ОСНОВНЫЕ ЗАКОНЫ МЫШЛЕНИЯ В ДИАЛЕКТИЧЕСКОЙ И ФОРМАЛЬНОЙ ЛОГИКАХ

Диалектическое мышление, как известно, функционирует в полном соответствии с основными законами диалектики. Так, закон единства и борьбы противоположностей, являясь законом развития бытия, в то же время играет важнейшую роль в мышлении.

Важно отметить, что и исторически познание представляет собой единство и борьбу таких противоположностей, как неограниченная возможность познания человеком окружающего нас мира и невозможность в каждый исторически определенный момент познать этот мир до конца, исчерпывающе, абсолютно. Это противоречие будет существовать всегда, а его разрешение будет вечно составлять один из источников развития познания.

Беда метафизиков состоит именно в том, что они не видят диалектического характера объективной действительности и его отражения в познавательном процессе. Например, один из противников диалектического материализма С. Хук считает абсурдным утверждение об объективном существовании противоречий в окружающих нас предметах на том основании, что в этом случае их якобы было бы невозможно познать.

Однако факты свидетельствуют о том, что нападки Хука на диалектику ни на чем не основаны. Поскольку все материальные предметы внутренне противоречивы, то и наши понятия, суждения о них, являясь отражением этих предметов, неизбежно содержат в себе противоречия. Но это не формально-логические, а диалектические противоречия, и потому никакого нарушения последовательности в мышлении они не вызывают. Диалектически же противоречивый характер понятий, суждений и других форм мышления не только не мешает им правильно отражать материальный мир, а, наоборот, способствует этому.

Это можно проследить, скажем, на примере развития геометрии. Известно, что геометрия, созданная Евклидом, в течение многих столетий считалась безупречной в смысле ее логического построения и чуть ли не законченнощтеорией во всех ее основных выводах. Однако с самого начала своего возникновения и до XIX в. она содержала в себе противоречие, над разрешением которого бились многие крупнейшие математики.

Дело в том, что геометрия Евклида приобретает логически стройный характер только в том случае, если ее пятый постулат, утверждающий о том, что на плоскости через точку вне прямой можно провести только одну прямую, параллельную данной, принять без доказательства, как аксиому. Многочисленные попытки доказать этот постулат не привели к успеху. К- Ф. Гаусс писал в 1816 г.: «В области математики найдется мало вещей, о которых было бы написано так много, как о проблеме в начале геометрии при обосновании теории параллельных линий.

Такое откровенное и открытое признание, на наш взгляд, более соответствует достоинству науки, чем тщетные попытки скрыть этот пробел, восполнить который мы не в состоянии бессодержательным сплетением призрачных доказательств» [110].

Если до Гаусса многие математики считали данное противоречие в геометрии Евклида мелким, незначительным, что во многом можно объяснить огромным авторитетом Евклида, то к началу XIX в. данное противоречие резко обострилось. Выяснилось, что геометрия Евклида покоится не на таком твердом фундаменте, как казалось ранее, что в ее основании и построении обнаруживаются и другие недостатки и противоречия, хотя и менее значительные, чем противоречие, связанное с постулатом о параллельности. К этому времени, по существу, создалась кризисная ситуация в геометрии. Однако ученые все еще не теряли надежды разрешить возникшее противоречие в рамках геометрии Евклида и продолжали выискивать для этого все новые и новые возможности.

Чем же объясняется тот факт, что ученые в течение двух тысячелетий бились в поисках решения данной проблемы именно в рамках геометрии Евклида и ни у кого не возникла далее мысль выйти за эти рамки? Это можно объяснить консервативностью ученых, метафизическим образом их мышления, а также непререкаемым авторитетом Евклида. Насколько велик был этот авторитет, свидетельствует итальянский математик XVI века Д. Кардано. «Неоспоримая сила их догматов и их совершенство,— говорил он о «Началах» Евклида,— так настоятельно абсолютны, что никакое другое сочинение по справедливости нельзя с ним сравнивать. Вследствие этого в них отражается такой свет истины, что, по-видимому, только тот способен отличать в сложных вопросах геометрии истинное от ложного, кто усвоил Евклида» К

Однако наступает такое время, когда сомнения берут верх и ученые вынуждены искать другие пути разрешения возникшего противоречия, пути выхода из создавшейся конфликтной ситуации.

Глубокая убежденность в несовершенстве основ геометрии Евклида, страстное желание преодолеть возникший кризис в геометрии привели к тому, что Н. И. Лобачевский в конечном счете преодолел все трудности и решил эту очень трудную и сложную проблему.

Правда, и до Лобачевского предпринимались попытки пойти в данном направлении, но они не доводились до конца. Так, известный математик Саккери пытался доказать постулат Евклида как теорему его геометрии, пользуясь приемом доказательства от противного, который состоял в том, что за истинное принималось положение, противоположное пятому постулату Евклида, и, применяя другие положения геометрии Евклида, путем логических рассуждений надеялись прийти к логическому противоречию, к абсурду, что и свидетельствовало бы об истинности пятого постулата Евклида.

Но после длительных логических расчетов Саккери так и не пришел к противоречию. Ему и в голову не приходило, что положение, противоположное пятому постулату Евклида, не могло привести к абсурду потому, что оно истинно. Он просто объяснил сложившуюся ситуацию несовершенством метода, применявшегося им в процессе доказательства. Метафизический образ мышления и научный авторитет Евклида заслонили и ему истину.

Этот психологический барьер блестяще преодолел Н. И. Лобачевский. Он пришел к выводу, что при соответствующих физических условиях пространства пятый постулат Евклида несправедлив и должен быть заменен положением, ему противоположным. Смысл этого положения сводится к тому, что через точку вне прямой можно провести не менее двух прямых, параллельных данной прямой.

Так диалектическое противоречие между старой теорией и вновь обнаруженными фактами и разрешение этого противоречия привели к крупнейшему научному открытию, к созданию принципиально новой геометрической теории. Отсюда видно, какое огромное значение для развития научных знаний имеет закон единства и борьбы противоположностей как закон познания, закон познающего мышления. Этот закон раскрывает движущую силу, источник развития научных знаний.

Важное место в процессе диалектического мышления и познания занимает закон перехода количественных изменений в качественные и обратно.

Все важнейшие научные открытия XIX и XX вв. неопровержимо свидетельствуют о том, что только диалектическая концепция развития способна обеспечить глубокое научное познание, ибо развитие самого объективного мира совершается диалектически в форме перехода постепенных, незаметных, незначительных количественных изменений во внезапные, быстрые, коренные качественные изменения. Это подтвердили такие научные открытия XIX в., как закон сохранения и превращения материи и энергии, эволюционное учение Дарвина, важнейшие открытия в области химии и др.

Особенно большая роль в обосновании диалектики познания принадлежит созданной великим русским химиком Д. И. Менделеевым периодической системе элементов.

Философское значение этой системы состоит, во-первых, в том, что ее автор, хотя и бессознательно, дает блестящее естественно-научное обоснование закона перехода количественных изменений в качественные. Периодическая система показывает, что переход от одного химического элемента таблицы Менделеева к следующему совершается вследствие постепенного количественного роста атомного веса элемента или заряда ядра атомов.

Во-вторых, система Менделеева дает блестящее решение вопроса, который волновал ученых в течение многих столетий,— вопроса о том, как, в силу каких законов материя порождает такое богатое, сложное и в то же время красочное многообразие окружающих нас предметов, явлений.

«Все разнообразие веществ              природы,— писал

Д. И. Менделеев,— определяется лишь сочетанием... немногих элементов и различием или их самих, или их относительного количества, или при одинаковости качества и количества элементов — различием их взаимного положения, соотношения или распределения» 1.

Именно поэтому Ф. Энгельс указывал, что химию можно назвать наукой о качественных изменениях тел, происходящих под влиянием изменения количественного состава.

В-третьих, периодическая система элементов Менделеева показывает, что, опираясь в процессе познания на закон перехода количественных изменений в качественные, мы получаем возможность не только раскрыть сущность предметов, но и предсказать существование таких предметов, каких еще никто и никогда не видел, и даже предвидеть важнейшие свойства этих еще не открытых предметов. Известно, что сам Менделеев, хотя и стихийно, но фактически пользуясь законом перехода количественных изменений в качественные, воплощенным в его таблице, научно предвидел существование тогда еще не известных элементов гелия, скандия, германия и др., которые были открыты спустя некоторое время. Более того, определив свойства предсказанного им нового элемента— экаалюминия, он указал пути и способы обнаружения этого элемента. Воспользовавшись этими указаниями, Лекок-Буабодран действительно открыл его.

«Менделеев,— писал Ф. Энгельс,— применив бессознательно гегелевский закон о переходе количества в качество, совершил научный подвиг, который смело можно поставить рядом с открытием Леверье, вычислившего орбиту еще не известной планеты — Нептуна» [112].

Значение для познания закона перехода количественных изменений в качественные, как и других основных законов материалистической диалектики, хорошо видно также на примере исследования явлений общественной жизни. Возьмем, скажем, такую общественную науку, как политическая экономия. Экономические учения, как известно, были и до возникновения марксизма. Но до- марксовская буржуазная политическая экономия не могла стать подлинной наукой, не сумела открыть действительные экономические законы общественной жизни именно потому, что ее представители были метафизиками. Даже такие передовые представители буржуазной политэкономии, как А. Смит и Д. Рикардо, исходили в своих исследованиях из того, что капиталистический способ производства существовал вечно и всегда будет существовать, что он обладает неизменными, раз и навсегда данными формами. Поэтому экономические явления они рассматривали не исторически, не в их непрерывном развитии, а как нечто застывшее, вечное, постоянное.

