Многообразная морфология мистики

Различные проявления мистики образуют в своей совокупности морфологический ряд, в котором в иерархической последовательности нарастет их смысловая и функциональная значимость. Это — психологические проявления мистики, их опредмечивание, рационализация и овеществление, институализация специфических ролей и объединений мистиков, социализация мистики.

Исходный момент этого морфологического ряда составляют специфические чувства и настроения, достаточно четко отличающиеся от обычных религиозных не только по глубине и остроте переживания, но, главное, по своему содержанию. Оно определяется парадигмой архетипических смыслов, касающихся непосредственной связи субъекта веры с высшим сакральным началом. В психологии мистики особенно значимы экста- зы, радения, оккультные оргиастические состояния, представляющие собой в функциональном отношении мистический транс — глубокое изменение самосознания и ощущения личностью своей идентичности. Личностный мистический опыт имеет не только индивидуальные, но и коллективные и даже массовые проявления. В этом случае мы имеем дело с мистически окрашенной социальной психологией, весьма колоритной в широкомасштабных религиозно-мистических движениях профетического, мессианского и эсхатологического характера. Примеров тому множество на протяжении истории, начиная с глубокой древности и вплоть до современности (самые последние — общины затворников в деревне Погановка и в г. Казани, ожидающие скорого конца света).

Значение и функциональная роль мистической психологии сильно возрастает благодаря её опредмечиванию в образно-символической и вербальной формах, т.е. когда её содержание становится предметом художественно-изобразительной, музыкальной, танцевальной, мистериально-драматической деятельности либо разнообразных священных текстов. Опредмечивание религиозно-мистических переживаний, надежд и чаяний является актуальной задачей любого нового религиозного движения в период его становления.

Овеществление мистики производится в форме различных мистических действий и обрядов. Наиболее примечательными из них являются декламации священных мантр, медитацион- ные практики, жесты и телодвижения, исполненные религиозно-мистического смысла, затем участие в таких священных действиях, как церковные таинства, суфийские зикры, постановка развернутых сценических композиций в форме древних мистерий, тибетского цама, литургии христианской церкви. Мистика также овеществляется посредством объектов и субъектов, фигурирующих в практиках соответствующего содержания и значения. Так, например, храмы, различные священные предметы обладают, помимо своего прямого религиозного значения, еще и сугубо мистическим, особенно когда речь идет о намоленном храме, о чудотворной или мироточивой иконе.

Большой вклад в усиление и расширение влияния мистицизма внесла рационализация мистических воззрений и практик в форме теоретически разработанных концептуальных трактовок и учений. Эта тенденция получила значительное развитие во всех крупных религиозно-мистических традициях. До некоторой степени исключением явилось западное христианство, которое в современную эпоху практически утратило детально разработанные еще в Средние века методики формирования мистического сознания (наибольшую известность получили «упражнения», введенные основателем ордена иезуитов Лойолой).

Следующая ступень в усилении функциональной значимости мистики связана с институализацией ключевых ролей мистических действий. Их субъектами являются шаманы-медиаторы и медиумы спиритических сеансов, даосские, индуистские и буддийские гуру-наставники, пророки божественного откровения, церковные священнослужители и монахи.

Кульминацией функционирования мистики является институализация объединений, которым приписывается определяющая роль в сохранении соответствующих теоретико-методических учений и эффективной реализации практик, обеспечивающих продвижение по мистическому пути.

Важнейшее общественное проявление мистики связано с её социализацией — функционированием в общественно-политической сфере. Особое значение всегда приписывалось мистифицированным формам власти, законодательства, общественного уклада жизни, государственно-политического устройства общества. Примеры тому — священные носители высшей власти (фараоны, цари, императоры), а также определенные общественные структуры и системы: законодательство (мусульманская законодательно-правовая система Шариат), жизненный уклад страны (например, в известной доктрине Карташова «Воссоздание Святой Руси»), государственно-политическое устройство общества (идеология «Священной Римской империи», церковно-политическая стратегия русского Средневековья «Москва — Третий Рим», нацистская геополитика «Третьего Рейха»).

Здесь ещё раз следует напомнить, что не все сакральное мистично. Поэтому существенно различие между священными объектами, считающимися таковыми благодаря их мистической связи с высшим сакральным началом (таковы крест и икона для христианской церкви), и сакральными фигурами, декларирующими свою самодостаточность в этом отношении. Последнее относится к большинству лидеров современных новых религиозных объединений, которые считают себя вполне состоявшимися в роли «живых богов» и поэтому не нуждаются в санкционировании своего священного религиозного статуса указанием на мистическую связь с высшим сакральным началом.

Полагаясь на свой божественный статус, эти лица поворачивают вектор мистических ориентаций в обратном направлении (конечно, только у своих фанатичных приверженцев) и, таким образом, реализуют мистику в новом качестве — «метафизическом», демонстрируя на своем примере чудо появления трансцендентного в нашем земном мире. Тем самым новых богоискателей уверяют в возможности реализовать мистическое единение с божеством прямо и непосредственно, здесь и сейчас, буквально воочию. Подобные декларации новых религиозно-мистических движений, несомненно, побуждают мистически настроенных людей обратить свои взоры на их «божественных» лидеров. В этом и состоит главная особенность современного неомистицизма.