<<
>>

ПОСТОЯННО ВОЗОБНОВЛЯЮЩЕЕСЯ РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА

При зарождении и на всем протяжении жизни городов в Европе и в других регионах важнейшей была и оставалась одна и та же проблема : речь идет о разделении труда между деревней и городскими центрами, разделении, которое никогда окончательно не определялось и неизменно вновь и вновь возобновля- , лось.

В принципе в городе располагались торговцы, сосредоточивались функции политического, религиозного и экономиче- , ского управления, ремесленное производство. Но только в принципе, ибо такое разделение продолжало колебаться, склоняясь то в одну, то в другую сторону.

В самом деле, не будем думать, что такая разновидность классовой борьбы разрешалась сама собою (ipso facto) в пользу города, который был сильнейшим из двух партнеров. Не нужно I

также думать, будто деревня, как это обычно говорится, по не- \ обходимости предшествовала городу во времени. Конечно, ча- J сто бывало, что развитие «сельского окружения в силу прогрес- са производства делало возможным появление города»18, но последний не всегда был вторичным продуктом. В своей восхитительной книге Дж. Джекобе утверждает, что город появляется по крайней мере одновременно с сельскими поселениями, если не раньше19. Так, в VIтыс. до н. э. Иерихон и Чатал-Хююк в Малой Азии были городами, создававшими вокруг себя деревни, которые, забегая вперед, можно было бы назвать современными. Это, конечно, происходило в той мере, в какой земля тогда была доступна как незанятое и свободное пространство, где можно было создавать поля почти что в любом месте. Такая ситуация могла повториться в Европе Х1-ХН вв. А еще ближе к нашему времени ее можно было увидеть в Новом Свете, где Европа воссоздавала города, как бы сброшенные на парашюте

на пустое местогорода, где жители либо сами, либо с помощью аборигенов создавали деревни-кормилицы. В созданном заново в 1580 г. Буэнос-Айресе аборигены были либо враждебны, либо их не было вовсе (что не менее серьезно), так что жители были вынуждены добывать хлеб в поте лица своего (и жаловались на это).

В общем, им пришлось создавать свою деревню в соответствии с потребностями города. Почтисходаыи процесс в связи с «американским» продвижением на Запад описывал в 18Г8 г. в Иллинойсе Моррис Беркбек. Он пояснял: «В тех местах, где несколько новых колонистов купили у правительства земли для распашки по соседству друг с другом, собственник, немного более дальновидный в том, что касается потребностей страны и ее будущего развития, предположив, что его местоположение благоприятно для размещения нового города, делит свою землю (землю, уступленную ему правительством) на небольшие участки, разделенные удобно проложенными проездами, и продает их по мере того, как представляется случай. На них строят жилища. И прежде всего приезжает лавочник (так именуют торговца любыми предметами) с несколькими ящиками товаров и открывает лавку. Рядом появляется постоялый двор и становится резиденцией врача и юриста, каковой выполняет функции нотариуса и поверенного в делах; лавочник ест на постоялом дворе, и здесь же останавливаются все приезжие. Вскоре, по мере того как в том начинает ощущаться нужда, появляются кузнец и прочие ремесленники. Непременный член зарождающейся общины-школьный учитель, служащий и священником для всех христианских сект... Там, где раньше можно было увидеть только людей, одетых в шкуры, теперь являются в церковь в хорошем синем костюме, а женщины - в коленкоровых платьях и соломенных шляпках... Как только зародился город, быстро распространяется культура [читай: агрикультура], получая немалое разнообразие в его окрестностях. Наступает изобилие продовольственных товаров» 20. Не так ли бывало и в Сибири, этом еще одном Новом Свете? Иркутск зародился в 1652 г., раньше близлежащих деревень, которые будут его кормить.

Все это шло само собой. Деревни и города подчинялись «ре- ципрокности перспектив»: я создаю тебя, ты создаешь меня; я господствую над тобой, ты владычествуешь надо мной; я эксплуатирую тебя, ты эксплуатируешь меня-и так далее в соответствии с вечными правилами сосуществования.