Блестящий успех К. Маркса и Ф. Энгельса в создании подлинно научной политической экономии объясняется прежде всего тем, что они отбросили метафизический метод буржуазной политэкономии, применили созданную ими материалистическую диалектику к изучению явлений общественной жизни, положили ее в основу научного исследования. Непревзойденным образцом применения материалистической диалектики как теории познания к изучению экономических явлений служит труд К. Маркса «Капитал». В этом произведении Маркс тщательно рассматривает ход развития каждого экономического явления от его истоков, исследует каждый этап этого развития, определяет, как возникло то или иное экономическое явление, чем оно было в прошлом, что оно собой представляет теперь и каковы перспективы его дальнейшего развития. Это и давало возможность Марксу познать сущность экономических явлений, снять с них покрывало таинственности, определить их место и роль в общественном развитии.

Так, приступая к исследованию формы стоимости, он писал: «Нам предстоит здесь совершить то, чего буржуазная политическая экономия даже и не пыталась сделать,— именно показать происхождение этой денежной формы, т. е. проследить развитие выражения стоимости, заключающегося в стоимостном отношении товаров, от простейшего, едва заметного образа и вплоть до ослепительной денежной формы. Вместе с тем исчезнет и загадочность денег» х.

Эту задачу К. Маркс выполнил блестяще. Исследуя шаг за шагом развитие формы стоимости от простой, случайной вплоть до денежной формы, он рассматривал это развитие не как простой количественный рост, а как процесс последовательных качественных преобразований, отражающих исторически последовательные этапы движения товарного производства и обмена.

Такого рода диалектическому анализу Маркс подвергал все экономические явления, что и дало ему возможность создать политическую экономию как науку. «Капитал» свидетельствует о том, что закон перехода количественных изменений в качественные не только применялся Марксом при исследовании экономических явлений, но и был положен им в основу познания общественных явлений. Об этом недвусмысленно говорит и сам Маркс в письме Энгельсу от 22 июня 1867 г. «...Из заключительной части моей III главы (речь идет о девятой главе I тома «Капитала».— И. А.),— писал Маркс,— где указывается на превращение ремесленника-мастера в капиталиста в результате чисто количественных изменений, ты увидишь, что я там в тексте привожу открытый Гегелем закон превращения чисто количественного изменения в качественное, как закон, имеющий силу в истории и в естествознании» [113]

Движение мысли ученого от логической обработки фактов и обобщения эмпирического материала к получению новых знаний, к научному открытию совершается на основе закона перехода количественных изменений в качественные. Каждое научное открытие, по существу, представляет собой скачок в процессе познания. И он совершается не случайно, а в результате длительной, постепенной эволюционной подготовки. Прежде чем становится возможным то или иное научное открытие, ученые проводят гигантскую предварительную работу. Они накапливают соответствующий материал, производят эксперименты, строят и тщательно проверяют частные и предварительные гипотезы. Весь этот подготовительный эволюционный период в процессе познания рано или поздно завершается научным открытием. А это значит, что и процесс познания осуществляется путем накопления постепенных количественных данных и перехода их в качественные изменения.

Академик А. Дородницын говорит по этому поводу следующее: «Ученого интересует какая-то проблема, он много над ней думает, постоянно накапливает связанную с ней информацию, ищет пути ее решения. Этот процесс накопления информации тянется долго — многие месяцы, может быть, годы. Но вот, наконец, накапливаемая информация достигает необходимой полноты, тогда становится ясным путь решения проблемы.

Естественно, ученого охватывает при этом чувство радости, переходящее, может быть, даже в экстаз, он забывает обо всем постороннем, полностью погружается в работу и в течение немногих дней делает то, на что раньше, казалось, безуспешно затратил годы. Мы говорим о таком состоянии ученого — «пришло вдохновение». Если же расшифровать его без иллюзий, то оказывается, что произошел переход количества в качество — накопленная информация достигла полноты, необходимой для решения проблемы» [114].

Закон перехода количественных изменений в качественные как закон диалектической логики обязывает нас, с одной стороны, учитывать гибкость, подвижность, диалектическую текучесть предметов и их отражений в понятиях, а с другой — иметь в виду и качественную определенность, относительную устойчивость предметов и отражающих их понятий. Если метафизики, как известно, не признают гибкости, изменчивости предметов и наших знаний о них, то различного рода оппортунисты нередко превращают гибкость в неопределенность, расплывчатость, уклончивость. Ссылаясь на диалектическую гибкость, они уходят от определенного ответа на прямо поставленный вопрос.

Материалистическая диалектика учит сочетать в процессе познания гибкость с определенностью, подвижность с относительной устойчивостью. Только такое подлинно диалектическое познание приведет научного исследователя к успеху. Важным логико-методологическим принципом, вытекающим из закона перехода количественных изменений в качественные, является требование этого закона не абсолютизировать ни количественный, ни качественный подход в процессе научного исследования, а диалектически сочетать их, что и дает возможность исследователю правильно определить меру изучаемого предмета и раскрыть его сущность, вскрыть закономерности его функционирования и развития. Важность этого принципа особенно рельефно проявляется тогда, когда качественный подход к исследуемому явлению разумно сочетается с математической обработкой полученных знаний. Применение математических методов познания, особенно метода формализации, аксиоматического метода и др., как мы увидим ниже, значительно повышает эффективность познания, позволяет раскрыть такие стороны, особенности и свойства изучаемого объекта, которые невозможно обнаружить при качественном подходе к исследованию объекта, в ходе применения только качественных методов познания и формирования содержательного варианта научной теории.

Само собой разумеется, что применение математических методов исследования необходимо осуществлять строго учитывая особенности исследуемого явления. Эффективно примененные к исследованию одних явлений, они могут оказаться малопригодными при изучении других, более сложных явлений, например многих явлений общественной жизни, где применение количественных методов значительно ограничено. Ведь количественные, особенно математические, методы тоже имеют свои теневые стороны. Скажем, метод формализации имеет весьма важное значение при исследовании многих явлений природы. Но порой он приводит к излишнему упрощению и схематизации изучаемого объекта либо к чрезмерному усложнению аппарата описания.

Что касается закона отрицания отрицания, то, будучи- законом развития бытия, он является также и законом диалектического мышления, законом познания. Значение этого закона в развитии и функционировании мышления в процессе познания состоит в том, что он нацеливает исследователя на познание предметов, явлений как поступательно развивающихся, позволяет ему объяснить отклонения в сторону регресса, которые бывают в ходе прогрессивного развития, вскрыть причину этих отклонений, раскрыть соотношение между старым и новым в развитии, их органическую связь, познать, как новое вырастает из старого, почему новое может возникнуть и развиваться только на базе старого, почему совершенно необходима преемственность между новым и старым как в познании, так и в практической деятельности людей.

Значение закона отрицания отрицания в познании хорошо обнаруживается при рассмотрении исторического хода познания. Выясняя пути и способы познания окружающего нас мира, мы видим, что познание как исторический процесс по своему существу есть непрерывная и бесконечная последовательность отрицания одних принятых наукой положений и появления на их месте других теоретических положений, в которых более точно и более правильно отражаются предметы материального мира. Это отрицание не обязательно должно быть полным (хотя и такое отрицание не исключается), но обычно в ходе развития науки и общественной практики происходит частичное отрицание старых теоретических положений в виде их уточнения, исправления или дополнения их новыми сторонами, положениями.

Возьмем, например, теорию химического строения, разработанную русским химиком А. М. Бутлеровым. Созданная вопреки ранее установленным воззрениям поэтому вопросу и в борьбе с ними, она подвергла отрицанию существовавшие в то время положения в этой области. Дело в том, что в середине XIX в. в органической химии накопилось огромное количество фактов, находившихся в прямом противоречии с ранее установленными теориями. Назрела настоятельная необходимость обобщить их, сделать из них соответствующие выводы взамен прежних, устаревших представлений. Но даже крупнейшие химики того времени (А. Кекуле, Г. Кольбе и др.) догматически придерживались старых выводов и формул. Бутлеров же смело пошел на замену их новыми, соответствующими новым научным фактам. Так, вопреки общепризнанному тогда положению о том, что химические свойства органических соединений зависят главным образом от состава молекул и их механического строения, он выдвинул положение, согласно которому эти свойства определяются прежде всего составом органических соединений и их химическим строением. В дальнейшем теория химического строения была детально разработана Бутлеровым, доказана теоретически и экспериментально и получила блестящее подтверждение всем последующим ходом развития органической химии.

Но и эта теория не является пределом развития наших знаний в этой области. Сам А. М. Бутлеров указывал, что его теория химического строения тоже подвергнется отрицанию в ходе дальнейшего развития науки. Как и всякая другая относительная истина, эта теория, говорил он, падет, но «падет не для того, чтобы исчезнуть, а для того, чтобы войти в неизменном виде в круг новых и более широких воззрений» [115].

Разумеется, мы здесь имеем в виду диалектическое отрицание. Формальная логика также изучает операцию отрицания, но это такая операция, когда отрицание того или иного суждения, теоретического вывода означает признание его ложным. При этом истинное и ложное выступают здесь как полярные, взаимно исключающие друг друга противоположности. Если, например, мы имеем определенную систему суждений и если окажется, что в этой системе, состоящей из множества суждений, хоть одно суждение ложно, то отрицается, признается ложной вся система.

