ЯЗЫКОВОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ КОНЦЕПТА "ИНТЕЛЛЕКТ ЧЕЛОВЕКА" (НА МАТЕРИАЛЕ ФИНСКИХ НАРОДНЫХ ГОВОРОВ) Е. В. Логинова

Этнолингвистическое направление исследований выявляет закономерности кодирования этнокультурной информации средствами языка.

В данной статье на примере анализа лексики, соотносимой с интеллектуальной деятельностью человека и осмысления ее метафорического и мотивационного фонда, предпринимается попытка "культурной" интерпретации финских диалектных слов, составляющих данное лексико- семантическое поле, т. е. выявление особенностей восприятия описываемых качеств в финском обществе. Стоит заметить, что в финском языкознании не столь активно ведутся исследования в этнолингвистическом направлении. В результате значительный по объему пласт диалектной лексики, характеризующей финскую языковую картину мира и отражающей особенности мировоззрения, еще не получил системного рассмотрения в плане выявления этнокультурной специфики носителей языка.

Выбор в качестве объекта анализа лексики, отражающей интеллектуальную деятельность человека, вызван широким представительством ее (особенно той, что связана с интеллектуальной неполноценностью) в любом естественном языке. Будучи неотъемлемой частью жизни общества и обладая мощными ресурсами экспрессии, человеческая глупость в разных ее проявлениях неизменно отмечается и критикуется окружающими.

Лексика, отражающая свойства человеческой личности, формируется в значительной степени за счет вторичной образной номинации. В процессе вторичной номинации сознание носителя языка находит точное сравнение, удачную метафору, выбор которой укладывается в языковую традицию и логику носителя языка.

В ходе выделения подобных сфер отождествления, или предметно-тематических кодов, выясняется способ выражения признака и устанавливается уровень внешней мотивации. В свою очередь, на уровне внутренней мотивации выявляется причина выбора той или иной метафоры, мотив номинации (Березович, Леонтьева 2004). Ниже на примере гастрономического кода, существующего в семантическом поле "умственно неполноценный человек", рассмотрены логические основания его появления и мотивы рождения соответствующих метафор. Материал собран из ряда финских диалектных словарей, картотеки Словаря финских говоров, хранящейся в Научно-исследовательском институте языков Финляндии, а также из толкового словаря современного финского языка.

В финских говорах присутствует целый ряд наименований (жидких) каш, смесей на воде или молоке из ржаной муки, иногда с добавлением ягод. Таковы tokero, humppa, huuppa, tollo, popporo, huttu, mammi:

Huttu 'каша, жидкое блюдо, приготовленное из муки, какой-л. крупы, картофеля, репы и пр.'; humppa 'блюдо из ягод, смешанных с ржаной мукой'; tokero 'смесь воды и муки, которой кормили лошадей и коров; жидкая каша из брусники и ржаной муки'; popporo 'блюдо из перемешанных с мукой ягод'; popparo 'жидкая каша из смешанной с водой толокняной муки'; mammi 'сладкая ржаная смесь, солодовая каша'.

Данные диалектных словарей свидетельствуют, что все вышеназванные слова выступают и в значении 'глупый, бестолковый', ср.

Tokero 'бестолковый, неспособный, непонятливый': en ois uskonu, etta nui tokero ja tollero oot, ois sua vaha viisaammaksi luullu - я и не думал, что ты так глуп, считал тебя немного умнее.

Poppero 'глупый человек'

Humppa 'бестолковый, слабоумный, дурак'

Huttu kylla se om paa huttua, semmonen huttilo - вот где голова бестолковая, этакий глупец.

Tollo oot sa aika tollo, kunnet kuultelem mita sullep puhutaan - ты совсем дурак, не слушаешь, что тебе говорят.

Mammipata (букв.

