<<
>>

3. ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ МЫШЛЕНИЯ В ДИАЛЕКТИЧЕСКОЙ И ФОРМАЛЬНОЙ ЛОГИКАХ

Формой мышления обычно называют способ отражения окружающей человека действительности в научных абстракциях. Существуют весьма многообразные формы движения мысли человека к адекватному отражению действительности, формы выражения результатов мышления на каждом данном этапе познания того или иного объекта.

Они организуют; связывают воедино результаты познавательной деятельности субъекта, отражают этапы, узлы бесконечного приближения мышления к объекту и дают возможность наметить пути его дальнейшего познания. Каждая форма мышления выполняет свою вполне определенную функцию в конкретных мыслительных актах. Мыслительные формы в своей закономерной взаимосвязи и взаимозависимости, раскрытой и закрепленной в логических теориях, позволяют все более полно и глубоко отражать сущность изучаемого объекта в научных абстракциях.

Форму мышления, или логическую форму, называют также структурой мысли, правильной формой взаимосвязи ее элементов.

Но какую связь между элементами мышления следует называть правильной и какую неправильной? Правильной мы называем такую связь между отдельными мыслями и элементами мышления, которая адекватно отражает объективную, реально существующую связь между предметами, явлениями, отраженными в этих мыслях. Поэтому логическую форму определяют и как «сложившуюся в процессе многовековой практики структуру отображения в человеческом мышлении наиболее общих, чаще всего встречающихся отношений вещей объективного мира, связей вещей и их свойств» 1.

Формы мышления играют большую роль в достижении истины, во-первых потому, что они сами являются не «чистым» порождением человеческого ума, как уверяют идеалисты, а отражением соответствующих сторон действительности; во-вторых, потому, что они наполняются объективным содержанием, что в них соответствующим образом отражается материальная действительность. Но чтобы логические формы могли приблизить нас к истине, они должны быть так связаны между собой, как связаны явления материального мира, отраженные в этих формах.

Всякий мыслительный акт, как известно, осуществляется с помощью понятий, суждений и умозаключений. Эти основные формы мысли издавна привлекали к себе внимание логиков и философов, однако в формальной логике они рассматривались только со стороны структуры мысли, независимо от того, каковы эти мысли по содержанию, что хотя и необходимо, но недостаточно для раскрытия истины.

Задача диалектической логики состоит в том, чтобы правильную форму познающего мышления подчинить раскрытию истинности его содержания. Домарксовские мыслители не могли раскрыть диалектической сущности указанных категорий, диалектического характера их взаимосвязи. Диалектическая логика преодолевает этот недостаток. Кроме того, диалектическое мышление не ограничивается только этими тремя формами мышления, хотя и диалектически понятыми, а привлекает целый ряд других форм. В частности, диалектическая логика необходимо предполагает использование категорий диалектики как форм диалектического мышления. Раскрытию основных форм диалектического мышления, ведущего к познанию истины, и посвящается данный раздел книги.

Одной из основных форм логического мышления является понятие. В научных понятиях отражаются наиболее общие, существенные свойства материальных предметов, их важнейшие связи и отношения. Какое бы абстрактное мышление мы ни взяли: самое простейшее, обыденное или самое сложное, глубоко научное, формально-логическое или диалектическое,— всякое абстрактное мышление осуществляется при помощи понятий. Понятия — это те клеточки, из которых складывается всякий мыслительный акт. И чем совершеннее научные понятия, чем глубже отражают они действительность, тем совершеннее в научном отношении тот мыслительный акт, в состав которого они входят. Однако понятия— это абстракции, в которых отражается общее, существенное в вещах. Эта абстрактная, диалектически противоречивая форма понятий способствовала порождению различных идеалистических извращений их сущности.

Характерно в этом отношении гегелевское толкование природы понятий.

Гегель исходил из того, что понятия нельзя рассматривать как нечто возникшее, как то, что образует, формирует человек, изучая реальные предметы. «Ошибочно думать,— писал он,— что сначала предметы образуют содержание наших представлений, а уже затем приносится наша субъективная деятельность, которая посредством вышеупомянутой операции абстрагирования и соединения того, что обще предметам, образует их понятие. Понятие, напротив, есть истинно первое, и вещи суть то, что они суть благодаря деятельности присущего им и открывающегося в них понятия. В нашем религиозном сознании мы это выражаем говоря, что бог сотворил мир из ничего...» 1 Понятия, с точки зрения Гегеля, порождают вещи в процессе своей творческой деятельности, совершенно независимо от находящегося вне их материала, они живут в самих вещах, составляя их сущность.

Независимость понятий от материальной действительности признают также и субъективные идеалисты. Так,

|              1              Гегель. Энциклопедия филос. наук. М., 1974, т, 1, с. 347.

206

Кант рассматривал их как априорные формы рассудка, как «мысли без объективной реальности» *, а современные позитивисты полагают, что понятия — это не более чем символы, термины теоретического языка науки.

На самом же деле понятия формируются человеком в процессе изучения предметов действительности, выделения в них общего, существенного. Если бы научные понятия действительно представляли собой не отражение действительности, а априорные формы рассудка или произвольные символы, то, во-первых, их образование не представляло бы особого труда, ибо подобрать символ для обозначения той или иной совокупности предметов не такое уж сложное дело, а во-вторых, однажды сформировавшись, понятие оставалось бы неизменным, ибо едва ли имела смысл замена одного символа другим. Между тем история развития науки и научных знаний свидетельствует о том, что формирование научных понятий— это весьма сложный, длительный и диалектически противоречивый процесс.

Более того, сформировавшись, научные понятия продолжают развиваться, совершенствоваться в соответствии с развитием науки и общественной практики.

Понятия об окружающей нас действительности стали образовываться на самых ранних ступенях развития человека и человеческого общества. Чтобы ориентироваться в окружающей среде, добывать средства существования, строить жилище, производить обувь, одежду, создавать орудия труда и т. п., человек должен знать свойства окружающих его предметов, отличать один предмет от другого, а это означает, что он должен был формировать понятия об этих предметах.

Но это были простейшие, примитивные, эмпирические понятия, формировавшиеся в сознании людей на основе эмпирических знаний о предметах действительности, полученных ими в процессе практической деятельности. Они включали в себя такие свойства соответствующих предметов, которые воспринимались непосредственно с помощью органов чувств. Только после того, как стало развиваться абстрактное мышление, умственный труд отделился от труда физического и появились люди, которые специально занимались изучением природы, стали формироваться понятия, которые включали в себя не только эмпирические данные, но и результаты их теоретического анализа, т. е. такие свойства предметов и классов предметов, которые не поддавались непосредственному наблюдению. Это знаменовало собой начало формирования научных понятий.

Процесс образования научных понятий об определенной совокупности предметов действительности начинается с выделения свойств, принадлежащих всем предметам данной совокупности, т. е. с выделения общих признаков этих предметов. Но среди общих признаков предметов всегда находится большое количество несущественных, второстепенных свойств, или свойств, которые принадлежат не только предметам данной совокупности. Эти свойства не включаются в содержание понятия, от них исследователь абстрагируется, что дает ему возможность обнаружить и изучить основное, существенное в вещах, т. е. такие свойства предметов, которые составляют их сущность, без которых они перестают быть именно данными предметами.

Совокупность таких свойств и составляет содержание научного понятия.

Этот этап образования понятия можно назвать аналитическим, когда происходит отделение существенного от являющегося. Хотя этот этап характеризует негативную деятельность человеческого мышления, он имеет большое значение для образования понятия, ибо, абстрагируясь от всего наносного, несущественного, которое, как правило, относится к эмпирически-чувственным свойствам предмета, исследователь тем самым расчищает путь к познанию основного, существенного в вещах, т. е. всего того, что составляет содержание понятия. Научные понятия, как указывал В. И. Ленин, лишены «вещества чувственности». Это объясняется именно тем, что процесс образования понятий состоит прежде всего в отсечении, исключении эмпирически чувственных свойств предмета. Такие, например, научные понятия, как «стоимость», «число», «способ производства», «закономерность» и т. п., невозможно воспринять чувственно; они как бы омертвили предмет, явление, отраженное в этих понятиях, но это «омертвление» и есть важнейшая ступень в познании сущности этих предметов, явлений.

Формируя научное понятие об определенной совокупности предметов, исследователь, однако, не отбрасывает ранее образованное эмпирическое понятие о данной совокупности предметов, а исходит из него и на его основе формирует научное понятие. И это естественно, ибо эм- лирические понятия хотя и основаны на чувственно воспринимаемых данных, но включают в себя богатейший практический опыт нередко многовековой деятельности людей, связанной с взаимоотношением человека с предметами данной совокупности. Само собой разумеется, что эмпирическое понятие не механически включается в понятие научное, а предварительно проходит соответствующую теоретическую обработку на основе полученных наукой данных в этой области познания. В ходе этой обработки эмпирическое понятие может существенно изменять свое содержание (ибо в нем могут содержаться и несущественные признаки) и свой объем (ибо в него могут быть включены предметы, не относящиеся к данной совокупности.

Например, эмпирическое понятие «рыба» включало в себя и морских животных, скажем китов). Те же существенные свойства предметов, которые были выявлены на эмпирическом уровне, получают в научном понятии теоретическое обоснование.

Итак, в научных понятиях отражается сущность предметов. Но сущность, как известно, познается не сразу, не целиком, а постепенно. В. И. Ленин отмечал, что процесс познания протекает от явления к сущности, от сущности первого порядка к сущности второго порядка и т. д. В соответствии с этим и научные понятия, сформировавшись, не остаются неизменными, непрерывно совершенствуются, уточняются, развиваются. В процессе познания более глубокой сущности предметов могут проявляться их новые существенные свойства и отношения, уточняться и конкретизироваться старые, и иногда возникает необходимость даже отказаться от ранее принятых научных понятий, если они оказываются ложными, и формировать новые научные понятия об определенной совокупности предметов, отражающих сущность более точно и глубоко. Известно, например, что ученые вынуждены были отказаться от ранее сформулированных понятий света, атома и других после того, как ученые раскрыли более глубокую сущность этих явлений.

Но в связи с этим может возникнуть и такой вопрос: если в понятиях отражаются не все свойства предметов, а только существенные, то могут ли они отразить предмет глубоко и всесторонне, не дают ли они одностороннего отражения реальности?

Такой вопрос действительно возникал в истории развития научных понятий и некоторые «теоретики» пытались «подправить» определенные понятия, дополнить их эмпирическими подробностями, превратить эти понятия в совокупность частных признаков единичных явлений.

Резко критикуя бесплодные попытки добиться «полноты охвата предмета» путем втискивания в понятия всевозможных признаков независимо от того, существенные они или случайные, В. И. Ленин писал: «И как характерна эта, столь модная в настоящее время, quasi-реалистическая, а на самом деле эклектическая погоня за полным перечнем всех отдельных признаков и отдельных «факторов». В результате, конечно, эта бессмысленная попытка внести в общее понятие все частные признаки единичных явлений, или, наоборот, «избегнуть столкновения с крайним разнообразием явлений»,— попытка, свидетельствующая просто об элементарном непонимании того, что такое наука,— приводит «теоретика» к тому, что за деревьями он не видит леса»

Понятие — это не собрание всех признаков предмета, а отражение всего наиболее важного и существенного, что содержится в предмете, что характеризует его как данный предмет. А чтобы выразить это, вовсе не требуется перечислять все, в том числе и случайные, несущественные свойства предметов. Схватывая сущность, закономерность вещей, понятия глубже, вернее отражают действительность, чем чувственные данные.

Образование понятий — это длительный, сложный процесс научного исследования, осуществляющийся на основе новейших достижений науки и общественной практики, ибо понятие есть не что иное, как концентрация, аккумулирование всего нового и передового, что в данное время накопила человеческая мысль по данному вопросу. В ходе образования и развития понятий постоянно возникают и усилиями ученых в процессе познания разрешаются диалектические противоречия, что и является источником, движущей силой развития понятий. А это значит, что необходим диалектический подход к научным понятиям, рассмотрение их с точки зрения непрерывного изменения, развития отраженных в них предметов, появления новых сторон, свойств и связей, которые могут противоречить прежним и даже превращаться в свою противоположность.

В связи с этим возникает вопрос: возможно ли выразить в наших теориях, понятиях вечно движущийся, постоянно развивающийся материальный мир? Ведь заключить тот или иной предмет в понятие — значит мысленно остановить его движение, превратить его в нечто постоянное и неизменное.