В диалектике отрицать тот или иной теоретический вывод далеко не всегда означает объявить его ложным и отбросить. Истина и ложь имеют относительный характер. Если в какой-либо научной теории оказываются ложными отдельные ее положения, то эта теория сохраняет относительную истинность, а ее ложные и неточные положения постоянно уточняются, конкретизируются в процессе дальнейшего, более глубокого познания отраженного в ней объекта. Поэтому отрицание прежнего этапа развития теории означает ее развитие, совершенствование, переход к более глубокому уровню познания.

Для человеческого познания, так же как для природы и общества, характерно движение по спирали. При этом на высшей точке каждого нового круга происходит как бы возврат к началу, но на более глубокой основе.

Как известно, познание начинается с непосредственного живого созерцания, с рассмотрения изучаемого предмета, явления в целом, во всей совокупности его сторон, свойств, качеств. Дальнейшее, более глубокое изучение осуществляется путем расчленения предмета на его составные элементы, выделения отдельных его сторон, свойств и изучения их отдельно, в отвлечении от самого предмета. На этом этапе познания происходит отрицание первой ее ступени рассмотрения предмета в целом.

Когда более или менее глубоко изучены отдельные стороны, свойства, части предмета, происходит отрицание и этого этапа познания (т. е. осуществляется отрицание отрицания) и наступает такой период познания, когда происходит как бы возврат к рассмотрению предмета в целом путем синтеза всех его теперь уже изученных сторон, свойств, частей.

Все эти этапы, периоды познания не изолированы друг от друга, а теснейшим образом связаны между собой. Каждый последующий этап подготовляется всем ходом развития предыдущего этапа, вырастает из него, составляет его естественное продолжение. В своей же совокупности они являют отдельный цикл познания, осуществленный на основе закона отрицания отрицания.

Диалектический характер познания особенно хорошо можно видеть при рассмотрении таких категорий диалектической логики, как конкретное и абстрактное, единичное и общее, сущность и явление и др.

В самом деле, если процесс познания протекает от конкретного к абстрактному и от абстрактного снова к конкретному или соответственно от единичного к общему и от общего к единичному, то это значит, что познание осуществляется по закону отрицания отрицания. Это видно из того, что переход от конкретного к абстрактному в ходе познания (или от единичного к общему) есть не что иное, как отрицание конкретного (или единичного), а переход от абстрактного снова к конкретному (или общему) в ходе дальнейшего познания представляет собой отрицание абстрактного (или общего), т. е. отрицание отрицания и как бы возврат к прежнему, к конкретному (или единичному) но на более высокой основе, когда это конкретное уже обогащено общими понятиями, определениями и пр.

Такой же закономерностью отличается процесс познания и при переходе его от явления к сущности и от сущности снова к язлению. Ведь процесс познания, как мы знаем, всегда в конечном счете начинается с явления, с рассмотрения и изучения того, что мы воспринимаем чувственно. На основе материала чувственного познания в ходе абстрактного мышления исследователь постигает сущность изучаемого предмета. Но, познав сущность предмета, исследователь вновь возвращается к явлению, к самому изучаемому предмету для того, чтобы сопоставить полученные данные о сущности предмета с явлением, с тем, что мы воспринимаем чувственно.

Таким сопоставлением мы достигаем более глубокого познания предмета, ибо сущность предметов всегда проявляется через явление и, сравнивая их, мы уточняем и то и другое.

Таким образом, и здесь, и в ходе познания происходит как бы возврат к старому, к явлению, но это не простое повторение, а возврат к старому на более глубокой основе, когда уже раскрыта сущность изучаемого явления.

Важно отметить, что диалектико-логический принцип отрицания стихийно применялся учеными в их исследовании. Так, Н. Бор даже сформулировал известный принцип соответствия, утверждающий, что всякая теория, раскрывающая определенную область действительности, с возникновением новой теории, исследующей более широкую область знаний, не отбрасывается, а включается в эту новую теорию в качестве предельного или частного случая. Тем самым Н. Бор, не осознавая того, сформулировал диалектический принцип отрицания применительно к развитию научного знания.

Так, неевклидова геометрия является отрицанием евклидовой геометрии. Это более высокая ступень в познании пространства. Аксиомы евклидовой геометрии отражают отношения, где кривизна пространства равняется нулю. Неевклидова же геометрия учитывает более широкий круг явлений, где пространство имеет иные свойства, например кривизну. И здесь отрицание происходит таким образом, что сохраняет положительное. Евклидова геометрия включается в неевклидову как частный случай.

Процесс отрицания и связанный с ним процесс преемственности в развитии той или иной теории в различных науках проявляется по-разному. В физике, математике и в других науках старая теория может быть частным случаем новой, более точной теории, подобно евклидовой и неевклидовой геометриям.

В других случаях преемственность выражается в том, что при разработке новых теорий учитывается и развивается все объективно верное, что содержалось в прежних теориях. Так, у прогрессивных буржуазных экономистов А. Смита и Д. Рикардо высказывалась идея трудовой теории стоимости. Марксистская политическая экономия, практически переработав эту идею, создала научную теорию трудовой стоимости, благодаря чему удалось выяснить источник прибавочной стоимости.

Следозательно, закон отрицания отрицания, как и другие законы материалистической диалектики, играет большую роль в диалектическом мышлении, лежит в основе процесса познания.

Но материалистическая диалектика содержит не только рассмотренные выше основные законы, но и ряд других законов, в частности выражающих связи между так называемыми парными категориями (сущность и явление, форма и содержание, необходимость и случайность и др.), которые обычно называют неосновными законами диалектики. Как будет показано ниже, они тоже играют весьма важную роль в познании.

Все рассмотренные выше основные и неосновные законы и категории диалектики представляют собой всеобщие формы как бытия, так и познания, мышления. Но диалектическое мышление подчиняется также и специфическим законам познания, которые выражают связи между абсолютной и относительной истиной, конкретным и абстрактным, чувственным и логическим, закономерности, характеризующие конкретность истины, методы и формы мышления, и т. п.

Существует точка зрения, согласно которой указанные закономерности хотя и формулируются на основе закономерностей объективной действительности, но не являются их непосредственным, прямым отражением. Конечно, эти закономерности не функционируют в объективной действительности в том виде, в каком они функционируют в мышлении. Однако нельзя забывать, что они выражают собой не что иное, как те же законы диалектики (закон единства и борьбы противоположностей, закон отрицания отрицания и др.), трансформированные применительно к диалектике развития истины, отдельных абстракций и т. п., и через эти законы связаны с объективной действительностью.

Если диалектика познания, зафиксированная в специфических законах, не является воспроизведением внешнего мира, то что она собой представляет? — спрашивают авторы книги «Материалистическая диалектика как общая теория развития». Н отвечают: «В сущности, она есть совокупность законов, принципов, соотношений, в которых отражается диалектика субъекта и объекта в процессе познания, т. е. диалектика объективированного процесса познания как результата взаимодействия познающего субъекта и познаваемого объекта. В специфических законах познания находят отражение существенные характеристики этого взаимодействия. И хотя специфические диалектические законы не воспроизводят диалектику внешнего мира, однако они служат могучим средством его отображения в голове человека. Они аналогичны процессам абстрагирования и анализа, в ходе которых мы разделяем то, что в объективной действительности всегда неразрывно связано» [116].

Однако есть и такие философы, которые данные законы полностью отождествляют с законами бытия, не видят никакого различия между закономерностями развития действительности и способами ее познания. В идеалистической интерпретации эта точка зрения наиболее ярко представлена в философской системе Гегеля.

Для Гегеля абсолютное тождество законов бытия и законов мышления вполне логично и закономерно, поскольку для него мышление и есть единственная субстанция. Поэтому методы и формы мысли у него и есть сама действительность. Правда, при материалистическом истолковании его идея о единстве формы и содержания познания, метода и объекта безусловно плодотворна.

В.              И. Ленин положительно оценивал положение Гегеля о том, что «метод есть сознание о форме внутреннего самодвижения ее содержания» [117].

Однако объективно-идеалистическая система Гегеля, абсолютизируя мышление и отождествляя его с бытием, приводит его к онтологизации методов и форм познания, к антинаучной идее об их объективном существовании вне и независимо от человека. На самом же деле онто- логизация законов мышления не имеет под собой научных оснований, противоречит теории и практике познания. В объективной действительности нет в готовом виде пригодных к использованию методов и форм познающего мышления, отмеченных выше закономерностей его развития. Они являются продуктом деятельности людей, результатом сознательных, целенаправленных усилий, определяемых самим человеком, хотя и непроизвольно, не независимо от самой действительности. Однако нали- чиє объективных оснований этих закономерностей, их органическая связь с предметом познания вовсе не исключает творческой деятельности исследователя. Само собой разумеется, что при выборе, например, метода познания исследователь руководствуется не только и не столько своими личными, субъективными желаниями, а прежде всего спецификой изучаемого объекта и прежним опытом познания в этой области. Выбор метода познания— это одно из проявлений творчества исследователя, его дарования как ученого, силы его творческого дерзания, наличия богатого опыта исследования и умения преломить этот опыт к конкретным условиям познания.

Поэтому нельзя согласиться с утверждением о том, что законы мышления и законы бытия совпадают по своему содержанию, что законы объективного мира после того, как они познаны, якобы становятся законами мышления.

