эмоциональная сторона проблемы теряет свою привлекательность, и Фихте и Гёррес именно вследствие гордости за величие и ценность духовного наследия предков — языка — отказываются от стремления беспорядочно допускать всех иноязычных к этому наследию и тем самым стремятся избежать угрозы его самобытности [SW91, 16]. 9.

Последние сто лет — пробуждение небольших языковых сообществ, экспансия младописьменных языков, стремление раздробленных языковых групп к слиянию, усиленные попытки создания языкового права. 10.

Современная картина родного языка как результат труда европейской мысли: «Собственный язык здесь рассматривается как политическая величина в соединении трех его возможностей: как основы внутреннего укрепления государственной жизни, как средство обеспечения достигнутого господства и как путь расширения влияния и силы. Это идеи, кбторые не чужды вовсе любому времени и любому народу» [SW97, 81].

Процесс открытия родного языка носит, по представлениям Вайсгербера, универсальный характер: «Следует настоятельно подчеркнуть, что, показывая определенное "открытие" родного языка, мы не желаем тем самым сказать, что это ощущение и оценка языка суть нечто в данной форме присущее только одному народу или определенному периоду времени. Наоборот, наше исходное положение состоит как раз-таки в том, что всякий родной язык любого народа действенен в любое время со всеми его силами; таким образом, везде можно обнаружить указания на определенные воздействия, и ни один народ не должен считаться изначально исключительным, обладающим или отягощенным особым настроем» [SW97,20].

В поисках исторического объяснения той роли, которая пристала родному языку, во всяком случае, в Германии, Вайсгербер обнаруживает множество интересных фактов, свидетельствующих о том, что понятие родного языка обладало для немцев не только лишь одной эмоциональной ценностью; исторических примеров, «в которых осмысление народного своеобразия исходило преимущественно из языка, а культивирование общего языка было исходной точкой осуществления народной и, наконец, государственной самостоятельности» [SW47, 29]. Таких особенных периодов в истории Германии обнаруживаются четыре: 1)

«первое немецкое единство» (период между 780-950 гг.), в эпоху которого зарождается и формируется этноним deutsch; 2)

борьба за самостоятельность немецкого этноса (1450-1550 гг.), эпоха Немецкого движения; 3)

середрша XVII века, время Тридцатилетней войны; 4)

период первого обновления этнической идеи, время Гердера, Гумбольдта, Гримма, Боппа, Фихте, Арндта, Йана [SW77, 77-81].