Вопрос этот не такой уж простой. Над его решением бились лучшие мыслители прошлого в течение многих десятилетий и столетий, но разрешить его в домарксов- ский период так и не удалось. Домарксовские материалисты не могли выразить в понятиях материальный мир во всей его сложности, противоречивости и непрерывной изменчивости именно потому, что они абсолютизировали относительный покой в развитии действительности, игнорировали коренное качественное изменение предметов, абсолютизировали устойчивость отражающих его понятий. Если даже они в какой-то мере и форме признавали изменчивость предметов, то понятия об этих предметах они считали неизменными. Для И. Канта, например, понятия неизменны потому, что они априорны, даны нам заранее, и потому изменить их человек не может.

Буржуазные философы, например прагматист У. Джемс, также считают понятия застывшими, неизменными, ибо они якобы отражают только прошлое, только то, что было. А если так, то понятия не могут быть инструментами познания действительности. Однако среди буржуазных философов есть немало и таких, которые придерживаются противоположной точки зрения. Уподобляясь крайним релятивистам, они абсолютизируют момент изменчивости понятий, уверяя, что в этом и состоит их подлинная диалектика. Понятия, уверяет прагматист Шиллер, весьма неустойчивы, неопределенны, содержание их непрерывно меняется, и потому они не могут отражать предметы действительности. Причем изменение содержания понятий осуществляется субъектом не в соответствии с тем, как изменяется действительность, а в соответствии с субъективным желанием людей. Неправомерно отождествляя содержание понятия со значением слова, обозначающего это понятие, Шиллер полагает, будто субъект может употреблять это слово по- разному в зависимости от контекста.

Задачу выразить в понятиях материальный мир в его противоречивости и изменчивости невозможно выполнить и в том случае, если рассматривать предметы, явления материального мира по-кратиловски, как текучие, непостоянные, непрерывно качественно изменяющиеся. Отаких предметах, которые каждое мгновение меняют свое коренное качество, мы не только не можем составить понятие, о них вообще нельзя ничего сказать. Кроме того, таких предметов не существует. Каждый предмет, каждое явление материального мира содержит в себе и момент изменчивости, и момент устойчивости. Эти противоположности находятся в каждой вещи в диалектическом единстве, выражая ее противоречивый характер.

Поэтому в процессе формирования и развития научных понятий необходимо учитывать и момент устойчивости предметов материального мира, и момент их изменчивости. Постоянно углубляя, совершенствуя свои знания, человек совершенствует и научные понятия, приводит их в соответствие с теми новыми достижениями науки и практики, которые он получил об этих предметах, или в соответствие с теми изменениями, которые произошли с предметами в процессе их дальнейшего развития.

Понятие, как и все другие формы мышления, теснейшим образом связано с языком. Каждое понятие фиксируется вполне определенным словом или группой слов, называемых термином, которым и обозначают это понятие. Но теснейшая связь между понятием и словом, его обозначающим, не должна абсолютизироваться, ибо это может привести к полному отождествлению понятия и значения слова. Наиболее яркое выражение это получило в семантической философии.

Конечно, понятие и значение слова, его обозначающего, имеют много общего, ибо они выражают один и тот же предмет или один и тот же класс предметов, но между ними имеется и существенное различие. Дело в том, что понятие обязательно отражает только существенные признаки предметов, без которых они перестают быть самими собой. Значение же слова может содержать и несущественные признаки предмета, которые оно выражает.

Понятие и значение слова, его обозначающего, не тождественны хотя бы потому, что только сравнительно небольшое количество слов (или групп слов-словосочетаний) представляет собой научные термины, которые отличаются однозначностью, определенностью значения и устойчивостью употребления. Все же остальные слова (а их подавляющее большинство) не выражают строго определенных понятий науки, они суть эмпирически установленные названия предметов, явлений, действий людей, различных связей и отношений между предметами и т. п. Они могут и не выражать сущности предметов, а какие-либо их свойства, стороны, по тем ичли иным причинам бросающиеся в глаза. Поэтому значение слова не обязательно должно быть устойчивым, однозначным, строго определенным и может подвергаться изменению. Многие слова, возникшие в далеком прошлом для обозначения определенных предметов, явлений, действий и т. п., со временем приобретают совершенно другой смысл и значение.

Что касается определения понятия, т. е. раскрытия совокупности существенных свойств, принадлежащих предметам, относящимся к этому понятию, то при решении этой проблемы возникают весьма сложные вопросы, например такие, как отличить существенные признаки от несущественных, каков критерий этого отличия, какие существуют способы раскрытия существенных признаков, как они взаимосвязаны между собой и т. п. Все это не входит в компетенцию формальной логики. Научным решением этих вопросов занимается диалектическая логика. С этой целью диалектическая логика производит не формальный, а содержательный анализ данного понятия (или соответствующего предмета, отраженного в этом понятии), раскрывает связь этого понятия с другими понятиями. Диалектическое раскрытие понятий предполагает не простое перечисление его существенных признаков, как это имеет место в формально-логическом определении понятий, а требует раскрытия взаимосвязи между этими существенными признаками, предполагает исторический подход к явлению, отраженному в понятии, и его существенным сторонам, к раскрытию его диалектических противоречий и т. п.

Ярким примером диалектического подхода к раскрытию понятий является определение В. И. Ленина понятия «класс».

Известно, что о существовании классов и классовой борьбы люди знали очень давно. Еще Платон отмечал, что в каждом государстве существуют как бы два государства, одно из которых составляют богатые, а другое — бедные, и все они живут вместе, строя друг другу всяческие козни. О делении общества на классы и о борьбе этих классов говорили многие буржуазные философы. Но никто из домарксовских мыслителей не дал научного определения классов. Это сделали только классики марксизма-ленинизма после того, как они осуществили глубочайший научный анализ всей истории развития человеческого общества, и особенно капиталистической системы, и открыли законы общественного развития. Опираясь на теоретическое богатство, созданное К. Марксом и Ф. Энгельсом в области изучения общественной жизни, и в частности на марксистское учение о классах и классовой борьбе, творчески развивая дальше это учение, В. И. Ленин дал истинно научное определение понятия общественного класса, вскрыв то главное, основное, существенное, что принадлежит всем классам и без чего ни один класс не может существовать.

В. И. Ленин доказал, что каждый общественный класс характеризуется, во-первых, тем, какое место занимает он в исторически определенной системе общественного производства. Это обстоятельство играет важную роль потому, что оно в условиях частной собственности определяет, какой класс является господствующим и какой — подчиненным. Кроме того, место того или иного класса в исторически определенной системе общественного производства определяет также и решение вопроса о том, является ли этот класс основным или неосновным.

Во-вторых, общественные классы характеризуются их отношением к средствам производства. Отношение к средствам производства является главным отличительным признаком класса, определяющим, по существу, и его место в общественном производстве, и все другие существенные признаки класса. Причем отношения классов к средствам производства большей частью закрепляются и оформляются в государственных законах.

В-третьих, общественные классы отличаются по их роли в общественной организации труда. В соответствии с этой ролью в классово-антагонистическом обществе одни классы являются эксплуататорскими, а другие — эксплуатируемыми.

И наконец, в-четвертых, общественные классы характеризуются способом получения и размером доходов, которыми они располагают. Этот последний признак является производным от предыдущих, и прежде всего от отношения данного класса к средствам производства.

Проведя это глубокое научное исследование общественного класса, выделив в нем самое существенное, без чего класс перестает быть классом, и отвлекаясь от всего случайного, несущественного, В. И. Ленин пришел к следующему определению понятия класса: «Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе обществен- ного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы, это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства» К

Это определение является результатом глубокого диалектического анализа и творческого обобщения всей истории развития общественной жизни, экономических, политических и других взаимоотношений между различными слоями общества в различные исторические периоды. Оно поэтому является не началом ленинской разработки данной проблемы, а ее венцом, итогом, хотя для дальнейшего исследования этого вопроса приведенное ленинское определение классов должно быть исходным.

Бывает и так, что возникает необходимость дать не развернутое определение сложного понятия, в котором выражаются все основные, существенные особенности определяемого явления, а краткое, выразительное определение, выражающее самую суть явления. Такое краткое определение В. И. Ленин дает даже такому сложному понятию, как империализм. «Если бы необходимо было дать,— писал он,— как можно более короткое определение империализма, то следовало бы сказать, что империализм есть монополистическая стадия капитализма. Такое определение включало бы самое главное, ибо, с одной стороны, финансовый капитал есть банковый капитал монополистически немногих крупнейших банков, слившийся с капиталом монополистических союзов промышленников; а с другой стороны, раздел мира есть переход от колониальной политики, беспрепятственно расширяемой на незахваченные ни одной капиталистической державой области, к колониальной политике монопольного обладания территорией земли, поделенной до конца»[123].

Определение империализма как монополистической стадии капитализма подкупает своей предельной краткостью и четкостью выражения самой сути империализма, но оно не раскрывает его по существу, не показывает важнейшие особенности современной стадии капитализма. Поэтому В. И. Ленин не ограничивается кратким определением империализма, а продолжает исследовать это явление, раскрывать его существенные признаки. В результате он приходит к выводу, что империализм характеризуется пятью важнейшими признаками: во-первых, концентрация производства и капитала в руках монополистических объединений, которые приобрели в хозяйственной и политической жизни господствующее положение; во-вторых, создание финансового капитала на основе объединения банкового и промышленного капитала; в-третьих, вывоз в другие страны капитала все больше преобладает над вывозом товаров; в-четвертых, образование не только национальных, но и международных монополистических объединений, осуществляющих раздел мира; в-пятых, закончился территориальный раздел земель между крупнейшими мировыми державами.

Эти основные и важнейшие признаки современного капитализма были выражены в следующем ленинском определении империализма: «Империализм есть капитализм на той стадии развития, когда сложилось господство монополий и финансового капитала, приобрел выдающееся значение вывоз капитала, начался раздел мира международными трестами и закончился раздел всей территории земли крупнейшими капиталистическими странами» х.

Однако каким бы обстоятельным ни было определение, или дефиниция, оно никогда не может не только исчерпывающе выразить определяемое явление, но и раскрыть развитие его сущности. Каждое определение отражает предмет неполно, частично, односторонне. Более того, Ф. Энгельс утверждал, что «дефиниции не имеют значения для науки, потому что они всегда оказываются недостаточными. Единственно реальной дефиницией оказывается развитие самого существа дела, а это уже не есть дефиниция. Для того чтобы выяснить и показать, что такое жизнь, мы должны исследовать все формы жизни и изобразить их в их взаимной связи. Но для обыденного употребления краткое указание наиболее общих и в то же время наиболее характерных отличительных признаков в так называемой дефиниции часто бывает полезно и даже необходимо, да оно и не может вредить, если только от дефиниции не требуют, чтобы она давала больше того, что она в состоянии выразить»

О коротких определениях В. И. Ленин также говорил, что они «хотя и удобны, ибо подытоживают главное,— все же недостаточны, раз из них надо особо выводить весьма существенные черты того явления, которое надо определить»[124]. Поэтому, раскрывая сложнейшие понятия, В. И. Ленин часто приводит несколько определений, которые с разных сторон дают более полную характеристику сущности определяемого предмета. Такой прием В. И. Ленин применяет при определении понятий «классы», «материя», «империализм» и др.

Следует также иметь в виду, что содержание понятий и выражение этого содержания в определениях — это не одно и то же. Смешение этих явлений может привести только к искаженному пониманию сущности понятия. Но ведь известно, что никакое определение не может исчерпать всех признаков предмета, а отражает лишь самые основные, существенные. Мы, разумеется, стремимся к тому, чтобы как можно полнее отразить содержание понятия в его определении, но полного тождества здесь достичь нельзя. Даже несколько определений одного и того же понятия, раскрывающих предмет с разных сторон, как это делал В. И. Ленин при определении важнейших социально-политических понятий, не могут исчерпать всего содержания этого понятия.

Как и другие формы познания, научные понятия содержат в себе объективное и субъективное как единство противоположностей. Диалектическая сущность научных понятий характеризуется также и тем, что воплощает в себе диалектическое единство таких противоположностей, как единичное и общее, конкретное и абстрактное, тождество и различие и т. п. В научных абстракциях, как известно, отражается общее, существенное в вещах. Но общее в отраженных предметах неразрывно связано с единичным, оно не только способно адекватно отражать материальные предметы, но отражает их глубже и полнее, ибо в научных знаниях отражается такое общее, которое выражает сущность предметов. Если же общее рассматривать в отрыве от единичного, то адекватного отражения действительности в научных понятиях получить невозможно.