В идеалистической философии укоренилась и другая, противоположная точка зрения по данному вопросу. Это как раз такой случай, который показывает, что в идеализме крайности сходятся. Если идеалист Гегель полностью отождествлял специфические законы познания, мышления и законы бытия, то другие идеалисты, в том числе и многие современные, наоборот, рассматривали и рассматривают специфические законы познающего мышления в полном отрыве от закономерностей развития бытия и отражающих их теорий. Для них все специфические закономерности познания, в том числе методы и формы теоретического мышления, создаются чисто умозрительно в виде определенных правил проведения научных исследований, подобно тем правилам, которые вырабатываются для проведения спортивных игр, для организации движения транспорта и т. п.

Рассуждая о сущности законов логики и так называемой чистой математики, Р. Карнап писал, что эти законы «являются универсальными, но они ничего не говорят нам о мире. Они просто устанавливают отношения, которые имеются между некоторыми понятиями не потому, что мир обладает такой-то структурой, а только потому, что эти понятия определены соответствующим образом» 1.

В таком же плане современные идеалисты трактуют и методы научного познания. Например, С. Хук утверждает, что законы научного метода есть не что иное, как «правила научной процедуры», вырабатываемые для удобства исследования. Подобную точку зрения разделяют даже некоторые естествоиспытатели в буржуазных странах. Это, между прочим, приводит к тому, что они совершенно не могут объяснить, почему методы, применяемые в одних науках, например в области математики, с успехом применяются в других науках.

С.              Хук не понимает, что методы познания формируются не произвольно. Их нельзя разрабатывать сообразуясь только с удобствами манипулирования с понятиями данной науки. Методы могут выполнять свои функции только в том случае, если включают в себя соответствующим образом философски переработанные теории и понятия о материальной действительности, о ее коренных закономерностях; метод только тогда способен быть действенным инструментом научного исследования, когда он ведет исследователя к истине не по произвольным правилам научной «процедуры», а по законам самого изучаемого объекта. Не случайно один из крупнейших современных естествоиспытателей Л. де Бройль требует основываться на постулате, который сводится к «допущению рациональности физического мира, к признанию, что существует нечто общее между структурой материальной Вселенной и законами функционирования нашего разума» 1.

Таким образом, диалектическая логика в процессе познания оперирует законами трех видов: основными законами диалектики, неосновными законами, выражающими связи между диалектическими категориями, и специфическими законами диалектики познания.

Но всякое логическое мышление, в том числе и диалектическое, функционирует не только на основе указанных законов; оно подчиняется также и законам логического мышления, выработанным формальной логикой, следование которым в ходе мышления обеспечивает его правильность. Такими законами, как известно, являются закон тождества, закон противоречия, закон исключенного третьего и закон достаточного основания. Рассмотрим логическую и гносеологическую сущность этих законов, их место и роль в познании в свете диалектической логики.

Закон тождества говорит о том, что каждая мысль в процессе данного рассуждения должна сохранять одно и то же определенное содержание, сколько бы раз она ни повторялась. Другими словами, закон тождества требует, чтобы в процессе одного и того же рассуждения о каком-то предмете с определенным содержанием его признаков мы мыслили именно данный предмет с тем же самым содержанием его свойств (признаков). Тем самым данный закон обеспечивает определенность, однозначность содержания человеческого мышления, дает возможность выявить свойства данного предмета и его отличие от других предметов действительности.

Однако несмотря на очевидную истинность закона тождества, его аксиоматический характер в границах формальной логики, многие философы и логики прошлого и настоящего выражали сомнение в истинности этого закона. Уже Аристотель в противовес Пармениду, который впервые пытался раскрыть сущность закона тождества и считал его законом бытия, утверждал о всеобщей изменчивости вещей. Правда, на этом основании Аристотель не отверг закон тождества, обосновывая это тем, что всеобщая изменчивость вещей не противоречит существованию их неподвижной сущности. Однако абсолютный характер закона тождества как закона бытия подвергался серьезному сомнению и ограничению.

В ходе дальнейшего развития науки, когда стал активно изучаться процесс развития (математика переменных величин, идея эволюции в астрономии, биологии, геологии и в других науках), идее неизменности сущности вещей был нанесен новый удар и логики вынуждены были думать о том, как процессы, происходящие в природе, выразить в логических формах.

Наиболее остро эта проблема, как известно, была поставлена Гегелем, который ясно видел противоречие между его диалектикой и основами формальной логики, доказывал ограниченность, односторонность законов и правил формальной логики — логики неподвижных категорий. О законе тождества Гегель говорил, что он выражает пустую тавтологию и лишен содержания, и в то же время вынужден был признать, что этот закон отражает одно из важных свойств вещей — их определенность, но вовсе не учитывает их изменчивости.

Некоторые философы выражали сомнение в том, не является ли закон тождества оправданием метафизики как мировоззрения, не противоречит ли он коренному положению материалистической диалектики о постоянном движении, развитии предметов материальной действительности, поскольку он утверждает тождественность предметов самим себе, их постоянство, окаменелость? Именно так и рассуждали философы, полностью отождествлявшие формальную логику с метафизикой как всеобщим принципом, как мировоззрением, и на этом основании всячески третировали формальную логику, предлагая ее отбросить, как отжившую свой век в эпоху диалектической логики. Однако подобные рассуждения не имеют никакой научной основы. Дело в том, что материалистическая диалектика преодолевает односторонний, узкий горизонт формально-логического абстрактного тождества, рассматривая тождество и различие в вещах в диалектически противоречивом единстве. Отмечая это обстоятельство, Ф. Энгельс подчеркивал, что «для обобщающего естествознания абстрактное тождество совершенно недостаточно даже в любой отдельной области, и хотя в общем и целом оно практически теперь устранено, но теоретически оно все еще властвует над умами, и большинство естествоиспытателей все еще воображает, что тождество и различие являются непримиримыми противоположностями, а не односторонними полюсами, которые представляют собой нечто истинное только в своем взаимодействии, во включении различия в тождество» 1.

Рассматривая предметы, явления действительности не в мертвом, неподвижном состоянии, а в движении, развитии, диалектическая логика исходит из того, что различия, являющиеся результатом изменения предметов, возникают внутри их тождества, их качественной определенности, что и обеспечивает однозначность, определенность мысли при рассмотрении предмета в его развитии. А это значит, что принцип конкретного тождества диалектической логики вовсе не отвергает и не отрицает определенности мышления, а утверждает ее, придавая ему большую конкретность.

С другой стороны, материалистическая диалектика не рассматривает односторонне, в отрыве друг от друга, и такие противоположности, как устойчивость и изменчивость, движение и покой. Она действительно исходит из факта непрерывного движения, развития явлений действительности и их отражения в нашем сознании.

Но диалектика признает не только движение, развитие, но также и моменты равновесия, покоя. Но $сли движение абсолютно, то покой и равновесие относительны. Они возможны только по отношению к отдельным материальным телам, а не ко всей материи в целом. Кроме того, покой и равновесие могут быть по отношению к тому или иному виду движения, но не ко всем видам движения, которыми обладает данное тело. Так, каждый организм на протяжении своей жизни претерпевает огромные изменения. Эти изменения вызываются и определяются непрерывным воздействием окружающей среды. Однако обмен веществ между организмом и средой в течение какого-то времени не приводит к коренным качественным преобразованиям. Организм, сохраняя один и тот же обмен веществ, находится в состоянии относительного покоя, равновесия. Вместе с тем изменения, постоянно накапливаясь, приближают организм к смерти, т. е. к переходу его в совершенно другое качественное состояние.

Следует подчеркнуть, что с помощью мышления как раз и отражается в предметах, явлениях главное, существенное, относительно устойчивое, что характеризует их коренную качественную определенность. Поэтому в процессе мышления мы не можем оперировать расплывчатыми, непостоянными, неопределенными понятиями о предметах. Пока предмет находится в определенном качественном состоянии, пока в процессе развития он не изменил своих основных свойств, признаков, мы должны мыслить именно об этом предмете со всеми присущими ему свойствами. В противном случае и само наше мышление будет расплывчатым, неопределенным, т. е. логически неправильным и потому не будет иметь познавательного значения, не приведет нас к истине. Во время дискуссий, бесед, споров иногда спорящие стороны вкладывают в основные понятия разное содержание. Именно поэтому В. И. Ленин всегда требовал установить смысл исходных понятий, прежде чем начать дискуссию. Так, критикуя определение понятия «империализм», данное Каутским, В. И. Ленин писал: «Спорить о словах, конечно, не умно. Запретить употреблять «слово» империализм так или иначе невозможно. Но надо выяснить точно понятия, если хотеть вести дискуссию» 1.

Разнобой в истолковании основных понятий, подмена (сознательная или ошибочная) одних понятий другими никогда не приведет к истине. Закон тождества как раз и направлен на то, чтобы предотвращать подобные ошибки, чтобы наши мысли и рассуждения были не двусмысленными, не расплывчатыми, а ясными и определенными.

Это требование к познающему субъекту кажется очень простым и очевидным. Люди в своей практике элементарного мышления с детства убеждаются в необходимости мыслить ясно и определенно. И тем не менее было немало философов, которые не поняли этого закона и, по существу, отвергали его. Среди них можно отметить даже такого выдающегося мыслителя, как Гегель, который, как мы видели, недооценивал и даже игнорировал закон тождества, считая, что «этот закон мышления бессодержателен и никуда далее не ведет» \ что он нацеливает на пережевывание одного и того же, что его требования приводят к «абсолютной болтовне», навевают скуку и т. п. Немецкий мыслитель, разумеется, ошибался. Закон тождества, несмотря на свою элементарность, имеет огромное значение не только «в домашнем обиходе», но действует и в ходе серьезных, научно-теоретических рассуждений. Он выражает одно из важнейших условий правильного мышления — определенность мысли, которая является отражением качественной устойчивости предметов, явлений материального и духовного мира. Поэтому закон абстрактного тождества формальной логики имеет определенное объективное основание.

