Новейший материал естествознания вновь подтверждает мысль В. И. Ленина о том, что без диалектики естественнонаучный материализм оказывается непоследовательной, ограниченной формой мировоззрения. Причем эта ограниченность не возникает где-то на «верхних» этажах исследовательской деятельности, когда действительно более остро встает вопрос о философской позиции естествоиспытателя и наиболее ярко обнаруживается потребность в сознательном использовании диалектики. Уже на уровне экспериментальной деятельности происходит как бы расщепление естественнонаучного материализма на его позитивные и негативные стороны. Убежденность естествоиспытателя в объективном существовании предмета исследования ведет к постоянному совершенствованию понятия реальности, без которого вообще немыслим естественнонаучный эксперимент. Реальность как. мир объектов познания предстает перед биологом во все более дифференцированном и многоликом виде. Общее утверждение об объективной природе биологического знания, создавая тот «устой... о который разбиваются все усилия и потуги... идеализма»100, нуждается в постоянной конкретизации, наполнении современными научными данными. Так возникает потребность в понимании «биологической реальности» как совокупности исторически определенных знаний о мире живого, отражающих определенный фрагмент объективной реальности. Экспериментатор постоянно использует то или иное представление о «биологической реальности» в качестве мировоззренческой предпосылки в выборе объекта и интерпретации полученных данных о его свойствах. Однако стихийный, философски не осознанный характер естественнонаучного материализма проявляется в данном случае в том, что представление о «биологической реальности» подчас оказывается простым слепком с того круга объектов, которые находятся в поле зрения экспериментатора. Эмпиризм как стиль мышления обнаруживает и свою мировоззренческую функцию, ограничивая «биологическую реальность» лишь доступным ему кругом объектов. Когда Ж. Моно, например, сознательно игнорируя диалектику, доказывает эмпирическую плодотворность формальной логики, когда он неоднократно подчеркивает необходимость «картезианского», «машинного» видения жизни клетки, то экспериментальные данные и сам способ интерпретации объекта (макромолекул живого) произвольно выстраиваются им в некую сомнительную модель, фактически оставляющую для биологии один объект — генетический код, или, как его называет Моно, «инвариант». Концепция Моно отражает тенденцию произвольного обращения с понятием биологического объекта, порожденную односторонней интерпретацией и абсолютизацией достижений молекулярной генетики. О живучести этой тенденции свидетельствует и книга английского биолога Р. Докинса с символичным названием «Эгоистичный ген». На место «инварианта» как вершителя судеб биологии ставятся практически тождественные ему понятия «репликаторов», «бессмертных спиралей», «эгоистичных генов». При этом живые организмы оказываются лишь «машинами для выживания генов»2G. Будучи этологом по профессии, Докинс ставит целью исследовать «биологию эгоизма и альтруизма», не разграничивая мир животных и мир человека, утверждая универсальность «эгоизма», будто бы свойственного всему живому. Дарвинизм оказывается пригодным для понимания социальных отношений, поскольку якобы дает ключ к эволюции «эгоизма», в основании которого лежат особенности организации генов, уникальность устойчивой структу- 101 ры ДНК. Характерно, что при этом сам дарвинизм бездоказательно трансформируется таким образом, что основной единицей эволюции оказывается не вид, не популяция и даже не организм, а ген. Такое смешение объектов, начиная с молекулярного уровня и кончая уровнем социально-нравственных отношений людей, наносит существенный вред экспериментальной деятельности, воздействуя на выбор ее направлений и интерпретацию результатов. Эмпирический стиль мышления не пригоден для последовательного обоснования предмета биологического исследования, для сохранения определенных границ уровней познания и вместе с тем для формирования органических взаимосвязей между ними. Позиция эмпиризма, абсолютизирующая определенный класс выделенных объектов, ведет к нивелировке биологических объектов, к утрате их качественной специфики. Тем самым подрываются основы для гносеологического анализа реальных проблем экспериментальной деятельности и на его место ставится эмпиризм, провозглашающий опытные данные науки, поистине грандиозные успехи экспериментального исследования жизни единственно возможной теорией, и более того — философией биологии. Необходимо оговориться, что тенденция воинствующего эмпиризма не является ведущей в современной биологии. Подавляющее большинство экспериментаторов так или иначе осуществляют связь с теорией, переходят к сознательному использованию научного мировоззрения в определении путей развития эксперимента. Понятие биологического