Но именно потому, что научные понятия включают в себя общее, их нельзя абсолютизировать, нельзя считать, что общие свойства, выраженные в понятиях, проявляются одинаково во всех единичных предметах, охватываемых данным понятием. При изучении каждого конкретного предмета, явления с помощью научных понятий О нем исследователь обязательно должен учитывать также и специфические свойства данного предмета, черточки и особенности, присущие только ему. Игнорирование этого требования каждого познавательного процесса неизбежно приводит к догматизму, к искаженному отражению сущности изучаемого предмета.

В. И. Ленин считал очень важным понятие пролетарского интернационализма, выражающее общие задачи трудящихся всех стран в борьбе против эксплуататоров, за революционное преобразование общественной жизни. Вместе с тем Ленин всегда подчеркивал настоятельную необходимость учета специфических особенностей и национальных задач трудящихся каждой отдельной страны. Необходимо, писал он, «исследовать, изучить, отыскать, угадать, схватить национально-особенное, национально-специфическое в конкретных подходах каждой страны к разрешению единой интернациональной задачи...» К Общее и единичное должны рассматриваться не отдельно, не в отрыве друг от друга, а в органическом единстве, ибо в реальных предметах они неотделимы друг от друга.

Вместе с тем общее не существует самостоятельно, вне отдельных предметов, где-то в потустороннем мире, оно существует только в отдельном и через отдельное. Общее не привносится извне, а представляет собой свойство, признак, сторону единичных материальных предметов.

То же самое можно сказать о соотношении конкретного и абстрактного в понятии. Формальная логика, как известно, признает только чувственно-конкретное, т. е. такое конкретное, которое отражается только в чувственных формах познания. Что же касается понятий, то они якобы представляют собой лишь тощие абстракции, ибо фиксируют только общее, существенное и отвлекаются от всего богатства свойств и связей конкретных предметов. Но такой подход к рассмотрению понятий страдает односторонностью. Он фиксирует только одну их сторону — абстрактный характер. Между тем понятия представляют собой диалектическое единство конкретного и абстрактного.

Научные понятия, являясь абстрактным отражением общего и существенного в вещах, в то же время воплощают в себе диалектическое единство таких противоположностей, как тождество и различие. Это легко обнаруживается в любом определении понятия. Так, математик, определяя ромб как такой четырехугольник, у которого все стороны равны, имеет в виду как тождество между четырехугольником и ромбом (наличие четырех сторон и четырех углов), так и различие между ними (равенство всех сторон у ромба и отсутствие такового у других четырехугольников).

Диалектическое тождество существует также между понятиями и теми реальными предметами, которые они отражают. Но это тождество не абстрактное, а диалектическое, предполагающее и различие между ними, ибо понятие о предмете никогда полностью не совпадает с предметом хотя бы потому, что предмет существует объективно, а понятие — его идеальный образ. В связи с этим возникает вопрос о диалектическом единстве абсолютного и относительного в понятии. Ведь каждое понятие выражает знания о предмете, явлении действительности, т. е. объективную истину, но всякая объективная истина, как известно, есть диалектическое единство абсолютной и относительной истины. Поэтому и понятие как форма выражения истины тоже содержит в себе эти диалектические противоположности.

Все это свидетельствует о том, что современные научные понятия представляют собой весьма сложное, диалектически противоречивое, постоянно развивающееся и совершенствующееся явление.

Видное место в логическом учении занимает проблема классификации понятий. В формальной логике, как известно, понятия делятся на единичные и общие, положительные и отрицательные, абстрактные и конкретные, собирательные и разделительные и т. д. Такая классификация понятий отвечает задачам, стоящим перед наукой о выводном знании. Но эта классификация не учитывает того, что понятия находятся в процессе постоянного развития, ибо это не входит в круг проблем, изучаемых формальной логикой. Диалектическая же классификация понятий не может ограничиться этими требованиями. Она должна идти дальше, исходить из основного диалектнче- ского принципа о движении, развитии явлений материального мира и отражающих их понятий, положить этот принцип в основу диалектической классификации понятий.

В соответствии с этим в диалектической логике принято делить понятия прежде всего на единичные, особенные и всеобщие. Такая классификация, во-первых, охватывает все без исключения понятия, и, во-вторых, что особенно важно для диалектической классификации, она в отличие от формально-логического деления понятий на единичные и общие способна полностью отразить движение, развитие понятий и отраженных в них явлений действительности. Ведь само формирование и развитие понятий, как показывают факты, осуществляется путем движения мысли человека от единичного к особенному и от особенного к всеобщему. Это относится как к самым простейшим понятиям, формировавшимся в первобытную эпоху, так и к современным научным понятиям. Как мы уже видели, познание того или иного предмета начинается с выявления его единичных свойств, сторон, которые затем закрепляются в понятиях и, как мы увидим ниже, в других формах мышления, например в суждении. В процессе дальнейшего развития и совершенствования понятий происходит выявление особенных свойств, которые принадлежат не только данному предмету, но и другим предметам данного класса. Эти свойства закрепляются в понятиях, которые носят характер особенности. Наконец, образование понятий достигает наиболее высокой степени развития, когда вскрываются всеобщие свойства предметов, т. е. такие свойства, которые присущи не только предметам данного класса, но и предметам других однородных ему классов.

Например, понятие «материя» в Древней Греции носило единичный характер, ибо мыслители той эпохи отождествляли материю с одним из ее конкретных видов. Материя представлялась ими то как земля, то как воздух, то как вода и т. п. В процессе дальнейшего изучения материи люди пришли к понятию материи как вещества. Это понятие особенности. И только на современном этапе развития науки и общественной практики людям удалось сформировать всеобщее понятие материи как объективной реальности, данной нам в ощущении. В это понятие уже входят не только вещественная форма материи, но и различные виды полей.

Таким образом, происходит не только исторический процесс образования научных понятий, но и процесс их формирования в сознании каждого человека. Отмечая это обстоятельство, Ф. Энгельс писал: «Развитие какого- нибудь понятия или отношения понятий... в истории мышления так относится к развитию его в голове отдельного диалектика, как развитие какого-нибудь организма в палеонтологии — к развитию его в эмбриологии (или, лучше сказать, в истории и в отдельном зародыше)»А это говорит о том, что классификация понятий на единичные, особенные и всеобщие отражает факт их постоянного движения, развития. Диалектическая логика не только фиксирует в понятиях единичные и общие свойства предметов, как это делает формальная логика, но, что наиболее важно, она вскрывает диалектику взаимоотношений между ними, рассматривает их как единство противоположностей, изучает диалектические переходы единичного в общее и обратно. Одним словом, диалектическая логика рассматривает единичное и общее не в отрыве друг от друга, не как самостоятельно существующие, а так, как они существуют в действительности,— в их неразрывной диалектической связи и взаимозависимости.

Таким образом, понятие, являясь важной формой научного мышления, формой познания действительности играет огромную роль в прогрессивном развитии научных знаний. Ведь даже простейшие научные понятия дают возможность исследователю определить общее и наиболее существенное в вещах, раскрыть их закономерные связи и опосредствования. Постоянно развиваясь и совершенствуясь, они позволяют более глубоко и всесторонне исследовать конкретные предметы, явления, раскрыть их сущность, осмыслить глубинные процессы, происходящие в них, ибо исследование конкретных предметов осуществляется здесь не только на основе эмпирических данных, но в первую очередь на базе ранее познанных и закрепленных в научных понятиях и в системах научных понятий существенного, необходимого, закономерного в вещах. Овладев научными понятиями и системами научных понятий, относящихся к определенной области действительности, человек получает возможность свободно ориентироваться в этой области, научно осмысливать происходящие в ней процессы и творчески развивать, углублять и совершенствовать знания о предметах, явлениях, относящихся к этой области действительности.

Являясь адекватным отражением действительности, научные понятия, во-первых, позволяют человеку сознательно, планомерно и со знанием дела осуществлять свое воздействие на окружающие предметы, осуществлять свою практическую деятельность; во-вторых, научные понятия в известной мере дают возможность исследователю оценить истинность вновь открытых им положений и выводов, правильно осмыслить новые факты и явления. Только те научные выводы и теоретические положения можно считать истинными, которые помимо всего прочего должны находиться в соответствии с ранее выработанными и подтвержденными практикой научными понятиями, отражающими данную область знания. Если новые теоретические выводы противоречат выработанным и проверенным научным понятиям, то они вряд ли могут считаться истинными. Поэтому научные понятия являются также определенным эталоном, определителем, в известном смысле даже критерием истинности новых знаний.

Однако научные понятия нельзя в этом смысле абсолютизировать, превращать их в единственный и абсолютный критерий истины, как это делают идеалисты, ибо сами понятия непрерывно развиваются, уточняются и совершенствуются на основе развития научной и практической деятельности людей. И все же научные понятия могут быть и действительно являются той базой, той отправной точкой, отталкиваясь от которой человек только и может осуществлять дальнейшее' научное исследование.

Из всей совокупности научных понятий диалектическая логика особо выделяет понятия, в которых выражены существенные свойства, связи, отношения, принадлежащие всем или почти всем предметам, явлениям, изучаемым данной наукой. Такие наиболее общие понятия называются категориями. Важное место среди них занимают философские категории. Категории конкретных наук охватывают лишь какую-то группу предметов, явлений, относящихся к какой-то одной области объективного мира. Например, такая биологическая категория, как наследственность, относится не ко всему материальному миру, а лишь к живым организмам. Философские же категории характеризуются тем, что они являются всеобщими и потому играют особую роль в процессе познания.

Таким образом, весь категориальный аппарат науки можно разделить на две группы. К первой группе относятся категории конкретных наук, ко второй — всеобщие, философские категории. Но такое дихотомическое деление категорий, ставшее традиционным, теперь уже не соответствует современному уровню развития науки, ибо в ней возникли такие категории, которые занимают промежуточное положение между частнонаучными и философскими категориями. К ним можно отнести такие, например, как «система», «элемент», «структура», «информация», «функция» и др. Такие категории принято называть общенаучными.

Правда, по вопросу о характере и содержании общенаучных категорий в философской литературе существуют различные точки зрения. Многие философы полагают, что общенаучные категории, поскольку они первоначально возникли в недрах определенных конкретных наук, являются конкретно-научными. Такое мнение является настолько распространенным, что оно вошло даже в учебники по философии, отражено в «Философской энциклопедии» (например, по отношению к категории «информация», а также в ряде книг по философии.

Однако есть и такие философы, которые исходят из того, что указанные категории, возникшие в рамках соответствующих конкретных наук, теперь уже вышли из этих рамок, вошли в категориальный аппарат других наук и потому обрели статус философских категорий. Так,

В.              А. Шевкопляс считает, что «объективность и всеобщность информационной взаимосвязи в материальном мире дает основание включить понятие информации в общефилософскую систему категорий» [125]. В. С. Тюхтин относит к философским категории системы и структуры[126]. Более того, ряд ленинградских философов полагают, что «на современном этапе развития научного и философского познания категория структуры приобретает ведущую роль в рассмотрении всех категорий диалектики и установлении их взаимосвязи»[127]. Однако представители первой точки зрения, например Е. П. Ситковский, резонно возражают против такой позиции. «...Вряд ли правомерно,— пишет он,— возводить понятие структуры в ранг общефилософской категории и тем более строить на основе его материалистическую диалектику» К

Противоречивые суждения о категориях структуры, информации, системы и им подобных детерминируются тем, что они содержат в себе черты как частнонаучных, так и философских категорий. Именно поэтому, как нам представляется, их нельзя в полной мере отнести к разряду ни частнонаучных, ни философских категорий. Они должны составить третью, особую группу категорий, справедливо называемых общенаучными.

Чтобы понять сущность общенаучных категорий, определить их место в категориальном аппарате науки, можно провести параллель между ними и общенаучными методами познания. Известно, что такие методы научного познания, как эксперимент, анализ и синтез, аналогия, моделирование, математические методы и др., тоже содержат в себе некоторые черты как всеобщего, так и частнонаучных методов. Однако их трудно причислить и к тем, и к другим. Они составляют особую группу методов научного познания — общенаучных. На тех же основаниях мы выделяем категории типа «системы», «информации» и т. п. в особую группу общенаучных категорий.