Но вместе с тем закон абстрактного тождества страдает и ограниченностью, односторонностью, ибо он отражает лишь одну сторону предметов действительности— их устойчивость, качественную определенность — и абстрагируется от другой их стороны — от их изменения, развития. Здесь тождество и различие отрываются друг от друга. Закон тождества справедлив и весьма важен на определенной ступени познания, когда предметы и явления рассматриваются в статике и когда можно абстрагироваться от их движения, развития.

Поэтому закон тождества нельзя понимать догматически, неправильно представлять, что он вообще запрещает изменение предметов действительности и отражающих их понятий. Диалектическая логика рассматривает тождество как момент относительного покоя в процессе всеобщего развития действительности. Положение диалектической логики о подвижности, гибкости понятий, как мы увидим ниже, является коренным условием истинного познания.

Вместе с тем и закон тождества формальной логики не запрещает изменять понятия, если они устарели, если состояние относительного покоя нарушено в результате изменения сущности предмета. Более того, как правильно отмечает В. К. Астафьев \ формальная логика доступными ей средствами пытается отразить процесс изменения, развития исследуемого предмета путем формирования ряда понятий об этом предмете, каждое из которых характеризует определенный этап его развития. Например, понятие «живой организм» можно представить в виде ряда генетически последовательных понятий, таких, как «одноклеточный живой организм», «многоклеточное животное» (например, кишечнополостное), «беспозвоночное животное», «позвоночное животное», «млекопитающее животное» и т. п.

Правда, в этом случае формальная логика тоже оперирует указанными понятиями как застывшими, неизменными. Хотя эти понятия отражают ступени, этапы развития мыслимого предмета, они не могут раскрыть самого процесса развития. От этого процесса формальная логика абстрагируется, и потому всегда сохраняется возможность отрыва ее неподвижных понятий от действительности. В этом и проявляется ограниченность формальной логики. Единственно, что требует формальная логика с ее законом тождества, это чтобы в данном рассуждении, в данной связи и в данных условиях в понятия, фигури- руемые в рассуждении, вкладывать одно, вполне определенное содержание.

А из этого следует, что закон тождества, как и другие законы и положения формальной логики, нельзя абсолютизировать и считать, что только они и могут привести нас к истине. Их действие в познании необходимо рассматривать с позиций современной, диалектической логики, которая только и может правильно определить их место и роль в познании. Закон тождества поэтому, взятый сам по себе, не обеспечит нам истинного вывода. Его требования и выполнение этих требований в процессе мышления составляют лишь одно условие из множества других условий построения правильного логического вывода.

Закон противоречия предостерегает мыслящего субъекта от ошибок, связанных с логическим противоречием.

Обычно противоречивыми называют такие мысли, одна из которых утверждает то, что отрицает другая. В формальной логике такая несовместимость одной мысли с другой, несогласованность между ними определяются как логическое противоречие, которое состоит в том, что в процессе мышления сознательно или ошибочно отождествляется различное или выдается за различное фактически тождественное.

Чтобы избежать подобных ошибок, формальная логика сформулировала определенное правило, закон, который нельзя нарушать в любом мыслительном акте и который утверждает, что «два суждения, из которых в одном утверждается нечто о предмете мысли, а в другом то же самое отрицается об этом же предмете, не могут быть сразу истинными, если эти суждения высказаны в одно и то же время и в одном и том же отношении». В формальной логике этот закон называется законом противоречия (иногда его называют законом непротиворечия).

Закон противоречия в недавнем прошлом (а иногда и теперь) подвергался серьезной критике. Главные нападки на этот закон «обосновывались» тем, что он будто бы сам находится в непримиримом противоречии с материалистической диалектикой. Ведь указанный закон, рассуждают такие критики, запрещает будто бы всякие противоречия в мышлении и отрицает противоречия в действительности. Между тем учение о противоречиях составляет ядро диалектики.

На самом же деле формальная логика и ее закон противоречия направлен только против формально-логических противоречий, которые не являются аналогом действительности, не являются отражением каких-то сторон, связей, отношений материального мира, а возникают искусственно в результате нарушения законов развития мысли. Именно такие противоречия имеет в виду формальная логика, когда она формулирует закон противоречия.

Однако в процессе мышления возникают и совершенно другие противоречия, противоречия «живой жизни», противоречия, возникающие объективно, в самой действительности, в ходе ее развития, которые отражаются и в наших мыслях в процессе познания этой действительности. Формальная логика не имеет никакого отношения к этим противоречиям, она не может их признавать или не признавать, поскольку они не входят в ее предмет. Утверждать, что формальная логика отрицает всякие противоречия, ведет к искажению предмета этой науки, к смешению и отождествлению формально-логических противоречий с противоречиями диалектическими, объективными, возникающими в действительности и отражающимися в наших мыслях.

Враги нашего мировоззрения ловко используют смешение формально-логических и диалектических противоречий для того, чтобы опорочить, отвергнуть диалектическую логику и диалектико-материалистическую теорию познания. Они полагают, что все противоречия, возникающие в процессе познающего мышления, являются помехой истинному познанию и возникают в результате ошибок исследователя. Поэтому от них надо освобождаться во что бы то ни стало. Никаких объективных, диалектических противоречий в действительности и их отражения в наших мыслях они не признают, считая, что в противної^ случае познание было бы невозможно. Если же противоречия, рассуждают они, действительно движут познавательный процесс, как уверяют диалектики, то выходит, что чем больше познающий субъект нагромоздит противоречий в познавательном процессе, тем быстрее он постигает истину, тем глубже он вскроет сущность изучаемого предмета, явления. А если так, то мы в ходе познания вынуждены сознательно создавать противоречия, изобретать трудности, запутывать процесс познания.

Немецкий философ-идеалист Е. Гартман, критикуя диалектику Гегеля, уверял, что изгнание из процесса мышления всяких противоречий является необходимым условием его правильности. Там, где обнаруживается противоречие, необходимо видеть недостаток, ибо противоречие, с его точки зрения, признак невозможного, бессмыслицы. «Это общее согласие,— писал он относительно знания закона противоречия,— минимум того общего основания, без которого вообще никакие споры, по крайней мере никакие доказательства неправильности — немыслимы. Но диалектик только насмехается над этим предрассудком, которым является один из выброшенных за борт законов формальной логики» *. А из этого он делал вывод, что «настоящего диалектика никоим образом нельзя в его сознании довести до абсурда, ибо там, где для других людей наступает абсурд — область противоречия, для диалектика лишь начинается та самая мудрость, к которой он единственно питает любовь» [118].

Подобные приемы критики материалистической диалектики применяют и современные буржуазные философы, пытаясь такими рассуждениями опровергнуть учение диалектической логики о противоречивом характере мышления. На самом же деле этот софизм опять-таки построен на смешении диалектических противоречий с формально-логическими.

Иногда утверждают, что закон противоречия формальной логики несовместим с учением о противоречиях материалистической диалектики потому, что многие научные положения, являющиеся бесспорно истинными с точки зрения материалистической диалектики, находятся якобы в противоречии с законами формальной логики. В этих случаях приводятся обычно такие положения, как «материя прерывна и непрерывна», «свет обладает и корпускулярной природой, и волновой» и др. Эти положения, не вызывающие никакого сомнения с точки зрения диалектической логики, будто бы совершенно несовместимы с законом противоречия формальной логики.

Однако известно, что закон противоречия запрещает одновременно и утверждать о наличии какого-то свойства у предмета и в то же время в том же смысле отрицать его. В приведенных же положениях речь идет о наличии у предмета двух различных свойств, и потому ни о каком несоответствии с законом противоречия формальной логики здесь не может быть речи. Формальная логика считает ложными такие положения:              «материя              обладает

свойством прерывности и не обладает им», «свету присущи корпускулярные свойства и не присущи» и т. д. Но эти положения являются ложными и по своему существу, а потому они несовместимы с диалектической логикой.

Все это свидетельствует о том, что мы не имеем никаких оснований утверждать о наличии какого-то несоответствия между принципами материалистической диалектики и принципами формальной логики, о несовместимости закона противоречия формальной логики и учения о противоречиях материалистической диалектики, ибо речь здесь идет о совершенно различных вещах.

Правда, в процессе сложного диалектического анали-. за действительности исследователь может прийти к выводу, который по форме будет находиться в явном противоречии с указанным законом формальной логики. Например, К. Маркс, исследуя в «Капитале» проблему прибавочной стоимости, пришел к таким, казалось бы, совершенно несовместимым выводам: «Прибавочная стоимость должна возникнуть в обращении» и «Прибавочная стоимость не может возникнуть из обращения». Убедительно доказывая истинность этих двух суждений и подвергая диалектическому анализу другие вопросы процесса обмена товаров, К. Маркс пишет: «Мы видели, чго процесс обмена товаров заключает в себе противоречащие и исключающие друг друга отношения. Развитие товара не снимает этих противоречий, но создает форму для их движения. Таков и вообще тот метод, при помощи которого разрешаются действительные противоречия. Так, например, в том, что одно тело непрерывно падает на другое и непрерывно же удаляется от последнего, заключается противоречие. Эллипсис есть одна из форм движения, в которой это противоречие одновременно и осуществляется и разрешается» К

Можно ли на этом основании сказать, что здесь не действовал либо оказался ложным или нарушенным формально-логический закон противоречия? Такое утверждение вряд ли можно считать правильным. На самом же деле здесь мы имеем дело не с формально-логическим, а с диалектическим противоречием, но выраженным в виде противоречия формально-логического, и разрешить его надо с помощью средств не формальной, а диалектической логики.

