7. Натурфилософия о смерти.

Она говорит о продоллеешш жизни, ио не в трансцендентных сферах, а в границах настоящей, окружающей нас вселенной.

Мыслящая материя Вольтера, Дидро18 и других - это примитив универсального натурфилософского бессмертия.

Приводимый натурфилософами параллелизм между психическими и физическими явлениями - аргумент более сильиый, чем все метафизические постройки. Этот параллелизм ведет, с одной стороны, к отрицанию индивидуального, а с другой стороны, к признанию универсального бессмертия. С укреплением тела укрепляется и душа, рост тела вместе с тем и рост души, умирание тела - умирание души, и когда уничтожается тело, то, очевидно, должна уничтожиться и индивидуальная душа. И, кис остальные части тела, не уничтожаются, а остаются в той вечно пребывающей материи, которая является в различных формах, так и душа остается продолжать жизнь, ио не индивидуальную, а универсальную жизнь одухотворенной материи.

Далее в учении о мыслящей материи сказано больше, чем в метафизическом пантеизме по вопросу о смерти. Картина потухания жизни до степени близкой к исчезновению и все новых и новых вспышек в различных местах, объятой огнем жизни массы, говорит уму мыслящего человека больше, чем фантазия верующего или бледная расплывчатая метафизика.

В то время как метафизик против воли своей увлекается к универсальному бессмертию, натурфилософа его психофизический параллелизм -

от отвергнутого индивидуального бессмертия через универсальное - влечет к признанию нового индивидуального бессмертия, которое моясно назвать атомистическим.

Последнему неразложимому биологическому элементу, в силу психофизического параллелизма, должна быть приписана наиболее элементарная жизнь.

На смерть следует смотреть ие как на слияние души с универсальным океаном, а как на раздробление одной струи на тысячи брызг и капель.

Душа человека - это агрегат клеточных душ, так же как тело - агрегат клеток.

Но вместо того, чтобы остановиться на клетке, можно опуститься ниже до биофора или до молекул, атомов, электронов, мыслить физический, химический гилозоизм, в котором клеточные души заменены атомными душами, являющимися неразрушимыми не только в потенции, но и в действительности.

Это воззрение, воспитанное натурфилософией, ближе к истине, чем метафизическое. Вместо простоты оно утверждает сложность души. Тело -

обиталище не одной, а многих душ, оно слолсньш агрегат при простой монаде. Но такое воззрение мыслит эту сложность неправильно, чисто ме- ханически, в форме соединения однородных элементов. Упорное в своей вере в психофизический параллелизм, усматриваемый только в ограниченной области, оно вымучивает его и там, где наш внутренний опыт решительным образом говорит против него.

Души не складываются из нескольких я, как бы они ни были малы, но дают одно я. В теле находятся и клеточные души, а с ними и души высоких порядков, носителями которых являются ганглиозные центры нервной системы, но каждая из этих душ должна иметь свою жизнь как жизнь, амебы, корненожки и выше (по степени сложности биологической организации), свою жизнь, а не мою жизнь.

8. Материализм, о смерти.

Материализм, проводя психофизический параллелизм, не может уйти от универсального бессмертия, если только он не примет грубую форму, в которой психическая жизнь низводится в ісакое-то чудесным образом воспринимаемое движение материи, причем без воспринимающего субъекта. Основываясь на психофизическом параллелизме, материализм вооружается против индивидуального бессмертия.

Материалистические доказательства смертности души, или вернее. прекращения психической -жизни, так как по материализм нет души, идут по шаблону: душа родится, растет, падает и болеет с телесным органом, а потому по разрушении последнего должна исчезнутьls.

Но это доказательство представляется убедительным только в силу его образной аналогии с некоторыми материальными явлениями. Цветок растет, когда его поливают; прекратилась поливка, и рост прекращается, цветок гибнет; отсюда заключают, что цветок не может жить без воды.

Для всех ясно, что такое рост цветка, но рост души - только для того существует, кто мыслит душу материально, как тело, т.е.