Общенаучные категории имеют большое методологическое значение. Вторгаясь в процесс познания конкретных областей действительности, они способствуют синтезированию научных знаний в данной области, выполняют весьма важную эвристическую роль. Кроме того, многие из них лежат в основе новых мощных методов научного познания, таких, как структурный, системный, кибернетический, функциональный, ряд математических методов и т. п., которые в современном научном исследовании приобретают все большее значение.

Кстати, это обстоятельство убедительно свидетельствует о том, что рассматриваемые категории нельзя считать философскими. Ведь основанные на них методы научного познания, являясь общенаучными, поскольку они вошли в арсенал средств познания практически всех конкретных наук, в то же время не являются всеобщими, философскими методами. Характерная особенность всеобщего, диалектико-материалистического метода состоит не только в том, что он является общенаучным (что и роднит его с указанными методами познания), но прежде всего в том, что он функционирует на всех этапах познавательного процесса, тогда как системный, кибернетический, математический и им подобные методы познания применяются лишь на вполне определенных этапах процесса познания.

Отсюда следует, что общенаучность — это не единственное свойство философских категорий и всеобщего метода познания. Э. П. Семенюк, который специально исследовал общенаучные категории и подходы к познанию, правильно, как нам кажется, утверждает, что «специфика философского знания, его первоочередное отличие от нефилософского заключается все же не в его общенаучном характере, а в самом способе рассмотрения реальности в плане основного вопроса философии, под углом зрения субъектно-объектных отношений. Именно этот определяющий для философии подход к миру и самому человеку детерминирует единство диалектики, логики и теории познания во всех компонентах философского знания, в том числе в его категориях. Этим сущность философских категорий определяется в несравненно большей ілере, нежели их общенаучным значением» ].

Ч Но понятие — это не единственная форма, а одна из основных форм логического познания. Другой очень важной формой абстрактного мышления, а значит, и логического познания, неразрывно связанной с понятием, является суждение.

Суждение представляет собой всеобщую форму выражения мыслей. Всякая мысль человека, отражающая утверждение или отрицание чего-либо о чем-либо, выражается в виде суждения. В отличие от понятий, которые, как мы знаем, отображают совокупность существенных свойств предметов, суждения отражают всякие отдельные познанные нами свойства, качества, признаки вещей, явлений материального мира, связи и отношения между вещами и внутри самих вещей и т. п. Мыслить — это прежде всего выражать (устно, письменно или в уме) суждения, т. е. судить о вещах, явлениях и их свойствах.

Формальная и диалектическая логика рассматривают суждение в разных аспектах. Для формальной логики суждение — это прежде всего элемент системы логического вывода. Но раскрывая сущность вывода, формальная логика не касается содержания суждений, абстрагируется от него и, по существу, оперирует лишь языковой формой суждения — предложением. Диалектическая же логика, хотя и не обходит вопрос о языковой форме выражения суждений, рассматривает суждение как этап, необходимый момент в процессе получения нового знания, определяет его место и роль в структуре познавательного процесса. Поэтому она не может абстрагироваться от содержания суждений.

Формальная логика дает важные сведения о суждении. Она изучает сущность суждения и его строение, выражение суждения в языке, классификацию суждений, рассматривает отношения между различными видами суждений, изучает сложные суждения и т. п. Однако для осуществления сложного, диалектически противоречивого мышления этих данных недостаточно. Поэтому диалектическая логика идет дальше в исследовании суждений. Она рассматривает эти формы мышления как яркое выражение диалектического характера познавательной деятельности человека, воплощение единства и борьбы противоположностей в процессе мышления, в ходе познания человеком действительности. Диалектическая логика изучает вопрос о том, как в форме суждений отражаются различные связи, отношения, переливы, диалектическое взаимодействие противоположностей, их переход друг в друга и т. п. Так же, как и в понятиях, в суждениях раскрывается диалектическая взаимосвязь прежде всего таких противоположностей, как единичное и общее, тождество и различие, случайное и необходимое, сущность и явление и др. Это блестяще раскрыл В. И. Ленин в «Философских тетрадях». Беря самые простые, обыденные суждения, он показал, что «случайное и необходимое, явление и сущность имеются уже здесь, ибо говоря: Иван есть человек, Жучка есть собака, это есть лист дерева и т. д., мы отбрасываем ряд признаков как случайные, мы отделяем существенное от являющегося и противополагаем одно другому» [128].

Составные элементы суждения — субъект и предикат— тоже выступают как диалектическое единство прог тивоположностей. Единство субъекта и предиката суж?* дения выражается в том, что они в суждении взаимно связаны и обусловливают друг друга. Субъект не может существовать без предиката, а предикат — без субъекта.

Понятия «железо» и «металл» не являются сами по себе вне суждения ни субъектами, ни предикатами. Они становятся таковыми только тогда, когда мы соединим их в суждении «железо есть металл». Понятие «железо» в этом случае становится субъектом, а понятие «металл» — предикатом. Любое понятие становится субъектом только тогда, когда оно соединяется в суждении с предикатом. Точно так же предикат может быть только таким понятием, которое соединено в суждении с субъектом. Нет субъекта — нет и предиката, нет предиката — нет и субъекта.

Диалектический характер взаимосвязи субъекта и предиката хорошо обнаруживается также и в том, что в суждении они, как правило, выражают единство таких противоположностей, как единичное и общее. Когда мы высказываем, например, суждение, что «Советский Союз— миролюбивая страна», мы тем самым отождествляем, а значит, рассматриваем в единстве единичное (Советский Союз) и общее (миролюбивая страна).

Диалектическое единство субъекта и предиката как противоположностей состоит также в том, что они содер- , жат в себе как знание, так и незнание, как старые знания, так и новые, объединение и «борьба» между которыми приводят к прогрессивному развитию знаний человека. Другими словами, суждение не является чем-то застывшим, раз и навсегда данным. Суждение — это процесс, в котором происходит противоречивое взаимодействие знания и незнания, старого и нового знания. Это взаимодействие осуществляется через взаимосвязь в суждении субъекта и предиката как противоположностей, диалектически взаимодействующих, что и приводит к наращиванию знаний.

Следует отметить, что противоречивый характер суждения хорошо раскрыл Гегель. Заслуга этого мыслителя состоит в том, что он впервые вскрыл наличие в суждении единства таких противоположностей, как единичное и всеобщее, субъект и предикат. «Если мы говорим,— указал Гегель,— эта роза красна, то связка «есть» подразумевает, что субъект и предикат находятся в согласии друг с другом. Но роза как некое конкретное не только красна, но и благоухает, обладает некоторой определенной формой и разнообразными другими определениями, не содержащимися в предикате «красная». Этот предикат, с другой стороны, как некое абстрактное всеобщее принадлежит не только этому субъекту. Суше- ствуют еще и другие цветы и вообще другие предметы, которые также красны»1. Но будучи идеалистом, Гегель неправильно понимал природу самого суждения. Он полагал, что суждение — это нечто такое, что составляет принадлежность самих вещей и лежит в основе их существования. На самом же деле суждение представляет собой форму мышления человека, в которой отражаются свойства и закономерности материального мира.

Можно сказать, что вся домарксовская логика, в том числе и гегелевская, оказалась не в состоянии определить действительное соотношение между суждениями и понятиями, между субъектом и предикатом суждения, не сумела раскрыть действительной диалектики получения новых знаний, логики развития человеческих знаний. Правильное, единственно научное решение вопроса о сущности суждения и о его диалектическом характере было дано классиками марксизма-ленинизма.

Очень важной стороной суждений, свидетельствующей об их диалектическом характере, является содержащееся в них единство таких противоположностей, как объективное и субъективное. Суждение субъективно, поскольку оно, являясь формой мышления, представляет собой произведение человеческого сознания, хотя и выработанное в согласии с действительностью; оно объективно, поскольку своим содержанием оно обязано прежде всего тем объективным процессам, которые в нем отражены. Борьба между этими противоположностями в суждении и разрешение этой борьбы составляет содержание познавательного процесса, его движущую силу.

Важное методологическое значение правильного решения вопроса о соотношении объективного и субъективного в суждении и в познании вообще обусловливает борьбу, которая всегда происходила и происходит по этому вопросу между материализмом и идеализмом. Объективные идеалисты, как известно, абсолютизируют объективную сторону суждений и, по существу, не признают в них субъективных моментов. Более того, для них, как мы видели, суждение — это нечто существующее объективно, вне человека и независимо от него. Субъективные же идеалисты (например, конвенционалисты, прагматисты и др.), наоборот, сводят суждение, по существу, к субъективному акту, не связанному с объективной действительностью.

Диалектико-материалистическое решение этого вопроса неразрывно связано с материалистическим решением основного вопроса философии и осуществляется в полном соответствии с ленинской теорией отражения, сущность которой была блестяще раскрыта В. И. Лениным в его труде «Материализм и эмпириокритицизм» и в других его произведениях.

Не менее важное значение имеет также учение диалектической логики о движении, развитии суждений в процессе познания. Изучая эту проблему, Ф. Энгельс убедительно показал, что в процессе развития науки и человеческой практики происходит непрерывное углубление, совершенствование не только понятий о предметах, явлениях объективного мира, но и суждений о них. Еще доисторические люди знали, указывает Энгельс, что трение порождает теплоту, ибо путем трения они добывали огонь; растиранием они согревали холодные части своего тела. Но прошло много тысячелетий, пока люди смогли высказать суждение: «Трение есть источник теплоты». Затем прошли новые тысячелетия, и люди в процессе дальнейшего изучения сущности движения сформулировали новое, более глубокое суждение: «Всякое механическое движение способно посредством трения превращаться в теплоту». И только в середине XIX в., когда наука и общественная практика в своем развитии шагнули далеко вперед, люди получили возможность сформулировать суждение, являющееся всеобщим законом движения: «Любая форма движения способна превращаться в любую другую форму движения».

Так изменение, углубление наших знаний сопровождается совершенствованием и углублением суждений людей о предметах, явлениях материального мира.

На этом же примере Ф. Энгельс дал научную классификацию суждений. Он указывает, что суждения делятся на: суждения единичности, например «трение есть источник теплоты»; суждения особенности, например «всякое механическое движение способно превратиться в теплоту»; суждения всеобщности, например «любая форма движения способна превратиться в любую другую форму движения». Эта классификация еще раз показывает, какое огромное значение имеет суждение во всем историческом процессе человеческого познания. Кроме того, из эъого примера видно, что е развитием науки и общественной практики не талько понятия, но и суждения человека о материальной действительности развиваются от сужде- ний единичности к суждениям особенности и от суждений особенности к суждениям всеобщности. Когда человек только что приступает к изучению какого-нибудь предмета, явления, он в первой стадии познания может выразить в своих суждениях только самые поверхностные, весьма несовершенные, неглубокие знания. Он может определить, например, цвет предмета, его общую форму, твердость, общее состояние и т. п. Такие знания обычно и выражаются в суждениях единичности.

Суждения единичности дают возможность закрепить лишь первоначальные сведения об изучаемых предметах, без которых не может осуществляться дальнейшее познание, но такого рода суждения имеют и целый ряд недостатков. Недостаток этих суждений состоит в том, что они выражают только единичные, порой случайные, несущественные свойства изучаемых предметов. Поэтому исследователь не может довольствоваться только этими суждениями, а, опираясь на них, продолжает изучение предмета, выявляет в нем новые, более глубокие свойства, связи и отношения. Например, если мы приступаем к изучению какого-нибудь растения, скажем березы, то мы прежде всего отметим высоту этого растения, цвет и форму его листьев, форму кроны и т. п. Все эти свойства березы могут быть выражены в суждениях единичности.

В ходе дальнейшего изучения березы, сравнивая ее с другими растениями, сопоставляя единичные признаки березы с единичными признаками других растений, мы убеждаемся, что береза — это многолетнее растение, она достигает в процессе роста большой высоты, имеет мощный ствол, сравнительно крупные листья и большую крону и т. п. На основе всех этих единичных признаков березы, отраженных в единичных суждениях, мы приходим к выводу, что береза — дерево. Это уже суждение особенности, ибо предикат этого суждения выражает не единичное свойство предмета, мыслимого в субъекте, а особенное его свойство, т. е. такое свойство, которое принадлежит не только березе, но и дубу, и сосне, и ели и т. п., т. е. всем деревьям.

В результате более глубокого изучения не только данного предмета, но и других предметов этого же класса возникает суждение особенности. Оно объединяет II синтезирует все знания людей, отраженные в суждениях единичности об исследуемом предмете, и потому обладает определенной степенью общности. Все это создает условия, при которых суждения особенности отражают предмет значительно глубже и полнее, чем суждения единичности. Если в суждении единичности отражается только одно и нередко случайное, несущественное свойство предмета (например, «Береза имеет высоту 15 метров 7 сантиметров»), то суждение особенности (например, «Береза — дерево») содержит в себе в обобщенной форме целый ряд единичных свойств предмета (наличие ствола, кроны, листьев, особых способов размножения, питания и т. п.).

