33. А. Фуко: структуралистская программа исследования культуры •

Ренессансная эпистема: сопричастность языка миру и мира языку. Классическая эпистема: соизмерение слов и вещей посредством тождеств и различи А. •

Современная эпистема и ее трансценденталии: «жизнь», «труд», «язык». •

Проблема человека в контексте современной эпистемы и перспективы «смерти субъекта».

Основная литература

Фуко М.

Дополнительная литература

Автономова Н.С. Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных науках. М., 1977. ДелезЖ- Фуко. М., 1998.

Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук <М., 1994. С. 34—36>

В каждой культуре между использованием того, что можно было бы назвать упорядочивающими кодами, и размышлениями о порядке располагается чистая практика порядка и его способов бытия.

В предлагаемом исследовании мы бы хотели проанализировать именно эту практику. Речь идет о том, чтобы показать, как она смогла сложиться, начиная с XVI столетия, в недрах такой культуры, как наша: каким образом наша культура, преодолевая сопротивление языка в его непосредственном существовании, природных существ, какими они воспринимались и группи- ровались, и проводившихся обменов, зафиксировала наличие элементов порядка и то, что проявлениям этого порядка обмены обязаны своими законами, живые существа — своей регулярностью, слова — своим сцеплением и способностью выражать представления; какие проявления порядка были признаны, установлены, связаны с пространством и временем для того, чтобы образовать положительный фундамент знаний, развивавшихся в грамматике и в филологии, в естественной истории и в биологии, в исследовании богатств и в политической экономии. Ясно, что такой анализ не есть история идей или наук; это, скорее, исследование, цель которого — выяснить: исходя из чего стали возможными познания и теории; в соответствии с каким пространством порядка конструировалось знание; на основе какого исторического a priori и в стихии како^ позитивности идеи могли появиться, науки — сложиться, опыт — получить отражение в философских системах, рациональности — сформироваться, а затем, возможно, вскоре распасться и исчезнуть.

Но это археологическое исследование обнаруживает два крупных разрыва в эпистеме западной культуры: во-первых, разрыв, знаменующий начало клас- сическо і эпохи (около середины XVII века), а во-вторых, тот, которым в начале XIX века обозначается порог нашей современности. Порядок, на основе которого мы мыслим, имеет иной способ бытия, чем порядок, присущий классической эпохе. Если нам и может казаться, что происходит почти непрерывное движение европейского ratio, начиная с Возрождения и вплоть до наших дне}; если мы и можем полагать, что более или менее улучшенная классификация Линнея в целом может сохранять какую-то значимость; что теория стоимости Кондильяка частично воспроизводится в маргинализме XIX века; что Кейнс прекрасно сознавал сходство своих анализов с анализами Кантильона; что направленность Всеобщее грамматики (выраженная у авторов Пор-Ро- яля или у Бозе) не слишком далека от нашей современной лингвистики, — то. так или иначе, вся эта квазинепрерывность на уровне идеи и тем, несомненно, оказывается исключительно поверхностным явлением; на археологическом же уровне выясняется, что система позитивностей изменилась во всем своем объеме на стыке XVIII и XIX веков. Дело не в предполагаемом прогрессе разума, а в том, что существенно изменился способ бытия, вещей и порядка который, распределяя их, предоставляет познанию.

Таким образом, анализ раскрыл связь, которая существовала в течение всей классической эпохи между теорией представления и теориями языка, природных классов, богатства и стоимости. Начиная с XIX века именно эта конфигурация радикально изменяется: исчезает теория представления как всеобщая основа всех возможных порядков; язык как спонтанно сложившаяся таблица и первичная сетка вещей, как необходимый этап межпу представлением и формами бытия в свою очередь также сходит на нет; в суть ЕЄЩЄИ проникает глубокая историчность, которая изолирует и определяет их в присущей им связи, придает им обусловленные непрерывностью времени формы порядка; анализ обращения и денег уступает место исследованию производства; изучение организма заменяет установление таксономических признаков; а главное — язык утрачивает свое привилегированное место и сам в свою очередь становится историческим образованием, связанным со всей толщей своего прошлого. Но по мере того как вещи замыкаются на самих себе, не требуя в качестве принципа своей умопостигаемости ничего, кроме своего становления, и покидая пространство представления, человек в свою очередь впервые вступает в сферу западного знания. Странным образом человек, познание которого дтя неискушенного ьзгляда кажется самым древним исследованием со времен Сократа, есть, несомненно, не более чем неки и разрыв в порядке вещей, во всяком случае, конфигурация, очерченная тем современным положением, которое он занял ныне в сфере знания. Отсюда произошли все химеры НОЕЫХ типов гуманизма, все упрощения «антропологии», понимаемой как общее, полупозитивное, полуфилософское размышление о человеке. Тем не менее утешает и приносит глубокое успокоение мысль о том, что человек всего лишь недавнее изобретение, образование, которому нет и двух веков, малый холмик в поле нашего знания, и что он исчезнет, как только оно примет новую форму

«Археологическое» исследование европейской культуры обнаруживает в развитии ее эпистемы два крупных разрыва. Назовите их.

Назовите предметные области, в рамках исследования которых сформировались эпистсмические конфигурации западноевропейской культуры.