Несмотря на мощные усилия контркультуры и все ее благие намерения, в обществе все еще доминирует классическая психология с культом психического здоровья. К вящей радости фармацевтических компаний она продолжает быть ориентирована на лечение нервных расстройств, чаще называемых эмоциональными расстройствами. Последние сто лет все сложное сооружение психического здравоохранения возводилось на концепции эмоционального расстройства личности. К настоящему времени уже сформировалась мировая индустрия, цель которой — помочь людям справиться со своими эмоциями. Психотерапевты, психологи и психиатры всех школ и мастей ни минуты не сидят без дела благодаря постоянному наплыву людей, страдающих от нервных расстройств, проблем с самооценкой, сложных взаимоотношений, психологических травм, кратковременных депрессий и полного расстройства личности. Эти проблемы не ограничиваются исключительно клиническими нарушениями. Многие люди осознают, что не понимают собственных чувств. Число жаждущих улучшить свои коммуникативные способности, восстановить былую уверенность в себе, наладить отношения с другими людьми постоянно растет, и на помощь высококвалифицированным специалистам пришла целая армия консультантов и выстроились легионы книг по соответствующим тематикам. Желательные навыки В последние годы развивается новое направление психологии, получившее название позитивной психологии; оно исследует положительные аспекты человеческой психики, в частности занимается изучением счастья. Кроме того, все чаще признается важность такого понятия, как эмоциональная отзывчивость, или эмоциональный интеллект, названного так с легкой руки Дэниела Гоулмана54, предложившего новый показатель — эмоциональный коэффициент (emotional quotient, EQ). Эмоциональный интеллект представляет собой набор личных и межличностных качеств, включающих: способность понимать свои и чужие эмоции; умение выражать свои чувства; умение ладить с другими людьми; навыки четкой формулировки своих мыслей; эмпатия, или умение войти в положение другого человека; способность позитивно и чутко реагировать на новые ситуации. Эти так называемые навыки межличностного общения в настоящее время считаются самыми желательными личными качествами, поскольку в современном обществе они являются ключевыми факторами продуктивных отношений в семье, на работе и в новом стиле руководства. Люди с высоким эмоциональным интеллектом скорее займут высшие позиции в организациях и сумеют управлять ими в условиях неопределенного настоящего и еще более неопределенного будущего. Эти творческие лидеры смогут инструктировать, наставлять и направлять своих сотрудников — не командовать ими по старинке, а поощрять их развивать уникальные навыки и способности. Лидеры делового мира часто сетуют на то, что новое поколение, пополняющее сегодня ряды сотрудников, выглядит слабее, чем предыдущие поколения. Идеология «изгнания чувств» дала всходы, и в наши дни они выражаются более явно, чем прежде. Гоулман формулирует это следующим образом: «Наибольшую тревогу вызывают данные массового опроса родителей и преподавателей, свидетельствующие о возникшей во всем мире тенденции усиления неблагополучия в эмоциональной сфере детей нынешнего поколения по сравнению с предыдущим. Они более раздражены и непослушны; они более нервные и склонные впадать в тревогу; они более импульсивные и агрессивные и чувствуют себя слишком одинокими и подавленными»855. Люди во всем мире, говорит он, переживают одни и те же проблемы. Во внимание следует принимать множество факторов. В странах с развитой экономикой нуклеарная семья56 исчезает очень быстро. Более того, все меньше людей женятся и выходят замуж, а среди этого меньшинства разводы достигают исторически рекордного уровня. Взрослые проводят больше времени за работой, уделяя своим детям крайне мало внимания. Независимо от условий, во многих семьях дети проводят много времени наедине с различными электронными устройствами, вместо того чтобы играть с другими детьми. Озабоченность родителей преступностью означает, что мало кому из детей разрешают гулять на улице, если только они не находятся под присмотром взрослых. В итоге дети, согласно Гоулману, «не знают тех игр, которые в прежние времена были распространены в уличных кварталах и давали им различные жизненные навыки; а ведь именно в процессе близкого дружеского общения и в суматохе игр дети оттачивают и совершенствуют социальные и эмоциональные качества, которые им пригодятся в последующие годы жизни»9. Теперь поговорим о доме. Тот факт, что мы, люди, вполне материальны, а не просто существа с телесной оболочкой, стал для меня ясен, когда мой сын Джеймс, которому было двенадцать, готовился к важным годовым экзаменам. За несколько недель до испытания он спросил, может ли рассчитывать на игровой компьютер, если хорошо сдаст экзамены. Мы сказали, что нет. Тогда его заинтересовало, получит ли он в этом случае вообще хоть какое-то поощрение; мы его успокоили, ответив, что будем им очень довольны. Наш ответ его не вдохновил. Случилось так, что он благополучно со всем справился и несколько недель спустя снова заговорил о компьютере. На этот раз мы согласились — в основном потому, что к тому времени мне тоже понадобился компьютер. Мы вместе отправились в магазин, где купили компьютер и набор игр. Я потратил час на его настройку, а затем уступил место сыну, чтобы он его опробовал. Внизу в кухне наша восьмилетняя дочь Кейт стояла с куском веревки, которою она нашла в сарае в саду. Она попросила меня сделать ей качели. Я нашел какую-то деревяшку для сиденья, обвязал веревку вокруг ветки яблони и оставил ее счастливо качающейся. Несколько часов спустя Джеймс спустился вниз, увидел ее на качелях и бросился к ним, чтобы тоже покачаться. Вместе они провели на качелях остаток дня, затем следующий день — и буквально все лето. Они изобретали игры, новые способы качаться, трюки, цирковые представления, фантастические ситуации — и все они были связаны с качелями. И старший и младшая смеялись, спорили, наряжались и качались, и в конце концов в земле под качелями образовалась глубокая яма. Время, проведенное на открытом воздухе, и физические игры обогатили их воображение и доставили им гораздо больше удовольствия, чем компьютер стоимостью в несколько сотен долларов, пылящийся на втором этаже. Хотя я очень сомневаюсь, что мотивация Джеймса повысилась бы, если перед экзаменом я сказал бы ему, что в случае хорошей оценки он сможет взять старую веревку из сарая. Многие студенты на всех уровнях обучения сегодня проводят за книгами и компьютерами времени больше, чем за физическими занятиями и за общением со сверстниками. Режимы стандартного тестирования во многих странах означают, что подростки, как и взрослые, работают под все возрастающим давлением конкуренции. Многие школьные системы урезали практические программы по искусству, сузив соответственно круг возможностей учащихся научиться лучше разбираться в своих чувствах. И не менее плохо, что сильно сокращены программы физического обучения и все занятия, способствовавшие установлению связи между физической и умственной энергией детей. Но не каждый фактор в образовании нов. Воспитание чувств давно уже оказалось на задворках академического образования. Английский психиатр Энтони Сторр, читавший в 1970-х годах курс психотерапии в Оксфордском университете, имел возможность наблюдать множество примеров, по его меткому выражению, «оксфордского невроза», который он описал как «преждевременное интеллектуальное развитие в сочетании с эмоциональной незрелостью»10. Хотя с моей стороны преждевременно приписывать все формы эмоциональных расстройств избытку образованности и учености, нет никаких сомнений, что формальное образование и обучение сыграли свою роль, может быть, главную, в «изгнании чувств» из западной культуры. Академическая программа в основном игнорирует значение развития «желательных качеств», таких как способность слушать и сопереживать. Это не совпадение или не недосмотр, а структурная особенность традиционной системы образования.