Разве деревни, близко расположенные к городам, даже в Китае, не извлекали выгоду от такого соседства? Когда в 1645 г. Берлин возвращался к жизни, его Тайный совет (Geheimer Rat) заявил: «Главная причина сегодняшних весьма низких цен на зерно проистекает как раз из того, что почти все города, за немногими исключениями, опустошены и не нуждаются в хлебе округи, а потребности немногих своих жителей покрывают за счет собственных земель». Такие городские земли-разве не была эта деревня, воссоздаваемая городом в последние годы Тридцатилетней войны?21

Конечно, перемены бывали обратимыми: города урбанизировали деревни, но последние делали города деревенскими. Как пишет Р. 1 асконГс «конца XVI в. деревня-это бездна, погло-

щающая городские центры»22, пусть даже только в смысле скупки земель, создания сельскохозяйственных имений или бес- численных загородных домов. Венеция в XVII в. отвернулась от выгод морской торговли и все свои богатства вкладывала в свои деревни. Все города мира-Лондон и Лион, Милан и Лейпциг, Алжир и Стамбул-знавали в Тот или иной момент такие перемещения центра тяжести.

Фактически город от деревни никогда нельзя было отделить так, как отделяется вода от масла: в одно и то же время существовали разделение и сближение, разграничение и воссоединение. Да^ев^усульманскихстранах город не исключал деревни, невзирая наГрезкии разрыв, отделявший его от нее. 1 ород разви- вал вокруг себя огородничество, некоторые арыки на городских улицах тянулись в сады близлежащих оазисов. Такой же Сим- биоз наблюдался и в Китае, где деревня использовала как удобрение нечистоты и отбросы города.

Но зачем же доказывать то, что ясно самой собой? Вплоть до недавнего времени всякому городу приходилось иметь источники питания у самых своих ворот. Хорошо знакомый с расчетами историк-экономист считает, что с XI в. центру с 3 тыс. жителей, для того чтобы прожить, нужно было располагать территориями десятка деревень, т. е. в общем 8,5 кв. км, «имея в виду низкую производительность земледелия»23.

В действи- 1 тельности деревня должна была содержать город, чтобы ему не приходилось опасаться за свое существование: крупная торговля могла его прокормить лишь в исключительных случаях. Так было единственно в нескольких привилегированных городах: Флоренции, Брюгге, Венеции, Неаполе, Риме, Генуе, Пекине, Стамбуле, Дели, Мекке...

К тому же до самого XVIII в. даже крупные города сохраняли у себя различные виды сельскохозяйственной деятельности. Они давали приют пастухам, сельским стражникам, хлебопашцам, виноградарям (даже в Париже). Они имели внутри и вне своих стен пояс садов и огородов, а чуть дальше - поля, иной раз с трехпольным севооборотом, как было, скажем, во Франкфур- те-на-Майне, в Вормсе, Базеле или Мюнхене. В средние века щелканье бича погонщика было слышно в Ульме, Аугсбурге или Нюрнберге рядом с самой ратушей, а свиньи свободно разгуливали по улицам, настолько грязным и ухабистым, что переходить их приходилось на ходулях либо же перебрасывать деревянные мостки с одной стороны на другую. Во Франкфурте накануне ярмарок поспешно устилали главные улицы соломой или стружкой 24. И кто бы подумал, что в Венеции еще в 1746 г. приходилось запрещать разведение свиней «в городе и в монастырях» ? 25

Что же касается бесчисленных маленьких городков, то они едва отделялись от деревенской жизни; говорили даже о «сельских городках». В винодельческой Нижней Швабии Вейнсберг,

Гейльбронн, Штутгарт, Эслинген все-таки отправляли к Дунаю изготовленное в них вино; впрочем, вино само по себе было отраслью промышленности26. Херес-де-ла-Фронтера, неподалеку от Севильи, в 1582 г. отвечал на опросный лист, что «у города есть лишь его сборы винограда, пшеницы, оливкового масла и мясо», чего-де достаточно для его благосостояния и для оживления его торговли и ремесленного производства27. Когда в 1540 г. алжирские корсары внезапно захватили Гибралтар, то произошло это потому, что они, хорошо зная обычаи города, выбрали для нападения время сбора винограда: все жители находились вне стен города и ночевали на своих виноградниках28.