Чтобы избежать впечатления о мнимой несовместимости указанных двух законов, необходимо в подобных случаях «объективное диалектическое противоречие при его наиболее точном воспроизведении на уровне теоретического мышления в конечном итоге» выразить «в логически непротиворечивой форме, дабы по возможности не примешивать субъективных противоречий к познанным объективным»[119].

Так именно и поступил К. Маркс в приведенном выше случае. Подвергая тщательному теоретическому анализу противоречивые суждения «Прибавочная стоимость должна возникнуть в обращении» и «Прибавочная стоимость не может возникнуть из обращения», он пришел к другому логически непротиворечивому выводу: «Прибавочная стоимость возникает в производстве, но через посредство обращения».

Следовательно, чтобы правильно понимать данную проблему, необходимо не сваливать в одну кучу и диалектические, и формально-логические противоречия, а иметь в виду коренное различие между ними, понять, что они играют различную роль в познавательном процессе, и задача состоит в том, чтобы правильно определить эту роль.

Стремительное развитие естественных и общественных наук, разнообразная непрерывно совершающаяся практическая деятельность людей делают все более и более очевидной истинность учения материалистической диалектики о противоречивом характере развития материального мира и его познания человеком. Поэтому в настоящее время и в буржуазной философии появляются мыслители, которые понимают, что это марксистское учение невозможно опровергнуть не прибегая к фальсификации науки и извращению фактов, ибо оно отражает действительность такой, какой она является на самом деле. Поэтому такие мыслители вынуждены признавать наличие объективных противоречий в материальном мире, но истолковывают они их не всегда правильно. К таким мыслителям относится, например, Ф. Гонсет. Правда, и он, и представители его школы не ставят вопроса о противоречиях в материальном мире, но они убеждены в том, что в процессе познания возникают не только субъективные, но и объективные противоречия. В частности, это выражается в наличии различных и противоположных точек зрения в науке, которые он и считает необходимым условием ее развития.

Мысль о существовании объективных противоречий еще более определенно высказывается биохимиком К. Мишером, который даже опубликовал на эту тему специальную статью «Единство в противоположности как одна из основ нашего бытия и нашего познания». Как видно уже из названия статьи, автор признает объективное существование диалектических противоречий не только в познании, но и в окружающем нас мире. Более того, наличие единства в противоположностях он считает одной из основ нашего бытия и нашего познания. Ценно то, что ученый не просто декларирует это положение, но приводит его как совершенно бесспорный и научно обоснованный вывод из его длительного личного опыта научного исследования и многочисленных экспериментов, проведенных им на протяжении многих лет. Для доказательств этого вывода он приводит убедительные доводы, которые дает нам современное естествознание.

Соотношение между формально-логическими противоречиями и противоречиями жизни, противоречиями классовой борьбы, т. е. диалектическими противоречиями, хорошо показал В. И. Ленин на конкретных примерах в целом ряде произведений. Так, в статье «Революционная канцелярщина и революционное дело» В. И. Ленин, разоблачая противоречивую по форме и реакционную по содержанию формулу кадетов «Государственная дума с учредительными функциями для выработки конституции с утверждением государя...», писал: «Даже буржуазнодемократическая печать отметила внутреннюю противоречивость и нелепость этой формулы. «Учреждать» новый государственный порядок «с утверждения» главы старого правительства,— ведь это значит узаконять две власти, две равные (на бумаге) верховные власти... Это противоречие необъяснимо с точки зрения простой формальной логики. Но его вполне объясняет логика классовых интересов буржуазии. Буржуазия боится полной свободы, полного демократизма... Буржуазия хочет поэтому, в сущности, не полной свободы, не полного самодержавия народа, а сделки с реакцией, сделки с самодержавием... Противоречивое классовое положение буржуазии между самодержавием и пролетариатом неизбежно порождает, независимо даже от воли и сознания тех или иных отдельных лиц, бессмысленные и нелепые формулы «соглашения» *.

Здесь в яркой образной форме показано, как в живое, конкретное мышление вплетаются формально-логические противоречия и как в нем отражаются противоречия жизни, объективные диалектические противоречия.

Конечно, только по словесному выражению трудно отличить формально-логическое противоречие от противоречия диалектического. Последние в самом мыслительном акте могут показаться противоречиями мышления. В самом деле, рассмотрим такие два суждения: «Змеиный яд вреден для здоровья человека» и «Змеиный яд полезен для здоровья человека». Согласно закону противоречия формальной логики, по крайней мере одно из этих суждений должно быть ложным. На самом же деле оба эти суждения при соответствующих условиях могут оказаться истинными (если в первом случае человек примет чрезмерную порцию яда, а во втором — безвредную, медицинскую порцию). Здесь требуется конкретный анализ конкретной ситуации, что не входит в компетенцию формальной логики и осуществляется логикой диалектической в соответствии с принципом конкретности истины.

Между прочим, этот пример хорошо показывает ограниченность средств формальной логики в процессе конкретного анализа предметов, явлений действительности, их связей и закономерностей, а также возникающих при этом диалектических противоречий. Вместе с тем сам закон противоречия формальной логики, как было показано выше, не только совместим с учением диалектики о противоречиях, но играет весьма важную роль во всяком, в том числе и диалектическом, мышлении. Всякое мышление должно быть последовательным, логически непротиворечивым, определенным и убедительным.

Закон исключенного третьего тоже связан с необходимостью устранения в процессе мышления логических противоречий. Согласно этому закону, две противоречащие мысли об одном и том же предмете, взятом в одно и то же время и в одном и том же отношении, не могут быть одновременно ложными: одна из них непременно истинна, а другая ложна; третьего не дано.

Может показаться, что закон исключенного третьего повторяет закон противоречия. Так именно и рассматривали некоторые логики эти законы, объединяя их следующей формулировкой: «Из двух противоречащих высказываний в одно и то же время и в одном и том же отношении одно непременно истинно».

Оба указанных закона действительно теснейшим образом связаны между собой. Как в законе противоречия, так и в законе исключенного третьего речь идет о логических противоречиях, возникающих в ходе мышления. Однако между этими законами имеются и существенные различия. Различие между ними определяется хотя бы тем, что в законе противоречия речь идет о том, что две противоположные мысли, высказанные об одном и том же предмете в одно и то же время и в одном и том же отношении, не могут быть обе истинными. Но здесь остается открытым вопрос о том, могут ли они обе быть ложными. Закон же исключенного третьего утверждает, что из двух противоречащих суждении об одном и том же предмете, высказанных в одно и то же время и в одном и том же отношении, одно непременно истинно, а другое (согласно закону противоречия) обязательно ложно. Третьего не дано. Синтез двух этих законов дает более определенный ответ на вопрос об истинности или ложности двух противоречащих суждений.

Кроме того, есть такие суждения, которые попадают в сферу действия закона противоречия, но не охватываются законом исключенного третьего. Но не наоборот, ибо все суждения, находящиеся в сфере действия закона исключенного третьего, в то же время охватываются и законом противоречия. Например, суждения типа «Ни одно S не есть Р» и «Все S суть Р» не могут быть одновременно истинными (согласно закону противоречия), но они могут быть одновременно оба ложными и потому не подчиняются закону исключенного третьего. Например, такие суждения, как «Все металлы — твердые тела» и «Ни один металл не является твердым телом», не подпадают под действие закона исключенного третьего: они оба ложны.

Из этого следует, что закон исключенного третьего действует во всей сфере противоречащих суждений, в том числе и противоположных суждений об одном и том же предмете. Но он не охватывает суждений, связанных контрарной противоположностью (когда оба суждения общие, как это имеет место в приведенном выше примере). Закон же противоречия охватывает более широкую область суждений. Сюда входят все противоположные суждения, в том числе и суждения, связанные контрарной противоположностью.

Хотя закон исключенного третьего не дает ответа на вопрос о том, какое конкретно из противоречащих суждений истинно, а какое ложно (это можно сделать только в результате диалектического, конкретного анализа изучаемого явления), он значительно облегчает решение этой задачи. Ведь если исследователю известно, что одно из противоречащих суждений истинно или ложно (а это он определил в результате конкретного изучения предмета мысли), то он без всяких дополнительных исследований может твердо заключить (на основе закона исключенного третьего), что второе суждение ложно или соответственно истинно.

Важное место занимает закон исключенного третьего в процессе так называемого доказательства от противного, получившего особенно большое распространение в доказательстве некоторых математических положений.

Суть этощ способа доказательства, как известно, состоит в том, что подвергается исследованию положение, противоречащее доказываемому тезису. Если будет доказана ложность этого положения, то тем самым, согласно закону исключенного третьего, будет доказана истинность противоречащего ему доказываемого тезиса.