объекта стихийно коррелируется с активностью субъекта таким образом, что становится невозможным произвольный перескок с одного уровня познания на другой, как это имеет место в рассмотренных вариантах «генетизи- рования» биологии. Такая корреляция осуществляется, например, в последних работах С. Бензера 102, одного из создателей молекулярной генетики, известного классическими исследованиями генотипа дрозофилы. На сей раз дрозофила выступает объектом не собственно генетики, хотя при этом используются все отработанные ранее генетические методы, а объектом для изучения поведения организмов и их физиологии. В лаборатории Бензера удалось создать целую коллекцию так называемых мозаичных дрозофил, у которых одни части тела состоят исключительно из женских клеток (с jc-хромосомами), а другие — из мужских (с одной у-хромосомой). Такая четкая локализация мужских и женских клеток открывает новые возможности для экспериментального изучения поведения, в частности отношения полов. Например, установлено, что «ухаживают» за самками только те мозаичные особи, голова которых состоит из мужских клеток. Исследование поведения химерных особей дрозофил, как бы произвольно созданных экспериментатором, только начинается, но, по всей видимости, это перспективный путь научного познания, поскольку искусственно полученная модель остается тем не менее живой особью, поведение которой четко контролируется на уровне физиологии и биологии развития. Генетический уровень познания используется для разработки тонкой «технологии» эксперимента, но никак не для необоснованных экстраполяций. Такое корректное отношение к различным уровням познания, к трансформации объекта эксперимента, хотя им остается та же природная единица — дрозофила, говорит о том, что сложнейшая проблема «генотип — фенотип» не терпит поспешности и предполагает ответственность экспериментатора в выборе гносеологической позиции. Такая ответственность необходима прежде всего при определении объекта эксперимента и проявляется на самых исходных рубежах экспериментальной деятельности ученого. Корреляция между объектом и подходами к его рассмотрению (генетическим, физиологическим, поведенческим, эволюционным и т. д.) является специфически-биологической формой проявления субъект-объектного отношения, в котором объективность содержания задается свойствами избранного фрагмента органического мира, а сам выбор этого фрагмента и способы оперирования с ним определяются целью исследования и зависят от субъекта. Ни объект, ни цель исследования не могут быть поняты вне субъект-объектного отношения, т. е. не являются чем-то изолированным, концентрирующим в себе либо «природное», либо «человеческое», а выступают как неразрывно связанные друг с другом стороны той специфической формы предметно-практической деятельности, какой является деятельность экспериментатора. Активность субъекта познания можно проследить на таких элементах экспериментальной деятельности, как моделирование, формирование экспериментатором той или иной совокупности методов, создание опережающих логических схем эксперимента, математическое планирование эксперимента и т. д. В нашей литературе103 отмечается возрастание активности субъекта, обусловленное эвристическими возможностями методов точных наук, использование которых значительно приближает биологический эксперимент к эталонам физического знания. Не менее значимым аспектом проблемы субъект-объектного отношения в эксперименте является уже отмеченная ранее активность субъекта, связанная с усилением взаимодействия экспериментальной деятельности с теоретическими и мировоззренческими проблемами науки. Так, Г. Б. Жданов, рассматривая стимулы развития физики в условиях НТР, утверждает, что «не следует сбрасывать со счетов при этом и такой косвенный стимул, как развитие кругозора, обогащение мировоззрения человечества, преодоление заблуждений, предрассудков и односторонностей во взгляде на природу в целом, а также соображения национального престижа»104. Это в равной мере относится к биологии, где мировоззренческий компонент научно-исследовательской деятельности все больше становится своеобразным стимулом развития науки. Воздействие естественнонаучного материализма на характер экспериментальной деятельности, на выработку ее направления наиболее ярко обнаруживается в переломные моменты развития науки, когда появление нового открытия и затем его признание (или непризнание) оказываются в непосредственной зависимости не только от общественно-исторических условий, но и от степени подготовленности научной общественности к данному открытию. Трудно подобрать более убедительный в этом отношении пример, чем противоположные судьбы открытий Менделя и Уотсона— Крика. После 30 лет непризнания законы Менделя были буквально переоткрыты заново, в то время как двойная спираль ДНК была признана сразу и столь активно использовалась учеными, что можно с полным