Суждение особенности имеет также слабые стороны. Оно не может дать полного и глубокого представления об изучаемом предмете. Это объясняется тем, что такие суждения отражают только единичные и особенные свойства предметов. Но все предметы, явления материального мира наряду с единичными и особенными свойствами обладают также и всеобщими свойствами, т. е. такими, которые присущи не только предметам данного класса, но и предметам других классов, родственных данному. Такие свойства изучаемых предметов остаются за пределами суждений особенности, не охватываются ими. Поэтому для более глубокого изучения предмета исследователь должен идти дальше. Теперь он уже изучает и сравнивает исследуемый предмет не только с предметами данного класса, но и с предметами других, родственных ему классов. В нашем примере исследователь должен сопоставлять свойства березы не только со свойствами деревьев, но со свойствами других растений (трав, кустарников и т. п.) и даже со свойствами других живых организмов (животных), что и дает ему возможность сформулировать ряд суждений особенности (например, «Береза способна размножаться», «Береза осуществляет процесс ассимиляции и диссимиляции» и т. п.), на основании которых можно уже сформулировать суждение всеобщности. В нашем примере это будет суждение: «Береза — живой организм».

Такие суждения способны выразить существенные, закономерные знания о предмете, насколько это возможно при данном уровне развития науки и общественной практики. Всякий закон, действующий в явлениях природы, общественной жизни и в области мышления, познания, формулируется в форме суждения всеобщности.

Все это еще раз подтверждает положение о том, что познание осуществляется от явления к сущности, от сущности первого порядка к сущности второго порядка и т. д. Действительно, познание единичных свойств предмета осуществляется главным образом при изучении явления, дает человеку благодатный материал для выявления единичных свойств предмета. Выявляя особенные свойства предмета, человек уже вторгается в сферу сущности предмета. Однако на этой ступени познания он раскрывает лишь некоторые аспекты сущности предмета, или, по выражению В. И. Ленина, постигает сущность первого порядка. В ходе же дальнейшего исследования, когда человек раскрывает всеобщие свойства предмета, он постигает сущность второго порядка и т. д.

Следует обратить внимание на то, что изложенный выше путь познания материального мира обосновывает одно из важнейших положений теории познания диалектического материализма о единстве исторического и логического в процессе познания. Приведенный нами выше пример Энгельса, отражающий ход изучения процесса превращения энергии из одного состояния в другое, дает ярчайшее тому доказательство. Ф. Энгельс говорит об этом так: «Мы можем рассматривать первое суждение как суждение единичности: в нем регистрируется тот единичный факт, что трение производит теплоту. Второе суждение можно рассматривать как суждение особенности: некоторая особая форма движения (а именно: механическая) обнаружила свойство переходить при особых обстоятельствах (а именно: посредством трения) в некоторую другую особую форму движения — в теплоту. Третье суждение суть суждение всеобщности: любая форма движения оказалась способной и вынужденной превращаться в любую другую форму движения. Дойдя до этой формы, закон достигает своего последнего выражения. Посредством новых открытий мы можем доставить ему новые подтверждения, дать ему новое, более богатое содержание. Но к самому закону, как ©н здесь выражен, мы не можем прибавить больше ничего. В своей всеобщности, в которой и форма и содержание одинаково всеобщи, он не способен ни к какому дальнейшему расширению: он есть абсолютный закон природы» 1. Исторически и логически отмеченные Энгельсом суждения развивались от единичного к особенному и от особенного к всеобщему.

Таков же путь познания и явлений общественной жизни. Совершенно ясно, что в период рабства люди могли выразить только единичные суждения об общественном строе. Объясняется это, во-первых, тем, что другого, более прогрессивного общественного строя тогда вообще не существовало, а во-вторых, изучением этого вопроса всерьез тогда почти не занимались.

В дальнейшем, когда человечество пережило феодализм и капитализм, люди смогли сформулировать суждение особенности, например: «В Греции в VI веке до н.э. существовало рабство». И только с возникновением марксизма, когда появилась наука об обществе, люди получили возможность сформулировать суждение всеобщности, например: «Капитализм — общественно-экономическая формация». Здесь также и исторически и логически развитие происходило от суждений единичности к суждениям особенности и от суждений особенности к суждениям всеобщности.

«...Всякое действительное, исчерпывающее познание,— писал Ф. Энгельс,— заключается лишь в том, что мы в мыслях поднимаем единичное из единичности в особенность, а из этой последней во всеобщность; заключается в том, что мы находим и констатируем бесконечное в конечном, вечное — в преходящем. Но форма всеобщности есть форма внутренней завершенности и тем самым бесконечности; она есть соединение многих конечных вещей в бесконечное» К

Классификация суждений (единичные, особенные и всеобщие) по форме напоминает деление суждений в формальной логике на единичные, частные и общие. Однако по существу эти операции имеют между собой очень мало общего. Если формальная логика при делении суждений по количеству на единичные, частные и общие руководствуется только объемом субъекта, то в энгельсов- ской классификации суждений на единичные, особенные и всеобщие субъекты указанных суждений рассматриваются ие с количественной стороны, а по существу, по своему содержанию. Поэтому общее суждение с позиций формально-логической классификации суждений может оказаться единичным в классификации Энгельса (например, суждение «Всякое трение производит теплоту»).

Важно также и то обстоятельство, что рассмотренная классификация суждений выражает историческое развитие и совершенствование человеческих знаний и соответствующее этому развитие наших суждений как узловых точек, закрепляющих соответствующий уровень познания людьми того или иного явления. Формально-логическое же деление суждений преследует совершенно другие цели; там единичные, частные и общие суждения могут быть совершенно несвязанными между собой и статически выражать определенное состояние предмета.

Классификация суждений на единичные, особенные и всеобщие, однако, не «отменяет» и не исключает формально-логическое деление суждений по количеству. Последнее тоже имеет определенный смысл и оправдывает те цели, которые ставятся перед ним в формальной логике. Каждое из этих делений полезно и уместно в тех границах, которые им отводятся в ходе познания объективного мира.

В теории суждений важное место занимают закономерности взаимосвязи суждения с его языковой формой выражения. Хорошо известно, что содержание суждения в языковой форме выражается в виде предложения. При этом важно подчеркнуть органическую, неразрывную связь суждения и предложения. Неверно полагать, что сначала в сознании возникает суждение, а затем оно оформляется в виде предложения. Язык принимает непосредственное участие в формировании суждений. Он не представляет собой нечто внешнее по отношению к суждению, ибо только при помощи слов осуществляется синтез представлений и понятий в системе суждения. Более того, суждение есть форма самого существования языка.

Но в связи с этим возникает проблема, которая до сих пор остается дискуссионной: могут ли мысли существовать вне словесного выражения? Многие философы и психологи отвечают на этот вопрос отрицательно. Поскольку язык есть форма мысли, ее материальная оболочка, а форма не может существовать без содержания, как и содержание немыслимо без формы, то получается, что и мысли не существуют и не могут существовать без слов.

Другие же считают, что к этому вопросу надо подходить исторически. «Как показывают данные детской психологии и психологии животных,— писал А. А. Ветров,— имеются такие простые формы мысли, которые не выражаются словами. Речь идет о так называемом ассоциативном, конкретном мышлении» *. Эти свои соображения автор подтверждает экспериментальными данными, полученными И. П. Павловым и его сотрудниками.

Анализируя свои опыты с обезьянами, И. П. Павлов утверждает, что высшие животные способны приобретать знания в виде образования ассоциаций образов и использовать эти знания в сходных ситуациях. Если обезьяне, пусть даже случайно, удалось с помощью палки извлечь приманку, то этот прием она повторит, если представится подобный случай. Ассоциативные связи, которые образовались при этом, И. П. Павлов называл знанием определенных отношений внешнего мира, а применение этих знаний в сходных условиях ученый назвал пониманием К Но эти знания оформляются не в словах, а в ассоциативной связи конкретных образов, которую ученый называет простейшей формой мысли. «То, что получается в результате метода ошибок и опыта,— писал И. П. Павлов,— это есть мысль, это есть ассоциация, это есть понимание, это есть знание»[129].

Таким образом, великий русский физиолог экспериментально доказал, что элементарное образное мышление животных осуществляется без звукового языка, без слов, в виде ассоциации образов. Более того, высшим животным, не владеющим речью, присущи весьма для них высокие формы мышления, вплоть до абстрагирования, эксперимента и т. п., т. с. формы, которые обычно относят к рассудочной деятельности. Об этом недвусмысленно писал и Ф. Энгельс. «Нам общи с животными,— утверждал он,— все виды рассудочной деятельности: индукция, дедукция, следовательно, также абстрагирование... анализ незнакомых предметов (уже разбивание ореха есть начало анализа), синтез (в случае хитрых проделок у животных) и, в качестве соединения обоих, эксперимент... По типу все эти методы — стало быть, все признаваемые обычной логикой средства научного исследования— совершенно одинаковы у человека и у высших животных. Только по степени (по развитию соответствующего метода) они различны»[130].

А это значит, что можно выражать, по крайней мере, некоторые, наиболее простые мысли, не облекая их в речевую форму, в форму предложения. Высшие животные, да и не только животные, но и дети, когда они еще не научились говорить, выражают суждения, т. с. судят о вещах ничего не высказывая. Животное, пытаясь овладеть приманкой, в конечном счете достигает цели именно потому, что ему помогают ранее закрепленные в его голове соответствующие ассоциации образов, весь прежний опыт, которые и выражаются в виде суждений, не выраженных в речевой форме. Но это тоже форма познания, форма отражения объективной действительности.

Однако такое бессловесное выражение суждений возможно только на стадии образного мышления. На более же высокой ступени развития мышления человека, когда он овладел речью, мышление без языка, в том числе и суждение без предложения, осуществляться не может.

Как форма мышления суждение неразрывно связано с понятием. Нельзя себе представить суждение без понятий, как и понятия без суждений. В процессе познания понятия дают возможность формировать новые суждения, а эти новые суждения, в свою очередь, способствуют совершенствованию старых и созданию новых понятий. Так было всегда и так всегда будет: суждения в процессе познания переходят в понятия, а понятия — в суждения.

Третьей основной формой мышления, изучаемой формальной логикой, является умозаключение, представляющее собой такой мыслительный акт, в котором из одних суждений выводится новое суждение о рассматриваемом предмете, явлении.

Формальная логика, как известно, выделяет два основных вида умозаключений: индуктивное, при построении которого из частных посылок делается общий вывод, и дедуктивное, когда из общих, ранее полученных истинных суждений делается частный вывод.

Индукция применяется во всех областях научного исследования. Наряду с другими методами и формами познания она играла первостепенную роль в открытии очень многих важных законов природы (например, закона всемирного тяготения, закона сохранения и превращения материи и энергии, атмосферного давления, теплового расширения тел).

Значение индуктивного умозаключения в научном исследовании объясняется тем, что всякая теория, всякое теоретическое положение является результатом исследования конкретных, единичных предметов и познания причин этих предметов и фактов. К общим положениям и выводам исследователь может прийти лишь идя от частного, от явлений самой действительности, от свойств вещей реального мира. Ход индуктивного исследования в основном заключается в том, что мы наблюдаем ряд фактов, событий, явлений, отыскиваем причину их появления, а затем делаем вывод, перенося выявленные свойства на все объекты данного рода, на весь класс этих вещей, явлений. Суть такого умозаключения, следовательно, в переносе свойств с известных фактов на неизвестные. Весь вопрос в индуктивном исследовании состоит в том, чтобы установить, что же дает право переносить знания об отдельных предметах на другие предметы того же рода. Однако установить это средствами только одной индукции невозможно. В ходе научно-теоретического мышления для этого привлекаются и другие формы и способы мышления.

Дело в том, что человек в процессе познания может исследовать только ограниченное число предметов, явлений определенного класса, на основе которого он и делает общий вывод об этих предметах. Но индукция бессильна с абсолютной достоверностью доказать, что полученный вывод справедлив и для всех других предметов данного класса. Вполне достоверный вывод дает только полная индукция, когда исследуются все предметы, явления данного класса. Однако чаще всего наука имеет дело с такими классами, в которые входит бесконечное количество предметов; все охватить их исследователь не в состоянии. Поэтому в рамках индукции всегда сохраняется сомнение в полной достоверности полученного вывода.