Поэтому трудно согласиться с философами, которые недооценивают и даже вовсе отвергают закон исключенного третьего как якобы бесполезный, ничего не дающий исследователю в процессе его мышления. Например, Гегель по поводу закона исключенного третьего писал: «Закон исключенного третьего есть закон определяющего рассудка, который, желая избегнуть противоречия, как раз впадает в него. Согласно этому закону, должно быть либо +Л, либо —Л; но этим уже положено третье А, которое не есть ни +, ни — и которое в то же самое время полагается и как-)- А и как —Л» К

Гегель был бы прав, если бы закон исключенного третьего имел в виду всякие, в том числе и диалектические, противоречия. Но указанный закон говорит только о логических противоречиях, возникающих при высказывании противоречащих суждений. А в этих случаях, как мы видели, в принципе не может быть третьего Л, которое бы не являлось ни -f-Л, ни —Л. В самом деле, что может быть третьим или каким-то средним между такими противоречащими суждениями, как «Все планеты Солнечной системы не имеют атмосферы» и «Некоторые планеты Солнечной системы имеют атмосферу». Здесь одно суждение обязательно истинно (в данном случае второе суждение), а другое ложно (в данном случае первое суждение). Никакого третьего суждения по этому поводу высказать нельзя. Ошибка Гегеля заключается опять-таки в том, что он смешивает формально-логические противоречия и противоречия диалектические, полагая, что закон исключенного третьего запрещает всякие, в том числе и диалектические, противоречия.

Однако закон исключенного третьего служит для устранения только таких противоречий, которые возникают в случае высказывания противоречащих суждений трех типов: 1) когда в одном суждении нечто утверждается о единичном предмете, а в другом это же самое отрицается об этом же самом предмете, в то же самое время и в том же отношении; 2) когда в одном суждении нечто утверждается о всем классе предметов, а в другом это же самое отрицается относительно некоторых предметов данного класса; 3) когда в одном суждении нечто отрицается относительно всех предметов данного класса, а в другом то же самое утверждается относительно некоторых предметов данного класса. Во всех этих случаях, согласно закону исключенного третьего, одно суждение непременно истинно, а другое (согласно закону тождества) ложно.

Только на такие противоречия и распространяется закон исключенного третьего. Диалектические же противоречия— это противоречия иного рода, они не находятся в компетенции, в сфере действия формальной логики и ее законов.

Конечно, в реальном процессе мышления диалектические противоречия, как уже было отмечено, нередко тесно связаны с противоречиями формально-логическими, а иногда диалектические противоречия выражаются в виде формально-логических противоречий. Ярким подтверждением этого является приведенное В. И. Лениным в статье «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» вы сказывание о том, в чьих интересах государство направляет деятельность монополий:

«...— либо в интересах помещиков и капиталистов; тогда мы получаем не революционно-демократическое, а реакционно-бюрократическое государство, империалистическую республику,

— либо в интересах революционной демократии; тогда это и есть шаг к социализму...

Тут середины нет. Объективный ход развития таков, что от монополий... вперед идти нельзя, не идя к социализму.

Либо быть революционным демократом на деле. Тогда нельзя бояться шагов к социализму.

Либо бояться шагов к социализму... тогда неминуемо... реакционно-бюрократически подавлять «революционно-демократические» стремления рабочих и крестьянских масс.

Середины нет.

И в этом основное противоречие нашей революции» *.

Данное противоречие, как видно, носит не формально-логический, а диалектический характер, ибо оно порождено диалектикой противоречий самой действительности, диалектикой классовой борьбы, внутренними противоречиями общественного развития. Но по своей форме оно напоминает противоречие, входящее в компетенцию закона исключенного третьего. Между тем совершенно ясно, что разрешить это противоречие средствами только формальной логики невозможно. Такие противоречия разрешаются не в процессе мышления, а в ходе революционной борьбы пролетариата, осуществляемой под руководством партии.

Однако формальная логика и не претендует на разрешение подобных противоречий. Ее задача значительно скромнее: не допускать логических противоречий в мыслях, в частности не считать истинным суждение, противоречащее тому суждению, истинность которого была установлена ранее, что непосредственно и следует из требований формально-логического закона исключенного третьего. На большее формальная логика не претендует. Однако требования закона исключенного третьего (как и других законов формальной логики) действуют только тогда, когда надо отразить результат развития, но он бессилен, когда речь идет о процессах изменения, развития и их отражения в логических формах. В ходе развития вполне «уживаются» и находятся в единстве совершенно противоположные по своему характеру явления.

Например, что может быть более противоположным, чем жизнь и смерть? Однако в жизнедеятельности живого организма они находятся в единстве. Недаром говорится, что «жить — значит умирать». В самом деле, организм находится в постоянном взаимодействии со средой, между организмом и средой постоянно происходит обмен веществ. В ходе этого обмена старые клетки организма отмирают, а новые нарождаются. Академик

А.              А. Богомолец установил, что ежедневно в крови человека разрушается, умирает 350—500 млрд. эритроцитов и столько же нарождается вновь. И, что особенно важно, продукты распада крови способствуют новому кроветворению. А это значит, что процесс созидания не может протекать без противоположного ему процесса разрушения, и наоборот, разрушение организма невозможно без его созидания. Для того чтобы отразить процессы в формах мысли, наше мышление должно выйти за рамки формальной логики. Эта задача может быть решена только средствами логики диалектической, рассматривающей противоположности в процессе развития, в их единстве.

, Это, разумеется, не значит, что диалектическая логика отрицает закон исключенного третьего, но дает ему более глубокое и конкретное толкование, указывает границы его применимости.

Закон достаточного основания выражает требования к нашему мышлению быть логически стройным, непротиворечивым и доказательным. Этот закон утверждает, что всякая законченная мысль должна считаться истинной только в том случае, если известны достаточные основания, в силу которых она считается истинной. В данном случае речь идет о логической обоснованности и доказательности наших мыслей, без которых не может быть не только ни одной научной теории, но и ни одного разумного обмена мыслями. Однако логическое доказательство осуществляется по правилам и законам, которые являются не произвольными конструкциями человека, а выработаны на основе изучения самой действительности в ходе практической деятельности людей, и потому они имеют вполне реальное объективное основание.

Закон достаточного основания впервые был сформулирован Г. Лейбницем в такой редакции: «...ни одно явление не может оказаться истинным или действительным, ни одно утверждение справедливым,— без достаточного основания, почему именно дело обстоит так, а не иначе» *. А это значит, что данный закон Лейбниц рассматривал не только как закон мышления, но и как закон бытия. В данной формулировке выражены как логическая, так и онтологическая стороны закона достаточного основания.

Тот факт, что даннный закон впервые был сформулирован Лейбницем, вовсе не значит, что до него этот закон не фигурировал в логической науке. Как определенный логический принцип он был известен мыслителям Древней Греции. Проблему логического и реального основания утверждали Левкипп и Демокрит, Аристотель и другие. Правда, принцип основания рассматривался тогда главным образом в онтологическом плане, но античные мыслители распространяли его и на область мышления. Так, Аристотель, разрабатывая теорию логического доказательства, считал необходимым, чтобы «доказывающая наука основывалась на положениях истинных, первичных, непосредственных, более известных и предшествующих доказываемому и на причинах, в силу которых выводится заключение. Ибо такими будут и начала, свойственные тому, что доказывается» *.

Однако создатель формальной логики как науки не возвел достаточное основание в ранг закона, но рассматривал его как важнейший логический принцип. В настоящее время логическая наука включает в себя этот логический принцип как один из основных законов мышления. Он играет фундаментальную роль в логическом доказательстве и составляет важное условие правильного мышления, обосновывая определенность, последовательность, доказательность мышления.

В отличие от других законов формальной логики закон достаточного основания более органично связан с содержанием мышления, почему он и не входит в систему математической логики, где логическое доказательство формализовано.

Содержательное логическое доказательство, как известно, осуществляется путем правильной связи мысли в теоретическом рассуждении. Правильная связь мыслей в логике играет главную, решающую роль. Но связь мыслей в любом рассуждении, в любом акте мышления есть отражение реальных связей между предметами, явлениями материального мира. Поэтому-то всеобщая связь и взаимозависимость явлений, существующие в действительности, имеют решающее значение в познании.

Однако закон достаточного основания, являющийся наиболее общим законом мышления, выражает лишь самое общее требование к мышлению. Он не указывает и не может указать, какие именно аргументы надо привести для обоснования каждого конкретного высказывания. Он выражает лишь общее утверждение о том, что всякое истинное высказывание обязательно имеет логическое основание, которое и должно быть приведено тем, кто это высказывание делает. Конкретное обоснование истинности определенных научных положений — дело специальных естественных и общественных наук, которые осуществляют это на основе конкретного анализа действительности с помощью не только формальной, но прежде всего диалектической логики.

Закон достаточного основания направлен против таких мыслей в наших рассуждениях, которые внутренне не связаны между собой необходимым образом, не вытекают одна из другой, не обосновывают одна другую, против нелогичного рассуждения, когда за основание вывода или заключения берутся такие мысли и положения, которые не могут служить таковыми, или когда утверждения берутся на веру, ссылаясь на авторитеты, на несостоятельные примеры и религиозные предрассудки. Этот закон предостерегает нас от таких ошибок в наших рассуждениях.

Ведя беспощадную борьбу с противниками нашего мировоззрения, классики марксизма-ленинизма разоблачали их благодаря тому, что вскрывали логическую и научную несостоятельность, необоснованность их выводов и рассуждений. Неумение противников марксизма логически точно и убедительно обосновать свои утверждения В. И. Ленин назвал политической невоспитанностью. В своей статье «Спорные вопросы» он подчеркивает необходимость строго проверять факты и документы, приводящиеся в ходе дискуссии, и не принимать на веру заявления участников дискуссии. «Спора нет,— писал он,— это сделать не всегда легко. Гораздо «легче» брать на веру то, что... доведется услышать, о чем более «открыто» кричат, и тому подобное. Но только людей, удовлетворяющихся этим, зовут «легонькими», легковесными людьми, и ншlt;то с ними серьезно не считается» *.