основанием утверждать: с открытия информационной роли нуклеиновых кислот началась новая эра в биологии. Эти исторические факты и комментарии к ним широко известны. Здесь лишь важно подчеркнуть еще раз, казалось бы, подспудную, но эффективную роль общего умонастроения ученых, фиксирующего уровень знания и характер естественнонаучного мировоззрения конкретной эпохи. Включаясь в общий «интеллектуальный климат» науки, естественнонаучное мировоззрение способно ускорить или временно задержать развитие целых экспериментальных направлений. Каждое научное открытие сопровождается соотнесением его с господствующими представлениями о «биологической реальности», в результате чего возможно либо постепенное, либо бурное развитие целостного образа органического мира. Новый пласт экспериментальной деятельности практически невозможен без изменения этого образа, основанного на совокупном знании о живом. Появление новых объектов эксперимента, разработка и использование новых методов означают (осознают или не осознают это сами экспериментаторы), что сформировались, пусть еще в общих чертах, новые элементы «биологической реальности». Другое дело, что данный процесс нередко происходит стихийно, и это в полной мере соответствует стихийному характеру естественнонаучного мировоззрения, эволюционирующему в истории науки как бы на ощупь, по мере установления новых вех развития научного знания. Нельзя не оговориться, что современная биология вносит существенные поправки в этот процесс. Понимание сложности «биологической реальности» обусловливает возможность постепенного перехода к диалектическим формам мышления, к сознательному их использованию. Очевидно, что здесь речь идет о мировоззрении в широком смысле слова: уже не естественнонаучное, а философское мировоззрение ставит перед биологией новые задачи по осмыслению ее достижений и перспектив развития. Нормой становится понимание любого биологического объекта как многогранного, многомерного, воспроизводимого в своей целостности багодаря совмещению различных уровней его изучения. Это дает возможность правильно решать проблему корректного выделения объекта эксперимента, доступного изучению избранными средствами. Данные, полученные в результате исследования одного уровня организации, например молекулярного, нельзя механически переносить на область познания более сложных уровней и использовать там в качестве полного и достоверного способа объяснения закономерностей существования последних. Поэтому принцип редукции, апробированный в молекулярной биологии и широко применяемый во всех разделах биологической науки, все больше рассматривается как момент диалектического подхода, что свидетельствует о совершенствовании стиля мышления современного биолога. Переход к философскому мировоззрению настоятельно диктуется также усиливающейся связью биологии с актуальными проблемами общественного развития. Ограниченные рамки естественнонаучного мировоззрения оказываются слишком узкими при обсуждении проблем взаимодействия общества и природы, экологии человека, проблем генетической инженерии, перспектив развития генетики человека. Правильное решение этих глобальных вопросов современности, как отмечалось, непосредственно зависит от выработки четкой философской позиции относительно природы человека, закономерностей его общественного развития. Гражданская и философская инфантильность биолога, столь обычная для прежних времен, становится недопустимым архаизмом в условиях обострения борьбы идей о путях практического использования достижений биологии. Научный подход к проблемам взаимодействия биологии с практикой в самом широком ее понимании предполагает значительную перестройку мышления ученых в направлении диалектико-материалистических представлений о законах развития общества. Запросы общественного развития ведут к новым изменениям характера биологического эксперимента, который выходит ныне из стен лабораторий и становится частью Щирокой социальной практики. Это специальная тема, которой мы касаемся лишь с целью подчеркнуть современную потребность в соединении экспериментальной деятельности с философским мировоззрением. Здесь имеются в виду прежде всего задачи экологии, которая, изучая природное равновесие, воздействие на него цивилизации, разрабатывая способы изменения условий равновесия, приобретает все более существенное значение среди биологических наук. Однако определение необходимых условий нормального протекания экологических процессов и участия в регуляции отношения общество — природа означает переход от стихийного экспериментирования с природой к новому виду социального эксперимента, который, основываясь на синтезе естественнонаучного и гуманитарного знания, позволит давать научные рекомендации по сохранению и прогрессивному развитию биосферы. У этого вида эксперимента в силу сложности и неповторимости каждой экологической ситуации отсутствуют такие