Диалектическая логика в решении этой проблемы исходит из того, что главное в научном исследовании состоит не только в собирании фактов и их обобщении, хотя и это имеет большое значение, но и в выявлении причин существования этих фактов, их природы, их связи и зависимости от других фактов и явлений. Но все эти вопросы, имеющие важное значение для познания, нельзя решить только средствами индукции. Важное место в решении этих вопросов занимает и другое мощное средство познания — дедуктивное умозаключение. В ходе дедуктивного вывода познание от общего, абстрактного возвращается снова к частному, конкретному, но возвращается не к исходному положению, а к обогащенному новым знанием об этом конкретном.

Дедуктивное умозаключение имеет очень большое значение в научном исследовании, ибо оно дает возможность делать научно обоснованные, достоверные выводы

О тех СВЯЗЯХ, закономерностях, явлениях, которые НЄПО' средственно не воспринимаются. Нельзя, например, нё^ посредственно измерить температуру Солнца или опре^ делить расстояние до Луны. Эти и им подобные данные человек получает только опосредованно, при помощи дедуктивного умозаключения.

Индукция и дедукция органически связаны между собой, являясь диалектически полагающими друг друга противоположностями. Каждая из них применяется на соответствующем этапе познавательного процесса, одна без другой в значительной мере теряет свое значение. Индукция подготавливает почву для дедукции, снабжает последнюю фактическим материалом, а дедукция теоретически подкрепляет индукцию, расширяет сферу ее деятельности.

Однако следует иметь в виду, что индукция и дедукция не исчерпывают всех форм познания. Главный недостаток индукции, как мы видели, состоит в том, что она, как правило, дает лишь вероятностные выводы. Дедукция же, хотя и позволяет получить достоверные выводы, вне связи с другими формами познания может также привести к ошибочным выводам, особенно когда речь идет об изучении сложных противоречивых явлений, где требуется сложный диалектический анализ. Ведь процесс дедукции предполагает движение мысли от общего к частному, к единичному. Но единичное и общее не только тождественны, но и различны и даже противоположны. Поэтому в сложных, противоречивых процессах непосредственное выведение единич-ного из общего может привести к ошибкам. Чтобы получить истинный вывод, необходимо учитывать не только момент тождественности, но и моменты различия между общим и единичным, не только данную связь, но и многочисленные другие связи изучаемого явления с другими явлениями и т. п. Но при помощи только дедукции все это сделать невозможно. Необходимо индукцию и дедукцию сочетать с другими формами познания (например, анализ и синтез, аналогия и гипотеза и др.), что и осуществляет диалектическая логика.

Более того, как не без оснований полагают

А.              И. Уемов, 3. М. Оруджев и другие, дедукция, даже примененная, так сказать, в «чистом» виде, не всегда дает истинный вывод. Например, дедуктивно полученный вывод о том, что сумма внутренних углов треугольника равна 2d, утрачивает свою истинность, если речь идет о плоскости с положительной или отрицательной кривизной. Дедуктивный вывод является ложным и в том случае, если по крайней мере одна из его посылок ошибочна.

Кроме отмеченных форм умозаключений в логике рассматриваются также традуктивные выводы. Традукцией называется такое умозаключение, в ходе которого из частных посылок делается частный вывод или из общих посылок— общий вывод. Примером традуктивного умозаключения является аналогия, когда из сходства некоторых признаков двух или более предметов, явлений делается вывод о сходстве других признаков этих предметов, явлений. В этих случаях исследователь как бы уподобляет одно уже исследованное явление другому, малоисследованному явлению, сходному с первым в определенных существенных признаках. Это сходство и дает основание исследователю предположить, что и другой признак, принадлежащий первому явлению, принадлежит также и второму, малоисследованному явлению. Схематически это можно представить так. Если явления А и Б имеют общие свойства а, б, с, д и если известно, что явление А, кроме того, обладает еще и свойством е, то можно сделать вывод, что и явление Б тоже обладает свойством е.

Каковы же объективные основания, которые дают право переносить (логически) признак с одного известного нам предмета на другой? Таким основанием является всеобщая связь и взаимозависимость предметов, явлений материального мира, вследствие которой изменение одного существенного признака какого-либо предмета неизбежно сказывается и на других его признаках. Существование любого свойства предмета обусловлено существованием многих других его свойств, с которыми он находится в органическом единстве, представляющем собой взаимосвязанную систему. Но если известно, что два каких-либо предмета обладают одинаковой совокупностью определенных свойств и один из этих предметов обладает также другим свойством, закономерно связанным с данной совокупностью свойств, то естественно предположить, что и второй предмет обладает этим новым свойством.

Таким образом, даже краткое рассмотрение основных форм умозаключения показывает, что эта форма научно- теоретического мышления имеет сугубо диалектический характер, что не изучается и не может изучаться формальной логикой. Диалектический характер умозаключения выражается прежде всего в том, что в его состав входят как понятия, так и суждения. Но так как эти формы мысли, как мы видели, от начала до конца диалектичны, то это их важнейшее свойство переносится и на умозаключение. Кроме того, взаимоотношения между понятиями и суждениями и между суждениями в умозаключении тоже представляют собой отношения единства противоположностей. Здесь также необходимо прежде всего отметить единство в умозаключении таких противоположностей, как единичное, особенное и всеобщее, тождество и различие, конкретное и абстрактное, посылки и вывод и др. Покажем это на примере простейшего умозаключения.

Береза есть дерево.

Дерево есть растение.

Следовательно, береза есть растение.

В состав этого умозаключения входят три понятия: «береза», «дерево» и «растение». Все они в этом умозаключении соответственно теснейшим образом связаны между собой законами формальной логики. Но ведь эти понятия в то же время являются противоположностями, ибо они соотносятся между собой как единичное, особенное и всеобщее: «береза» здесь выступает как единичное понятие, «дерево» — как особенное понятие, а «растение» — как понятие всеобщее.

Поскольку же в этом умозаключении береза отождествляется с деревом, а дерево отождествляется с растением, а в заключении и береза отождествляется с растением, т. е. в конечном счете отождествляются все три понятия, постольку в приведенном умозаключении имеет место также диалектика тождества и различия, ибо здесь, разумеется, налицо не абстрактное, а конкретное, диалектическое тождество.

Кроме того, приведенное умозаключение еще раз раскрывает отмеченную нами выше диалектику процесса познания, протекающего от единичного к особенному и от особенного к всеобщему. В самом деле. Первая посылка «Береза есть дерево» повествует о том, что единичное есть особенное. Здесь мысль протекает от единичного к особенному. Вторая же посылка «Дерево есть растение» говорит о том, что особенное есть всеобщее. Здесь движение мысли идет от особенного к всеобщему. В заключении, или выводе, «Береза есть растение», ради которого строилось все умозаключение, мысль движется от единичного к всеобщему. Следовательно, в данном умозаключении единичное связывается и диалектически отождествляется с всеобщим, но не непосредственно, а опосредованно— через особенное. Единичное с особенным и особенное с всеобщим связаны непосредственно, а единичное со всеобщим — опосредованно.

Особенное понятие (в данном примере «дерево»), которое в логике называется средним термином, играет, следовательно, особую роль в умозаключении. Его важнейшее значение состоит в том, что оно логически и диалектически связывает единичное со всеобщим и дает возможность построить правильное умозаключение. Поэтому второе понятие (средний термин) берется не произвольно, а с учетом того, способно ли оно играть указанную роль. Если же понятие не может выполнить эту задачу, то из него не получится никакого умозаключения. Если мы возьмем, например, такие два суждения: «Страны народной демократии — миролюбивые страны» и «Москва — столица СССР»,— то из этих двух суждений мы не можем сделать никакого логически правильного вывода, а следовательно, не можем построить правильного умозаключения именно потому, что среди понятий, входящих в эти суждения, мы не можем подобрать такое, которое было бы способно выполнить роль опосредованного звена, связывающего другие понятия.

Умозаключение представляет собой также единство таких противоположностей, как посылки и вывод, или заключение. Что посылки и вывод находятся в единстве, хорошо видно из самого характера умозаключения, ибо вывод потому и называется выводом, что он непосредственно следует из посылок и органически с ними связан. Но посылки и вывод не только едины, но и противоположны. Противоположность их выражается прежде всего в том, что посылки заключают в себе то, что было ранее известно, а вывод представляет собой то, что ранее было неизвестно и что мы узнали в результате данного умозаключения. А это значит, что умозаключение представляет собой такую форму мышления, которая позволяет нам делать логически правильный вывод в результате закономерной связи соответствующих понятий и суждений. Однако значит ли это, что понятия и суждения как более простые формы мышления, чем умозаключения, всегда предшествуют последнему?

По этому вопросу в истории развития логической науки высказывались разные точки зрения.

Известно, что в докантовский период господствующим было мнение о том, что понятие является первичной, самой простой формой мышления, поскольку оно входит в состав любой другой формы (суждения, умозаключения), хотя специально тогда эта проблема не обсуждалась и не доказывалась, ее решение считалось само собой разумеющимся.

Впервые за серьезное рассмотрение этой проблемы взялся И. Кант. Он попытался опровергнуть положение о том, что понятие является простейшей формой мышления, начальной формой познания. Кант считал, что всякое научное понятие формулируется через суждения и умозаключения.

«В самом деле, для отчетливого понятия,— писал он,— требуется, чтобы я что-либо ясно познал, как признак некоторой вещи, а это и есть суждение» К Кроме как через суждение невозможно сформулировать ни одного понятия, считал он, ибо никакая другая форма мышления не может дать нам возможность разделить предмет и признак, сопоставить их между собой. Заключительное же понятие может образоваться только с помощью различных умозаключений.

Из этого видно, что суждению Кант придавал особое значение в научном познании, выделяя его из других форм познающего мышления и ставя его на первое место в процессе мыслительной деятельности людей. Все действия рассудка, по мнению Канта, мы можем свести к суждениям, следовательно, рассудок можно вообще представить как способность составлять суждения. Надо сказать, что многие логики и поныне считают, что простейшей и первоначальной формой мышления является понятие. Однако такое мнение вряд ли можно назвать состоятельным. Понятие действительно входит в состав как суждений, так и умозаключений, представляя собой «клеточку», «строительный материал» всякого мыслительного акта. Но это вовсе не означает, что понятие является простейшей и первоначальной формой мышления. Наоборот, научное понятие, как было показано выше, скорее является результатом, итогом определенного этапа познания охватываемых им объектов, и потому оно само не может быть сформулировано без суждений и умозаключений.

Интересные мысли по вопросу о соотношении форм мышления высказывал Гегель. Эту проблему он решал основываясь на том, как в той или иной форме мышления связаны единичное, особенное и всеобщее. В целом философ приходит к выводу о том, что понятия, суждения и умозаключения органически связаны между собой, что одна форма мышления немыслима без других и что они при определенных условиях переходят одна в другую.

В целом с таким решением данной проблемы можно согласиться, но с некоторыми существенными оговорками. Во-первых, Гегель, как известно, идеалистически понимал сущность самих понятий, суждений и умозаключений как существующих объективно. Во-вторых, развитие форм мышления, по Гегелю, осуществляется лишь в одном направлении — от понятий к суждению и от него к умозаключению, с чем также невозможно согласиться.

На самом же деле в сложном и многообразном процессе мышления все основные его формы связаны и взаимодействуют между собой самым различным образом, в ходе которого их движение осуществляется не только от понятия через суждение к умозаключению, но и наоборот. Это в основном правильно показал К. Д. Ушинский, когда писал: «Суждение есть не более, как то же понятие, но еще в процессе своего образования. Окончательное суждение превращается в понятие. Из понятия и особенного представления или из двух и более понятий может опять выйти суждение; но, окончательное, оно опять превратится в понятие и выразится одним словом: например, «у этого животного раздвоенные копыта, на лбу рога; оно отрыгивает жвачку» и т. д. Все эти суждения, слившиеся вместе, образуют одно понятие животного двукопытного и жвачного. Мы можем разложить каждое понятие на составляющие его суждения, каждое суждение опять на понятия, понятие опять на суждения и т. д.»

Здесь речь идет прежде всего о взаимопереходе понятий в суждение и наоборот. По существу же этот процесс охватывает и умозаключение. Хотя умозаключение всегда представляет собой закономерную связь суждений и понятий, но понятие как основная «клеточка» всякого мыслительного акта, в свою очередь, формируется в результате целой системы суждений и умозаключений. Развитие суждений влечет за собой развитие соответствующих понятий и умозаключений, но само суждение развивается вследствие углубления и совершенствования понятий и суждений, так что связь между указанными фор- мами мышления весьма сложная, многообразная и разносторонняя.