Закон достаточного основания, таким образом, играет значительную роль не только в обычных, повседневных рассуждениях, но и в политической, научно-теоретической деятельности.

Следует отметить, что закон достаточного основания до сих пор вызывает дискуссии, в ходе которых некоторые логики выражают сомнение в том, что его можно причислить к законам формальной логики. Утверждают, например, что закон достаточного основания не является законом формальной логики потому, что он «имеет исключительно содержательный характер и не может быть формализован, в отличие от законов тождества, противоречия, исключенного третьего его нельзя представить в виде формулы какого-либо логического исчисления»[120].

Другие логики, например В. К- Астафьев[121], оспаривают эту точку зрения, указывая на то, что ни один закон формальной логики не является чисто формальным в том смысле, в каком их понимал И. Кант. Отражая определенные стороны действительности и действуя лишь в пределах определенной сферы объектов, законы формальной логики не отделены китайской стеной от содержания мышления.

Правда, закон достаточного основания ограничен в своих возможностях, что опять же объясняется тем, что он не рассматривает предмет мысли в динамике, в его движении, развитии. А это приводит к тому, что те суждения, которые являются логическим основанием для того или иного вывода, берутся в застывшем состоянии, вне их связи с конкретными условиями, что нередко приводит к ошибкам в рассуждении. Диалектическая же логика с ее принципом конкретности истины предотвращает эти ошибки.

Таким образом, и закон достаточного основания, несмотря на всю свою значимость в ходе мышления, страдает определенной ограниченностью. Эти ограниченности преодолеваются диалектической логикой.

Рассмотрение логической и гносеологической сущности основных законов диалектической и формальных логик приводит нас к определенному выводу о том, как соотносятся между собой эти законы. Это соотношение характеризуется тем, что формально-логические законы мышления по своему значению в познающем мышлении имеют относительно частный характер, ибо они в отличие от законов материалистической диалектики охватывают собой не весь познавательный процесс, а лишь его определенные стороны (последовательность, определенность, логическую непротиворечивость и обоснованность). Каждый из них затрагивает лишь определенные стороны мыслительного процесса. Законы же диалектической логики не только охватывают и упорядочивают весь процесс научно-теоретического мышления и весь процесс познания, но одновременно являются и наиболее общими законами бытия, законами развития всего окружающего нас мира.

Но это вовсе не значит, что с возникновением диалектической логики формально-логические законы мышления утратили свое самостоятельное значение и в «снятом виде» поглощаются законами материалистической диалектики. Как мы видели выше, законы формальной логики сохраняют свое самостоятельное значение наряду с законами диалектической логики, выполняя вполне определенные, специфические функции во всех мыслительных операциях. Эти функции законы формальной логики способны выполнять потому, что они связаны с материальной действительностью. Во-первых, само мышление— это в известном смысле объективный процесс, совершающийся в мозгу человека, который представляет собой материальное образование. Во-вторых, элементарные законы и правила мышления выражают формы связи между мыслями, но эти связи суть не что иное, как отражение связей между предметами, явлениями материальной действительности. Например, закон тождества, являясь специфическим законом мышления (а не бытия), в то же время отражает объективно существующее относительное тождество предметов и явлений материального мира.

Неоспоримое значение законов, логических форм и правил, выработанных формальной логикой в научно-теоретическом мышлении, служит одним из основных аргументов критиковавшейся нами точки зрения о том, что эта логика, современный этап развития которой составляет математическая логика, исчерпывает собой все основные логические проблемы. Утверждается, например, что закон единства и борьбы противоположностей в его применении к процессу познания вполне может заменить закон противоречия формальной логики, поскольку главное предназначение последнего выражается именно в том, чтобы не допускать противоречия в мышлении, а если оно возникло, то закон противоречия формальной логики указывает пути его устранения, разрешения. Однако такое утверждение в корне ошибочно, поскольку в формальной логике речь идет об одних, логических противоречиях, а в диалектической логике — о совершенно других, диалектических противоречиях.

Подобные ошибки допускаются и в отношении закона исключенного третьего. Этот закон формальной логики тоже призван не допускать в мышлении логических противоречий. Его утверждение о том, что из двух противоречащих друг другу суждений истинно либо одно, либо другое — «третьего не дано», будто бы тождественно требованию диалектической логики принимать либо одно, либо другое решение в ходе преодоления антагонистических противоречий. Скажем, в условиях классово-антагонистического общества каждый политический деятель должен выражать либо интересы буржуазии, либо интересы пролетариата. Третьего не дано. Всякое промежуточное блуждание, которое В. И. Ленин назвал «презренной серединой», в конечном счете приводит их носителей в лагерь реакции. В философии тоже можно выражать либо материалистические, либо идеалистические идеи. Третьего не дано. Разумеется, если философские идеи того или иного мыслителя не являются эклектическими. Эклектизм же никогда не выражал подлинной истины.

По форме требование формально-логического закона исключенного третьего действительно совпадает с соответствующим требованием диалектической логики: и там и здесь рассуждение протекает по формуле «либо — либо, третьего не дано». В действительности же здесь речь идет о совершенно различном и даже противоположном.

В самом деле. Закон исключенного третьего отрицает, отвергает противоречие, требует его недопущения. Диалектическая же логика, наоборот, раскрывает противоречие, утверждает его наличие и указывает пути его разрешения. Не говоря уже о том, что здесь опять-таки речь идет о различных противоречиях. Поэтому фактически «речь идет о различных законах, имеющих только внешнее сходство: один из них исходит из отрицания противоречия, другой — из их существования и необходимости их учета. Каждый из них соответственно ставит совершенно отличную задачу; первый — как надо исключать, устранять противоречия из сферы мышления, второй — как надо их выражать, поскольку они даны реально. Поэтому первый закон (формальной логики) не имеет ничего общего по своему содержанию со вторым законом (марксистской диалектической логики)»[122].

Соглашаясь с этим, заметим, однако, что главная ошибка философов, отождествляющих указанные законы, по нашему мнению, состоит опять-таки в том, что они не видят коренного различия между субъективными, логическими противоречиями и противоречиями объективными, диалектическими.

По вопросу об основных законах диалектической и формальной логик существует и другая точка зрения, согласно которой формально-логические законы после их соответствующего преобразования, которое позволит рассматривать с их помощью развивающиеся предметы, явления действительности, становятся законами диалектической логики. Так, закон абстрактного тождества формальной логики, символическое выражение которого

А=А, в логике диалектической заменяется законом конкретного тождества, который также можно представить символически в виде формулы А = А и кфА.

Подобному преобразованию, по мнению сторонников данной точки зрения, подвергаются и другие основные законы формальной логики. Закон противоречия (А не есть не-А) в диалектической логике становится законом диалектического противоречия (А не есть и есть не-А). Закон исключенного третьего (А есть или В, или не-В) в диалектической логике преобразуется в закон единства утверждения и отрицания и единства противоположностей (А есть и не есть В; А есть В и не-В). Место закона достаточного основания формальной логики (А есть потому, что есть В) занимает закон конкретного основания (А есть потому, что есть совокупность взаимосвязанных, внутренне противоречивых, претерпевающих изменения оснований В, С, Д и т. д., из которых с необходимостью следует А).

Подобную точку зрения разделяют ряд авторов. Ее обоснованию советский логик В. К. Астафьев посвятил специальное монографическое исследование К

Можно ли принять такое толкование законов диалектической логики? Думается, что на этот вопрос следует ответить диалектически: и да и нет. Да, ибо указанные выше закономерности действительно присущи диалектической логике. Она включает в себя и принцип конкретного тождества, и принцип диалектического противоречия, и принцип единства противоречий, и принцип конкретного основания, которые по праву можно назвать диалектическими закономерностями. Однако эти закономерности, как нам представляется, нельзя считать основными законами диалектической логики, ибо подобных закономерностей в диалектической логике не четыре, перечисленных выше, а значительно больше. Сюда можно отнести такие диалектические закономерности, как объективность, всесторонность рассмотрения, конкретность истины и многие другие. Основными же законами диалектической логики являются, как было показано выше, основные законы диалектики: закон единства и борьбы противоположностей, закон перехода количественных изменений в качественные и закон отрицания отрицания. Если бы это было не так, то была бы совсем снята такая фундаментальная проблема, как единство (тождество) диалектики, логики и теории познания, ибо единство этих трех наук состоит именно в том, что всем им присущи одни и те же основные законы и категории.

Кроме того, рассматриваемая концепция дает повод утверждать, что ее сторонники склонны рассматривать диалектическую логику просто как «диалектизирован- ную» логику формальную, поскольку основными законами диалектической логики в этой концепции принимаются те же формально-логические законы, хотя и соответствующим образом преобразованные в диалектическом духе. Как известно, попытки модернизировать формальную логику, в том числе и «диалектизировать» ее, чтобы она удовлетворяла требованиям развивающейся науки, стала бы логикой научных открытий, многократно предпринимались и в прошлом, но эта задача оказалась невыполнимой. Нужна была принципиально новая логика, в корне отличная от логики формальной, которая бы отражала диалектику познающего мышления, а не только отдельные ее стороны. Такой логикой и стала диалектическая логика с ее основными законами и логико-методологическими принципами.