привычные характеристики, как многократная повторяемость, наличие контроля и т. д. Тем не менее поскольку выдвигается определенная целевая установка, используются специально созданные условия, направляемые человеком, то можно говорить именно об экспериментальной деятельности, характеристики которой требуется еще разработать. Ряд принципиальных моментов такого вида экспериментальной деятельности освещен в последних работах академика С. С. Шварца. Исходя из тезиса о том, что прогрессирующее антропогенное изменение природной среды неизбежно, он писал: «Стремление сохранить природные сообщества в их первозданном виде любой ценой заранее обречено на неудачу. Это значит, что на основе ясных представлений о том, что такое «хороший биогеоценоз», должна быть проведена работа по созданию новых биогеоценозов (может быть: нообиогеоценозов), выполняющих свою планетарную функцию не хуже естественных»105. Создание «общей схемы развития биогеоценотиче- ского покрова единого экономико-географического региона» осуществляется на основе конкретного изучения экологии урбанизированных биогеоценозов, обратного влияния их изменений на человека и общество, т. е. по мере накопления новых экологических данных в единстве с развитием экономикогеографических и технико-экономических знаний. С. С. Шварц называл этот своеобразный синтез знаний «экологией человека». В литературе используются и понятия «социальная экология», «глобальная экология». Но дело, конечно, не в термине, а в том, что формирование «экологического мышления» невозможно без уяснения ведущей роли биологического знания о естественных отношениях организмов и их сообществ. «Если мы хотим,— пишет Р. Рик- лефс,— достичь какого-то согласия с Природой, то нам в большинстве случаев придется принимать ее условия»106. Биология призвана быть не просто поставщиком эмпирических сведений об экологических связях организмов и их сообществ. Методологические основы биологии, ее современные выходы в мировоззренческую проблематику, связанную с изучением человека и среды его обитания, настолько важны для интеграции формирующегося экологического знания, что вряд ли правомерно ориентироваться на физикализацию знания как якобы главную тенденцию этих процессов. Разработанность принципов эволюционизма и непосредственная причастность биологии к проблеме человека уже сегодня позволяют говорить о ее плодотворном участии в методологическом обосновании междисциплинарного синтеза, необходимого для решения проблем экологии. Таким образом, современное развитие биологии со всей отчетливостью обнаруживает единство методологических и мировоззренческих аспектов экспериментальной деятельности, которое приобретает все большее значение в изменении философских оснований современного биологического эксперимента. Стихийный материализм и стихийная диалектика экспериментатора испытывают воздействие со стороны как внутринаучных, так и общественно значимых факторов, под влиянием которых формируются новые, интенсивно укрепляющиеся связи биологии с философским мировоззрением, с диалектико-материалистической методологией. Эта тенденция становится еще более очевидной в сфере теоретического знания биологии. Связь с фи- лософской проблематикой устойчиво сохранялась на всех этапах развития теоретического знания и тем более важна сегодня, когда так активно обсуждаются мировоззренческие проблемы биологии. Поскольку круг этих проблем чрезвычайно широк, мы ограничимся лишь наиболее существенной для всей биологии идеей развития и рассмотрим, каково воздействие мировоззренческих предпосылок на характер исследования этой идеи, как проявляется связь естественнонаучного и философского мировоззрения в ее разработке. Современное изучение процессов развития органического мира основано на синтезе эволюционного учения и генетики, начатого работами С. С. Четверикова, Дж. Холдейна, С. Райта, Р. Фишера в 20—30-х годах нашего столетия. Успешное исследование «пусковых механизмов» эволюции и экспериментальная проверка действия основных факторов эволюции стали возможными благодаря широкому использованию методов точных наук. Эволюционная теория получает ныне несравненно более глубокое, затрагивающее все уровни познания живого обоснование, чем раньше, до возникновения генетики популяций, молекулярной биологии, биокибернетики и других новых разделов биологического знания. Обратное воздействие успешно развивающегося эволюционного учения на всю систему биологических наук позволяет говорить о превращении его в непосредственное методологическое основание не только теоретической биологии, но и всей совокупности эмпирических исследований живого. Так, буквально на наших глазах идея развития проникла в область молекулярной биологии, молекулярной генетики, казалось бы целиком базирующихся на системе структурно-функциональных методов, далеких от использования принципа историзма. Преимущественна но экспериментальный