А из этого следует, что неправомерно ставить вопрос о том, какая форма мышления является простейшей, или первоначальной. Такая постановка вопроса исходит из предположения о том, что сначала исторически возникла одна форма мышления (например, понятие или, скажем, суждение), а позже возникли и другие логические формы. Но такое предположение лишено достаточных оснований. Человеческое мышление осуществляется в самых различных формах, которые органически связаны между собой. Невозможно себе представить абстрактное человеческое мышление, в котором бы отсутствовала одна из форм мышления (особенно основных). Каждая форма мышления выполняет свою задачу в познавательном процессе: суждение выражает определенное свойство, сторону, особенность отражаемого им объекта, понятие включает в себя совокупность существенных признаков охватываемых им предметов, явлений посредством определенного суммирования различных суждений, отражающих отдельные особенности этих предметов, а умозаключение является средством выражения новых знаний, полученных в ходе развития мышления от одних понятий и суждений к другим. Все эти функции форм мышления необходимы, без их выполнения не может совершаться процесс познания. Мышление вообще становится невозможным, если в нем не функционирует хотя бы одна из перечисленных логических форм.

Об исторически первом возникновении суждений по отношению к понятиям можно говорить лишь в том случае, если принять во внимание’чисто образное, по существу дочеловеческое мышление, ибо мышление человека тем и отличается от мышления животных, что оно носит понятийный характер и строится на основе второй сигнальной системы. Для этой же стадии развития человеческого мышления бессмысленно ставить вопрос о первичности суждения или понятия.

Итак, проблему о том, что является первичным — суждение или понятие, что из них исторически возникло раньше, по нашему мнению, можно решить так. Исторически первоначально возникло суждение. Но это было самое первоначальное, обр-азное мышление, основанное лишь на первой сигнальной системе действительности на уровне мышления животных. Что же касается человеческого, понятийного мышления, то на этом уровне нельзя ставить вопроса о том, какая из этих форм мышления первична. В процессе формирования они органически связаны между собой и не могут возникнуть одна без другой.

Отмечая это обстоятельство, П. В. Копнин высказал предположение, что «в историческом развитии форм мышления можно выделить два этапа: 1) мышление, не- расчлененное на отдельные формы; 2) зрелое мышление, в котором произошло выделение различных форм, выполняющих свои специфические функции в движении к истине. В дальнейшем шел процесс эволюции, развития форм мышления, их усложнения, появления новых модификаций» 1.

Однако в этой сложной диалектической связи «равноправных» форм мышления умозаключение занимает особое место, ибо оно, представляя собой итог определенного мыслительного акта, несет в себе выражение более сложных связей и отношений материальных предметов. Ведь всякий мыслительный акт, ведущий к познанию действительности, как мы знаем, представляет собой движение нашего сознания от единичного к общему и от общего снова к единичному. Понятие, являясь отражением существенного в вещах, содержит в себе единичное и общее в нерасчлененном виде. Суждение же отделяет единичное от общего, раскрывает соотношение между ними как между противоположностями. Например, понятие «Соединенные Штаты Америки» содержит в себе в единстве, в нерасчлененном виде как единичные, так и общие признаки. Суждение «США — капиталистическая страна» не только отделяет единичное от общего, но и устанавливает соотношение между ними: единичное есть общее. Теперь включим это суждение в следующее умозаключение:

Во всех капиталистических странах существует эксплуатация человека человеком.

США — капиталистическая страна.

Следовательно, в США существует эксплуатация человека человеком.

В полученном выводе единичное (США) и общее (капиталистическая страна) снова объединились в нерасчле- иенном единстве, но это единство более высокого типа, ибо в результате закономерной связи двух суждений оно привело к получению нового знания, к раскрытию более глубоких связей и отношений.

Диалектический характер рассмотренного процесса мышления выражается, во-первых, в том, что здесь проявляется диалектическое единство единичного и общего как противоположностей в процессе познания, а во-вторых, в том, что весь рассмотренный процесс совершается по закону отрицания отрицания: от скрытого единства общего и единичного в понятии мысль переходит к разъединению их в суждении и далее к образованию их нового единства на более высоком уровне. Получается возврат якобы к старому, но на более высокой основе, ибо оно приводит к получению нового, более глубокого знания.

Таким образом, и формальная логика, и диалектическая логика как теория познания рассматривают вопрос об основных формах мышления (о понятиях, суждениях и умозаключениях), но изучают они их с разных точек зрения. Формальная логика рассматривает эти формы мышления только со стороны их структуры. Она раскрывает, разрабатывает правила выведения одних мыслей из других, простейшие логические приемы, отвлекаясь при этом от их движения, развития. Изучая структуру понятий, суждений и умозаключений, формы связи между ними, формальная логика отвлекается также и от их конкретного содержания. Такой подход к рассмотрению основных форм мышления нельзя рассматривать как какой-то недостаток формально-логической теории мышления; скорее, это определенный аспект исследования логического мышления, имеющий весьма важное значение. Ведь ни одна другая наука не изучает теорию выводного знания, не изучает правил, условий и форм следования суждения, выражающего новое знание, из других, ранее известных науке суждений, не раскрывает отношения между суждениями в умозаключении. Все это входит в компетенцию формальной логики.

Однако формально-лбгические законы и правила мышления, отражая всеобщие простейшие связи и отношения вещей, не могут служить достаточной основой для всестороннего исследования форм мышления. Диалектическая же логика рассматривает основные формы мышления (понятия, суждения и умозаключения) с точки зрения более сложных законов, отражающих как диалектику развития самого материального мира, так и диалектику его отражения в голове человека.

В обычных, часто встречающихся случаях, когда речь идет о явлениях, как говорил Ф. Энгельс, домашнего обихода, формально-логический подход к формам мышления вполне оправдывает себя. Но если речь идет об исследовании сложных, запутанных, противоречивых процессов и явлений, то здесь одного лишь соблюдения формы связи понятий в суждении и суждений в умозаключении явно недостаточно. Если ограничиться только этим, можно прийти к очень серьезным теоретическим и практическим ошибкам.

Подобную ошибку допустили, например, меньшевики при оценке роли буржуазии в первой русской революции. Исходя из ранее истинного суждения о том, что движущей силой буржуазной революции является буржуазия, которое было получено в результате обобщения опыта прежних революций, меньшевики из этой общей посылки сделали формально-логический вывод о том, что и в русской революции 1905 г. движущей силой является буржуазия.

С точки зрения формальной логики вывод меньшевиков правильный. Но формальная логика рассматривает явления в статике, в неподвижном состоянии, она оперирует готовыми суждениями, специально не рассматривает вопрос об истинности посылок, ибо это не входит в ее компетенцию, а жизнь непрерывно изменяется, развивается. Это изменение и развитие может охватить только диалектическая логика. С позиций этой логики В. И. Ленин пришел к единственно правильному выводу о том, что «революция в России не буржуазная, ибо буржуазия не принадлежит к движущим силам теперешнего революционного движения России. И революция в России не социалистическая, ибо она никоим образом не может привести пролетариат к единственному господству или диктатуре» ь.

А это значит, что не правы те логики, которые считают, что проблема умозаключений решается только формальной логикой, что это ее монопольная компетенция. Диалектическая логика выступает в этом процессе будто бы в роли только общей методологии мышления. На самом же деле диалектическая логика вырабатывает такие логические и методологические принципы, которые не только имеют общеметодологическое значение, но и позволяют разрабатывать важнейшие умозаключения, получать глубокие теоретические выводы путем выведения одних знаний из других на основе содержательного анализа изучаемой области действительности с учетом конкретных связей и взаимозависимостей изучаемых явлений, их свойств и тенденций развития, а не путем чисто формального выведения одних мыслей из других, руководствуясь формальными правилами и формально-логическими нормами.

Само собой разумеется, что и в процессе такого диалектического анализа действительности все правила и нормы формальной логики должны выполняться неукоснительно. Но диалектическая логика не ограничивается этим, она идет дальше, осуществляя содержательный анализ действительности.

Это относится к изучению не только явлений общественной жизни, но также и явлений природы. Например, средствами только формальной логики физикам не удалось бы раскрыть корпускулярно-волновую природу света, ибо ее нельзя было вывести из каких-либо общих положений, известных тогда науке. Положение неевклидовых геометрий также невозможно было получить пользуясь только средствами формальной логики. Во всех этих случаях требуется конкретный, диалектический анализ конкретных явлений, которые раньше выпадали из поля зрения исследователей и поэтому не были охвачены известными тогда универсальными истинами, из коих можно было бы выводить новые знания.

Таково коренное отличие диалектического учения об основных формах мышления от формально-логического.

Это вовсе не значит, что формально-логические умозаключения не пригодны на современном этапе научного познания. Правильность вывода умозаключений необходимо выполнять всегда, но не надо превращать формы вывода в абсолют и подменять ими глубокий теоретический анализ конкретных событий в конкретных условиях. А для этого одной лишь дедукции недостаточно. Здесь необходимо применять целый комплекс диалектических форм и методов познания.

Диалектическая логика учит исследовать явления действительности не только с точки зрения наших прежних общих знаний о них, но прежде всего с точки зрения их конкретно-исторической эволюции, а конкретно-исторический анализ явлений действительности невозможно осуществлять без непосредственного обращения к опыту, к практике, к реальным фактам. Чисто формальное рассуждение, если даже сьно осуществляется с соблюдением всех логических законов и правил, не может привести нас к познанию того, что представляет собой изучаемый объект в прошлом, какие этапы своего развития он прошел, каковы причины этого развития и в каком направлении он будет развиваться в будущем. Все это достигается прежде всего путем непосредственного обращения к действительности, к практике. К правильной постановке новых теоретических и практических проблем и научному их решению, как указывал В. И. Ленин, нас приводят не логические рассуждения, а действительное развитие событий, живой опыт.

Важно также подчеркнуть, что диалектическое учение об основных формах мышления отличается от формально-логического не только тем, что диалектическая логика берет те же основные формы мышления, которые изучала формальная логика, и исследует их с точки зрения диалектики, но также и тем, что она раскрывает и изучает такие новые формы мышления, которые были вне поля зрения формальной логики. К таким формам современного научного мышления относятся основные категории материалистической диалектики. Правда, некоторые из указанных категорий (например, категории единичного и общего, тождества и различия, конкретного и абстрактного) в определенном плане рассматриваются формальной логикой, но она не может раскрыть их диалектического характера, их подлинной сущности как форм абстрактного мышления.

Между тем категории диалектики как формы мышления играют огромную роль в диалектическом познании. Они обеспечивают гибкость, подвижность человеческого мышления, дают возможность раскрывать и преодолевать диалектические противоречия, возникающие в процессе познания. Эти свои функции философские категории способны выполнять потому, что они составляют костяк категориального аппарата всякой конкретной науки, занимают весьма важное место в любом конкретно-научном исследовании.

Логические функции философских категорий удачно выразил И. И. Головин. «Функции категорий в общем плане,— пишет он,— можно уподобить функциям фильтра, сквозь который проходит эмпирический материал. Как известно, в эмпирических данных единичное и общее необходимое и случайное, существенное и несущественное и т. д. слиты воедино. Чтобы указанные моменты были расчленены, выделены и представлены в чистом виде, необходимо чувственный материал, эмпирические данные осмыслить через систему философских категорий.

Эмпирический материал, не прошещший через категориальный фильтр, не может стать содержанием мышления. Но этим не исчерпывается логическая функция категорий. Благодаря тому, что категории: являются узловыми пунктами познания, они образуют категориальную структуру мышления. Каждое возникшее понятие оказывается сразу же включенным в эту структуру. В результате с помощью категорий происходит не только осмысление эмпирического материала, но и определение различных связей между понятиями» ].