Какова в данном случае логика семантического развития, причина появления "гастрономической" метафоры? Видимо, прежде всего, следует обратить внимание на мотив смешения, присутст- вующий в наименованиях перечисленных выше каш-смесей (смесь разных ингридиентов; замешанная на воде; полученная в результате перемешивания, взбивания). В качестве подтверждение ср. использование семы 'смешение' (фин. seka-) в ajatukset sekaantuivat 'мысли перепутались', olla sekaisin 'помешаться разумом', sekapaa, sekapainen 'помешанный головой', sekava ajatuksenjuoksu 'запутанный ход мыслей' (NS). Кроме того, на основе идеи смешения образованы и некоторые другие образные обозначения интеллектуально неполноценного человека. Укажем в качестве примера фонетические варианты hassa, hasso, hassu, которые используются в качестве характеристики потешного, странноватого человека, при этом данное значение развилось из первоначального, связанного с обозначением смешения, хаотичности, неупорядочености (Ruoppila 1955), ср. hassottava tukka 'взъерошенные, торчащие в разные стороны волосы' (NS). Идея неупорядоченности на конкретном уровне могла быть использована носителями языка для характеристики образа мышления. Действия, не поддающиеся пониманию окружающих, какой-то общепринятой логике, являются следствием разбросанных, неупорядоченных, перемешанных мыслей.

Другой возможный мотив, актуализирующийся в ходе появления гастрономической метафоры - вялость, медлительность умственной деятельности, ассоциирующаяся с бесформенными, растекающимися, жидкими кашами-смесями. Характерно, что значение бесформенности, мягкости присуще некоторым из рассматриваемых лексем, ср. huttu 'о чем-л. мягком, напр. о мягком голенище сапога'. Кроме того, идея мягкости, бесформенности реализована в целом ряде других слов, служащих для обозначения неумного человека, что косвенным образом подтверждает возможную линию семантического развития в "гастрономических" метафорах.

Holmo 'о мягком, пушистом снеге'; hauhto/auhto 'рыхлый, очень мягкий снег'; hoyhka 'легкий и мягкий снег'; hohelo "Lum o nii hohelyo jot ei kanna" - снег такой неплотный, легкий, что не выдержит; hupsakka 'мягкая подушка, матрас, хлеб, снег и пр.'.

Вырисовывается и третий возможный мотив, который связан с простотой, примитивностью приготовления названных каш. Некоторые из них даже не подлежат варке. В результате реализуется семантическая составляющая 'примитивный, простейший', которая актуальна для мотивацион- ной структуры лексико-семантического поля "интеллектуальная деятельность человека". Реальное бытование этой семантической составляющей просматривается, к примеру, в использовании лексемы tokero для обозначения человека, не умеющего хорошо готовить, а также дляназывания плохо приготовленных блюд. Метафора расширяет область своего применения и маркирует, кроме того, бестолкового, неумелого человека вообще:

Huttu 'ничтожный, плохой': Ha on oikke mies, eik mikka huttupoik - он настоящий мужчина, не какая-нибудь бестолочь

Tokero 'неумелый, неспособный, небрежный': On se niin paljo tokero ettei se osaa kuttoo sukan kantapaata - такая неумеха -носок связать не может, son niin tokero ettei se ossaa eest kujelmaakhan kutoa - настолько бестолковая, даже ткать не умеет.

Нелегко установить, на каком именно этапе возникает отрицательно-интеллектуальное значение. При общем исходном мотиве 'плохо сделать, испечь' оно может быть проинтерпретировано двумя способами: либо как "плохо испеченный" (решающий смысловой элемент - недоделка), либо как "плохо выполняющий работу, в данном случае умственную (решающий смысловой элемент - неумелый; как известно, умение и знание - взаимовлияющие концепты) (Леонтьева 2003).

Анализ лексем, характеризующих определенные свойства человеческой личности, позволяет выявить, как человек осмысливает действительность в словесных образах.

Литература

Березович 2004 - Березович Е. Л. К этнолингвистической интерпретации семантических полей // Вопросы языкознания. № 6, 2004. С. 3-24.

Березович, Леонтьева 2004 - Березович Е. Л., Леонтьева Т. В. Языковой образ дурака: этнолингвистический аспект // Язык культуры: Семантика и грамматика К 80-летию со дня рождения академика Н. И. Толстого (1923-1996) / Отв. ред. С. М. Толстая. М., 2004. С. 368-384.

Леонтьева 2003 - Леонтьева Т. В. Интеллект человека в зеркале русского языка. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Екатеринбург, 2003.

NS- Nykysuomen sanakirja. Osat I-VI. Porvoo-Helsinki-Juva. 1979.

Ruoppila 1955 - Ruoppila V. Vajaaalyisen kuvaannollisia nimityksia // Virittaja 1955. S. 222-239

SSA - Suomen sanojen alkupera. Etymologinen sanakirja I. Helsinki, 1995.