характер этих наук еще недавно порождал представление о том, что уникальная роль нуклеиновых кислот в сохранении наследственной информации связана с их особым отношением к воздействиям внешней среды. Возрождение автогенетических тенденций в истолковании новых открытий было как бы «молекулярным» переизданием известных ошибочных концепций генетики 20-х годов, выдвинутых в противовес дарвинизму. Однако исследование важнейших функций белков-ферментов в процессе биосинтеза макромолекул, в частности явлений репарации, а также общий прогресс в познании механизмов мутагенеза привели к отрицанию односторонних преформистских интерпретаций, подчеркивающих только предопределенность явлений наследственности. Развитие, осуществляемое в процессе онтогенеза на базе «закодированного» эволюционного опыта, представляет собой сложный процесс взаимодействия внешних и внутренних факторов, особенностей родового и индивидуального в развертывании процессов жизнедеятельности. Противоречия внешнего и внутреннего конкретны в различных системах, на разных уровнях организации живого, поэтому проблема развития в биологии приобретает все более дифференцированный характер, охватывая широкий спектр исследований, начиная с молекулярных основ эволюции и кончая закономерностями развития биосферы, его эндогенных (включая социокультурные) и экзогенных факторов, таких, например, как воздействие солнечной радиации, космических лучей107 и т. д. Характерно, что во всех этих исследованиях как отражение внутренней потребности научного знания складывается традиция использования понятий, совсем недавно бывших прерогативой философии, прежде всего таких, как саморазвитие и самодвижение. В конкретных естественнонаучных концепциях, относящихся к проблемам химической эволюции, возникновения жизни на Земле, общих закономерностей эволюционного процесса, эти понятия используются не только как равноправные, но и как центральные, несущие серьезную методологическую нагрузку. В известной мере причастны к раскрытию конкретнонаучного содержания самодвижения и такие широко употребимые понятия, как «саморегуляция», «самовоспроизведение», «самосборка молекул», «активность биологических систем», «управление» и т. д. Многие из них обязаны своей популярностью в биологии тем процессам интеграции, которые приводят к ее контактам с кибернетикой, общей теорией систем. В целом при обсуждении собственно биологических проблем можно констатировать наличие такого богатого арсенала диалектических по своему содержанию понятий, который создает небывалые ранее возможности для всестороннего исследования проблем развития органического мира. Важно подчеркнуть, что эти понятия, участвующие в современном научном обосновании идеи саморазвития органического мира, создают определенное «теоретическое пространство» исследования, включаются в то целостное видение эволюционного процесса, которое по праву может считаться важнейшей мировоззренческой предпосылкой той или иной модели эволюции. Различие исследовательских задач, специфика конкретной предметной области ученого видоизменяет этот единый образ эволюции, но тем не менее он непременно присутствует на всех стадиях познавательного процесса. Своеобразные варианты целостного видения эволюционного процесса представлены, например, в исследованиях предбиологической эволюции. Здесь со всей очевидностью прослеживается ведущая роль общих принципиальных суждений об эволюции органического мира, экстраполируемых затем на изучение предбиологической эволюции. Существенна та особенная форма всеобщего принципа саморазвития, которая воплощается в основной идее теории, в ее главном идеальном объекте и в общей модели эволюции, предлагаемой данной теорией. Последующая методологическая функция теории по отношению к достаточно широким областям знания, причастным к аналитическому изучению эволюции, приобретает специфические черты именно в зависимости от того, какова форма идеи саморазвития в используемой концепции развития. Если идея саморазвития относится по преимуществу к спонтанно возникающему метаболическому процессу, то субстратом эволюции оказывается такая система, которая удовлетворяет задаче исследования обмена веществ как сущностной характеристики жизни и ее эволюции (коацерват в теории А. И. Опарина). Целостное видение эволюции как процесса по преимуществу информационного выдвигает на первое место систему полинуклеотидов, постоянный синтез которых из свободных нуклеотидов является источником создания информации (гипотеза Г. Кастлера). В теории А. П. Руденко осуществляется синтез вероятностного, кинетического, термодинамического и информационного подходов к эволюционному катализу как наиболее существенной, по его мнению, характеристике процессов химической эволюции. Понятие саморазвития относится к каталитическим системам, что и определяет выделение объекта эволюции. «Исходным пунктом добиологической эволюции на