Поэтому «исследование форм мышления, логических категорий,— отмечал Ф. Энгельс,— очень благодарная и необходимая задача...»[131]. Будучи обобщением опыта познания, узловыми точками исторического развития научно-теоретического мышления и духовного освоения мира человеком, категории диалектической логики являются мощным орудием познания во всех областях действительности. «...Естествознание подвинулось настолько, что оно не может уже избежать диалектического обобщения. Но оно облегчит себе этот процесс, если не будет забывать, что результаты, в которых обобщаются данные его опыта, суть понятия и что искусство оперировать понятиями не есть нечто врожденное и не дается вместе с обыденным, повседневным сознанием, а требует действительного мышления, которое тоже имеет за собой долгую эмпирическую историю...»[132]

Значение философских категорий как форм познающего мышления состоит, следовательно, в том, что они в той или иной форме включаются в систему конкретнонаучных знаний,'составляют основу категориального аппарата каждой конкретной науки. В явной или неявной форме они присутствуют в любой научной теории, организуя систему ее законов, категорий, понятий. Ясно, что такие, например, биологические категории, как «борьба за существование», «внутривидовая борьба» и др. представляют собой конкретное проявление диалектических категорий «противоречие», «борьба противоположностей» и т. п. А по своей сути данные биологические категории в специфической форме выражают закон единства и борьбы противоположностей.

Еще Ч. Дарвин сформулировал положение о том, что борьба за существование является источником, движущей силой эволюционного развития органических видов. Мы должны иметь в виду, писал ученый, что каждое органическое существо «в каком-нибудь возрасте, в какое- нибудь время года, в каждом поколении с перерывами вынуждено бороться за жизнь и подвергаться значительному истреблению. Размышляя об этой борьбе, мы можем утешить себя мыслью, что эта война, которую ведет природа, имеет свои перерывы, что при этом не испытывается никакого страха, что смерть обыкновенно разит быстро и что сильные, здоровые и счастливые обычно выживают и размножаются» *.

При этом важно отметить, что в этой борьбе решающую роль играет не межвидовая, а главным образом внутривидовая борьба, которая, по выражению Дарвина, носит более ожесточенный характер, так как представители одного и того же вида обитают в одной местности, нуждаются в одинаковой пище и подвергаются одинаковым опасностям[133]. Другими словами, во внутривидовых отношениях в конкретной форме проявляется единство (сфера обитания и средств существования) и борьба противоположностей (борьба за выживание между различными особями).

Однако категории диалектики нельзя рассматривать как такие новые формы мышления, которые возникли совершенно самостоятельно, в полном отрыве от понятий, суждений и умозаключений и действуют совершенно независимо от этих форм мышления. Категории диалектики как формы мышления не только теснейшим образом связаны с понятиями, суждениями и умозаключениями, но и действуют в рамках этих логических форм. Ведь всякое абстрактное мышление осуществляется в форме понятий и их взаимоотношений, складывающихся в рамках суждений и умозаключений. В «Философских тетрадях» В. И. Ленин отмечал, что отношения, переходы, противоречия понятий составляют главное содержание логики. Поэтому основные формы мышления, изучавшиеся формальной логикой, остаются основными формами и диалектического мышления. В неразрывной диалектической связи с ними и через них действуют и категории диалектики как формы мышления.

Следовательно, диалектические категории, являясь специфическими формами диалектического мышления, с одной стороны, теснейшим образом связаны с понятиями, суждениями и умозаключениями и действуют через них, а с другой стороны, выступают особыми формами, значительно отличающимися от тех форм, которые изучались и изучаются формальной логикой и действуют на основе законов тождества, противоречия, исключенного третьего и достаточного основания. В диалектической логике, как мы знаем, есть, например, такой принцип (его можно назвать также формой мышления), как восхождение от абстрактного к конкретному. Его значение состоит в том, что он определяет путь современного познающего мышления, дает возможность использовать научные понятия, законы и другие научные абстракции и теоретические положения для проникновения в самую глубокую сущность материальных явлений. Очевидно, что этот принцип, будучи формой мышления, органически связан с понятиями, суждениями и умозаключениями и значительно отличается от последних, ибо выполняет особые функции в познающем мышлении. Более того, Ф. Энгельс указывал, что сама «диалектика является ...наиболее важной формой мышления, ибо только она представляет аналог и тем самым метод объяснения для происходящих в природе процессов развития, для всеобщих связей природы, для переходов от одной области исследования к другой» Но никто не может утверждать, что диалектика как форма мышления существует наряду и наравне с теми формами, которые изучает формальная логика, ибо она является не только особой формой мышления, но и логикой всего познавательного процесса и теорией познания.

Противники диалектической логики утверждают, что категории диалектики не могут выполнять функции форм логического мышления потому, что они недостаточно строги, что они в своей совокупности не могут составлять логически стройной системы выводов, дающей однозначные выводы и содержащей определенные каноны, твердо установленные правила логического следования. Другими словами, категории диалектики как формы мышления якобы слишком расплывчаты, неопределенны и в настоящем их виде не пригодны для осуществления логически стройного теоретического мышления. Поэтому некоторые наши философы пытаются как-то формализовать категории диалектики, чтобы затем удобнее приспособить их для осуществления всевозможных строгих логических операций.

С такими доводами трудно согласиться. Более того, здесь важные положительные качества категорий диалектики, их способность допускать в границах научно-абстрактного мышления свободу творческого полета исследования выдаются за их порок. П. В. Копнин, отмечая это обстоятельство, правильно подчеркивал, что если формализовать содержание диалектических категорий, построить на этой основе жесткую систему выводов, то они потеряют свое значение орудия продуктивной творческой деятельности мышления. «Их сила заключается как раз в том, что они предоставляют определенную свободу для синтетической деятельности разума, направляя научное познание на достижение принципиально новых результатов. Чтобы получить новые идеи, категории должны дать мышлению возможность свободно варьировать, а не только жестко, однозначно связывать его со строго определенными результатами.

Таким образом, категории материалистической диалектики составляют логический аппарат научного теоретического мышления, который служит средством синтеза, создания новых построений, движения от одного понятия к новому, более глубоко постигающему объект» *. В этом и состоит глубокое качественное отличие диалектических категорий как форм мышления от тех форм мышления, которые изучает формальная логика. И эта особенность категорий диалектики является не пороком, а великим благом, дающим возможность исследователю осуществлять действительно творческое мышление.

В нашей литературе иногда можно встретить также точку зрения, согласно которой существуют особые формально-логические формы мышления (понятия, суждения и умозаключения) и наряду с ними существуют особые диалектические понятия, суждения и умозаключения. Утверждается, например, что диалектические понятия в отличие от понятий формально-логических отражают природу вещей и явлений в каждый данный момент их изменения и развития. Однако трудно себе представить, как общие понятия, отражающие существенные свойства охватываемых ими предметов, могут отражать их в каждый данный момент развития.

В качестве примера диалектического понятия приводится понятие империализма как умирающего капитализма. В этом определении якобы не только раскрывается качественная природа империализма, но вместе с тем характеризуется процесс его развития и направление этого развития. Но известно, что у В. И. Ленина есть не только это, но и другие определения империализма. В частности, империализм он определяет как монополистический капитализм. Здесь, по крайней мере в явной форме, не показан ни процесс развития капитализма, ни направление этого развития, тем более в каждый данный момент этого развития. Однако едва ли можно утверждать, что первое ленинское определение империализма характеризует это понятие как диалектическое, а второе — как формально-логическое.

Точно так же можно показать, что и другие основные формы мышления (суждения и умозаключения) вряд ли можно делить на диалектические и формально-логические.

На самом деле, как нам представляется, существуют единые формы мышления, которыми пользуются и диалектики, и метафизики, и идеалисты. Все дело в том, как истолковывать эти формы и как ими пользоваться. Формально-логический подход к формам мышления узок, ограничен, недостаточен, ибо он не рассматривает изучаемый объект в его связи с другими материальными явлениями, в его непрерывном движении, развитии, лишает нас возможности раскрыть как диалектику развития объективного мира, так и диалектику мышления, познания. Важнейшая задача состоит именно в том, чтобы во- первых, раскрыть диалектический характер основных форм мышления, преодолеть узость формально-логического подхода к ним, а во-вторых, обобщить опыт современного научного познания и раскрыть новые формы познающего мышления, соответствующие новому этапу научного познания.

Некоторые полагают, что диалектическая логика якобы вообще не должна заниматься изучением форм мышления, что это дело только формальной логики, а задача диалектики состоит лишь в том, чтобы исследовать содержание мышления. При изучении, например, понятий диалектическая логика, по мнению сторонников указанной точки зрения, должна исследовать только содержание их определений, но совершенно не должна интересоваться понятием как логической формой. Последние носят общечеловеческий характер и одинаково выражают как диалектику, так и метафизику.

Основные формы мышления действительно являются общечеловеческими, они находятся на вооружении и диалектической логики. Однако диалектика использует их лишь преодолев узкий горизонт формально-логического подхода к ним, что и дает возможность употреблять их для более точного и адекватного отражения действительности, для рассмотрения ее с точки зрения всеобщей связи и взаимозависимости, с точки зрения движения, развития.

Но эти свои функции логические формы способны выполнять именно потому, что они сами являются обобщенным отражением действительности, что они выросли из действительности, из практики и порождены ими. «Если бы диалектическая логика занималась одним только содержанием нашего мышления, отвлекаясь от его форм, то она полностью совпадала бы с объективной диалектикой, т. е. диалектикой природы и общества, и не касалась бы специфики самого процесса мышления. Между тем, как это много раз подчеркивали Энгельс и Ленин, изучение основных форм мышления (понятий, суждений, умозаключений) в их развитии составляет важнейшую задачу диалектической логики. Поэтому нельзя утверждать, будто диалектическая логика не должна заниматься исследованием форм мышления и что это делает только формальная логика. Сказанное не противоречит тому, что диалектическая логика в отличие от формальной является содержательной в том смысле, что она рассматривает формы мышления в нераздельном единстве с содержанием мышления, наполняющим эти формы» *.

Таким образом, диалектическая логика не только может, но и должна исследовать формы мышления, раскрывать их подлинную диалектическую сущность, их способность давать истинное воспроизведение действительности, отражать объективную диалектику.

Материальный мир, как известно, находится в постоянном движении, развитии. Это развитие осуществляется в процессе возникновения противоположных сторон внутри материальных явлений, «борьбы» этих противоположностей и разрешения возникающих диалектических противоречий. «Существенное значение для теории и практики,— подчеркивал К. У. Черненко,— имеет, как известно, вопрос о противоречиях как движущей силе общественного развития» К Чтобы проникнуть в глубокую сущность изучаемых материальных явлений, раскрыть их важнейшие закономерности, познать предмет в его движении, развитии, необходимо изучать указанные противоречия, отразить их в нашем сознании, раскрыть их механизм. Без этого исследователь может только скользить по поверхности явлений и окажется не в состоянии проникнуть в сущность явлений действительности. Этого не в состоянии сделать формальная логика с ее неподвижными формами мышления. Категории же материалистической диалектики дают исследователю практически неограниченные возможности всестороннего охвата изучаемого мышления, познания его прошлого, настоящего и будущего.

1 Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС, 14—15 июня 1983 г., с. 33.

<< | >>
Источник: Андреев И. Д.. Диалектическая логика; Учеб. пособие. — М.; Высш. шк.,1985.— 367 с.. 1985

Еще по теме 3. ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ МЫШЛЕНИЯ В ДИАЛЕКТИЧЕСКОЙ И ФОРМАЛЬНОЙ ЛОГИКАХ:

  1. ОСНОВНЫЕ ЗАКОНЫ МЫШЛЕНИЯ В ДИАЛЕКТИЧЕСКОЙ И ФОРМАЛЬНОЙ ЛОГИКАХ
  2. ДОКАЗАТЕЛЬСТВО В ДИАЛЕКТИЧЕСКОЙ И ФОРМАЛЬНОЙ ЛОГИКАХ
  3. СООТНОШЕНИЕ МЕЖДУ ДИАЛЕКТИЧЕСКОЙ И ФОРМАЛЬНОЙ ЛОГИКАМИ
  4. Некоторые замечания о формальной и диалектической логике.
  5. СТИЛЬ НАУЧНОГО МЫШЛЕНИЯ И ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА
  6. II. ОРГАНИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ МАТЕМАТИКИ И ЛОГИКИ Соотношения диалектики и формальной логики
  7. ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА МАРКСИЗМА — ЛОГИКА НОВОГО ТИПА
  8. МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ ДИАЛЕКТИКА И ФОРМАЛЬНАЯ ЛОГИКА
  9. 31. ПРОЦЕССЫ, ФОРМЫ, СВОЙСТВА МЫШЛЕНИЯ. ВООБРАЖЕНИЕ, ТВОРЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ
  10. ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА И КОНКРЕТНЫЕ НАУКИ
  11. § 1. Соотношение диалектики и формальной логики
  12. 3. ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА ГЕГЕЛЯ