Стоя не только на почве фактов, следует говорить не о росте, а о развитии вообще, или, вернее, о развитии способности души, параллельно росту телесных органов. Но тогда ([(акты ие только не будут доказывать теории, но и бздут говорить против нас, так как обнаруживая, что душа развивается параллельно росту тела, они постулируют некий субстрат, носитель этого развития, предваряющий это развитие в форме какого-то, хотя бы пассивного, состояния. И так как психическая ясизиь уже в самых ранних ступенях является определенно индивидуализированной, относясь именно к данной определенной особе, связанной с данным телом, то речь здесь может идти не о мировой душе, а именно о душе данного индивида.

Материализм попадает на правильный путь, когда старается решить вопрос о смерти, обращаясь к фактам-и сфере таких явлении, как сон.

Бюхнер берет сон для доказательства уничтожаемости душ; он старается во сне усмотреть прекращение психической деятельности.

Во сне будто бы функционирует только тело. По пробуждении ото сна душа находит себя там, где она забылась, засыпая.

Так как с утверждением исчезновения души во время сна в резком противоречии находятся сновидения, которые как читатель, так и сам Бюхнер видит каждую ночь, то он считает необходимым объявить, что сон со сновидением это не сон, а только переходная ступень от бодрствования ко сну, а постоянный сон, гак якобы показывают факты, совершенно свободен от сновидений.

Но то, что говорит Бюхнер, менее всего подтверждается именно фактами. Они показывают, что содержание сна нами обычно забывается, что утром в большинстве случаев не можем восстановить в памяти течение образов сновидений, но что в продолжение дня сон часто всплывает в памяти под давлением ассоциаций.

И факты очень красноречиво говорят о том, что возможны разрывы в психической жизни, например, при сомнабулизме, когда душа совершенно теряет воспоминание о прежних своих переживаниях, в определенный период.

Наконец, просыпаясь в различное время, всякий может убедиться, что сновидение вовсе не приноровлено ко времени засыпания или пробуждения20 .

Значительно более сильным представляется аргумент, относящийся к потере сознания под влиянием наркотических средств или в болезненном состоянии.

Ведь то, что происходит с душой в глубоком обмороке ие вспоминается по пробуждении; в жизни остается пустое место.

Материалисты предлагают коварный вопрос: где находится душа во время глубокого обморока? Но пустое место устанавливается не в жизни души, а только в ее памяти; только такое пустое место остается по пробуждении от сомнамбулического сна, но никто не будет отрицать жизни во время этого сна.

Что лее, во время обморока душа совершает путешествие, полное впечатлений, о которых потом забывает? Нет необходимости в положительном ответе, возбуждающем улыбку противников, хотя и эта гипотеза в моих глазах, не является столь смешной. Жизнь души может быть до крайности принижена, но вовсе не уничтожена.

Пробуждаясь, мы не можем ее вспомнить, но это еще не значит, что ее вовсе нельзя вспомнить. В сновидении мы видим течение образов, причем, часто память сновидца так ослаблена, что он совершенно забыва- ет о протекающих в поле его сознания образах, и сновидения и действия сновидца во сне представляют нагромождение нелепостей. Но, просыпаясь, он прекрасно вспоминает все сновидение; он совершенно ясно и определенно видит рад образов, ни об одном не забывая, видит все промахи памяти, все ошибки рассудка во сне. И мы можем представить себе душу, которая в проясненном состоянии зрит даже и то, что было почти пусто, что представляло, так сказать, самые низины ее земного существования. Проясненная душа восстанавливает образы, связанные с операцией, и фигуры близких людей, и доктора, надевающего на лицо маску, и отчаянную борьбу, завершающуюся победой наступающего иа слабую душу ие я, и чувство стремительного падения...

Но она заполняет и прежнее пустое место.

Душа чувствует себя, и только себя, в однообразии своей обособленное™ от вселенной, из которой оиа изъята в полной угнетенной пассивности.