химическом уровне с точки зрения теории саморазвития каталитических систем является,— считает А. П. Руденко,— простейшая элементарная открытая каталитическая система, состоящая из элементарного катализатора и постоянно текущей на нем базисной каталитической реакции»108. М. Эйген использует теорию информации и термодинамику необратимых процессов для обоснования главного тезиса о ведущей роли в возникновении жизни самовоспроизводящегося каталитического гиперцикла «белок — нуклеиновая кислота». Очевидно, что каждый из исследователей имеет примерно равный объем эмпирических знаний о структуре и свойствах ныне известных биохимических соединений. Определение эволюционирующего объекта диктуется не столько самим эмпирическим материалом (иначе не существовало бы различных гипотез о возникновении жизни), сколько целой совокупностью факторов, связанных с особенностями творческой деятельности ученого, с его способностью к целостному охвату выделенного класса явлений и созданию «чернового» наброска той картины эволюции, которую еще только предстоит исследовать. Каким образом создастся этот целостный черновой набросок— вопрос сложный, тесно связанный с проблемами психологии творчества, с ролью творческого воображения, интуиции и, конечно же, мировоззрения. В наших примерах целостное видение предбиоло- гической эволюции как процесса по преимуществу метаболического, информационного или каталитического вполне может быть охарактеризовано как проявление функции естественнонаучного мировоззрения, выступающего в качестве предпосылки в создании идеального объекта эволюции. В зависимости от того, как понимаются сущностные характеристики эволюционного процесса, с неизбежностью (пока лишь в самом общем и абстрактном виде) создается та или иная модель эволюционирующего субстрата. Далее эта модель выступает своеобразной «клеточкой познания», раскрывается в многообразии своих определений, что позволяет создать модель эволюционного процесса в целом, т. е. построить систему доказуемых логических операций, призванных в теории реконструировать реальный эволюционный процесс. Однако как бы ни различались концепции пред- биологической эволюции, в них сохраняется нечто инвариантное, связанное со «сквозной» идеей саморазвития, с повторяющимися способами ее обоснования. В этом обосновании во всех концепциях важнейшую роль играет безусловное признание эволюционного процесса в качестве естественноисторического, само- развивающегося. Тем самым налицо такая ситуация когда общее (материалистическое мировоззрение) приобретает особенные формы в соответствии с выделенным идеальным объектом эволюционного процесса. Но в таком случае неизбежно встает вопрос о том, как соотносятся философские представления о саморазвитии с его интерпретацией в эволюционной биологии. Прежде всего нельзя не видеть, что понятия, используемые в биологии при изучении конкретных процессов развития, подчас отражают лишь функционирование систем. При этом, как свидетельствует, например, концепция Ж. Моно, признание саморегуляции в качестве одного из важнейших атрибутов жизни может сопровождаться непониманием сущности эволюционного процесса и отрицанием глобального характера идеи эволюции. Очевидно, что исследование функционирования биологических систем различного уровня организации может составлять задачу познания, относительно самостоятельную по сравнению с изучением общих закономерностей развития органического мира. Но если эта специальная, частная задача отождествляется с исследованием процесса развития, то понятия саморегуляции, самовоспроизведения и т. д. приобретают неадекватное их содержанию значение. В этом отношении по-прежнему актуален анализ различий между методами познания функционирования и собственно развития31. Использование приставки «само» (саморазвитие, самовоспроизведение, самосохранение, саморегуляция и т. д.) всякий раз нуждается во множестве оговорок, точнее, в подробном изложении того контекста изучения взаимодействия систем, который позволяет определить внутренние противоречия каждой конкретной системы. Многие из перечисленных понятий в силу исследованности реальных механизмов взаимодействия систем стали привычными и не вызывают недоумений хотя бы при употреблении. Так, отошли в прошлое дискуссии о правомерности термина «самовоспроизведение» в отношении молекул ДНК. Настолько очевидна в настоящее время зависимость всех этапов редупликаций от деятельности белков, что уже никого не смущает метафоричность этого термина. Но гораздо сложнее обстоит дело с понятиями саморазвития и самодвижения, поскольку они остаются прежде всего важнейшими философскими категориями и их употребление в теоретическом естествознании должно быть чрезвычайно корректным, чтобы не нарушить не только специфику, но и единство 109 философского и естественнонаучного познания объективного мира. Именно мировоззренческое значение категории саморазвития мы старались подчеркнуть при рассмотрении конкурирующих гипотез возникновения жизни. Развертывание их конкретно-научного содержания направляется тем глобальным мировосприятием ученого, которое впитало в себя ведущие современные тенденции обоснования научного мировоззрения. Но эта направляющая роль мировоззренческих предпосылок осуществляется не одномоментно, а поэтапно, реализуясь прежде всего в определенной картине «биологической реальности», наиболее адекватной характеру научно-исследовательской деятельности и ее целевым установкам, и только затем — в создании исходного идеального объекта и основанной на нем модели эволюционного процесса. Иначе говоря, движение научной мысли идет не от эмпирической фиксации тех или иных свойств материальных систем, а от философских предпосылок творчества, «снятых» в конкретно-научном содержании естественноисторического мировоззрения, соотнесенного с определенным фрагментом «биологической реальности». Поэтому, на наш взгляд, бесплодны попытки обсуждать проблему развития вне конкретных естественнонаучных концепций, исключительно на основе прямой апелляции к объективности материальных систем и их свойств. Объективность оборачивается субъективностью, тенденциозностью, если не определена та «система координат», в которой разворачивается логика мысли, если философские категории «развиваются» на объектах, для этого не предназначенных, находящихся в иной, а именно в конкретнонаучной «системе координат». Гносеологическая и мировоззренческая проблематика, игнорирующая уровень теоретического естествознания и обращенная непосредственно к материальным системам, перестает быть и философской, и содержательной, т. е. необходимой естествознанию. В отношении конкретных систем мы можем высказывать суждения о саморазвитии лишь постольку, поскольку в принципе убеждены в существовании саморазвития материи. Разрозненные знания об отдельных материальных системах, даже предельно сложно организованных, не могут привести нас к этому убеждению, равно как и опровергнуть его. Признание саморазвития материи — это факт мировоззрения, воспринявшего традицию диалектико-материалистической философии, рассматривающей самоопределение субъекта в связи с таким субстанциальным свойством материи, как саморазвитие. Безусловно, закрепление в языке науки понятий, близких по смыслу к категории саморазвития, отражает все ускоряющийся процесс проникновения диалектического способа мышления в исследование природных процессов. Все общенаучные понятия, особенно с приставкой «само», нацелены на фиксацию ведущей роли внутренних противоречий во взаимодействии внешнего и внутреннего, и это способствует восприятию и усвоению естествоиспытателями общефилософского понятия саморазвития. При этом нельзя отвлекаться от того факта, что целостное постижение проблемы развития предполагает использование нелинейной иерархии различных уровней методологии, на «вершине» которых находится философское понятие саморазвития. В соответствии с постоянным взаимодействием конкретно-научной и философской методологии происходит взаимное оплодотворение философской концепции развития и отдельных эволюционных концепций. Однако если «системой координат» для понятия естественного отбора, например, является эволюционная теория, то для категории саморазвития «ближним» полем деятельности выступает диалектика как самое всестороннее, богатое содержанием и глубокое учение о развитии110. Это означает, что все содержание материалистической диалектики не просто причастно к идее саморазвития, но поистине составляет фундаментальную структуру совокупного философского и естественнонаучного знания о материи, в результате обогащения которого определения саморазвития оказываются все более многообразными. Итак, отмечая важную для конкретно-научных концепций мировоззренческую функцию представлений о саморазвитии, нельзя не видеть, что наиболее полное осуществление этой функции происходит при слиянии общего и особенного, т. е. при подключении философского понятия о саморазвитии к исследованию конкретно-научных проблем. Диалектико-материалистическое мировоззрение дает то обоснование саморазвития материи, которое обогащает естественнонаучное мировоззрение диалектическим способом мышления. Процесс овладения диалектикой сложен и противоречив именно в силу того, что в сфере биологического знания он непосредственно включен в мировоззренческую проблематику, тесно связан с борьбой философских идей. В последующем изложении мы подробнее остановимся на социальном звучании тех различий в формах естественнонаучного мировоззрения, о которых говорилось ранее. Современная роль биологии в обществе делает актуальным рассмотрение мировоззренческих предпосылок не только экспериментальной и теоретической деятельности ученых, но и их гражданской позиции, тех сторон их деятельности, которые непосредственно касаются проблем и перспектив социальной жизни.