Повсюду в Европе города ревностно следили за своими полями и виноградниками. Ежегодно сотни и сотни магистратов, как, скажем, в баварском Ротенбурге или в Бар-ле-Дюке, объявляли об открытии сезона сбора винограда, когда «листья виноградной лозы приобретут тот желтый цвет, что говорит о зрелости». И даже сама Флоренция каждую осень заполнялась сотнями бочек, превращаясь в огромный рынок молодого вина.

Городские жители тех времен зачастую лишь наполовину были горожанами. Б пору уборки урожая ремесленники и все добрые люди оставляли свои ремесла и свои дома ради полевых работ, как, скажем, в предприимчивой и перенаселенной Фландрии XVI в. Или же в Англии еще перед самой промышленной революцией. Или во Флоренции, где в XVI в. столь важное суконное производство (Лг1е) было главным образом зимним видом занятий 29. Реймский плотник Жан Пюссо в своем дневнике проявлял более интереса к сбору винограда, к урожаю, количеству вина, ценам на пшеницу и на хлеб, нежели к событиям политической жизни или промыслам. Во время наших Религиозных войн жители Реймса и Эпернэ принадлежали к разным лагерям и на сбор винограда те и другие отправлялись под доброй охраной. Но, замечает наш плотник, «эпернэйские воры угнали городское стадо свиней [Реймса] ... они его отвели в сказанный Эпернэ во вторник, 30 марта 1593 г.»30. Дело было не только в том, чтобы знать, кто одержит верх-сторонники Лиги или беарнца*, а кто будет солить и есть мясо. В 1722 г. положение почти не изменилось, коль скоро некий трактат по экономике скорбел по поводу того, что в малых городах Германии, даже в центрах княжеств, ремесленники предавались земледелию как и крестьяне. Лучше было бы, если бы каждый «оставался в своей сфере». Города, избавленные от скотины и от «больших скоплений навоза», стали бы чище и здоровее. Решение-де заключалось в том, чтобы «изгнать из городов ... земледелие и передать его в руки тех, кому то подобает»31. У ремесленников было бы то преимущество, что они продавали бы свои изделия деревенским жителям соразмерно тому, что последние могли бы с уверенностью регулярно продавать городу.

И все выиграли бы от этого.

Если город не оставил деревне совершенную монополию возделывания сельскохозяйственных культур и разведения скота, то и деревня в свою очередь не отступилась от всякой промысловой деятельности в пользу близлежащих городов. Она имела в ней свою долю, хотя обычно это бывала та доля, какую ей соблаговолили оставить. Прежде всего, деревня никогда не оставалась без ремесленников. Колесо повозки изготовлял и ремонтировал на месте, здесь же в деревне, тележник; ошиновку его делал кузнец (техника горячей ошиновки распространилась в конце XV в.), в каждой деревне был свой коваль, и такие ра боты просуществовали во Франции вплоть до начала XX в. Больше того, во Фландрии и в других местах, где в XI и XII вв. установилась своего рода промышленная монополия городов, с ХУ-ХУ1 вв. возник обширный отток городских производств к сельским окраинам в поисках более дешевой рабочей силы и за пределы досягаемости городских цехов, их опеки и мелочного контроля. Город, который контролировал таких жалких сельских ремесленников и за пределами своих стен и господствовал над ними, ничего при таком «исходе» не терял. С XVII в. и еще более в следующем столетии деревня снова возьмет на свои слабые плечи весьма большую долю ремесленных занятий.

Такое же разделение происходило и в других районах, скажем в России, в Индии, в Китае, только шло оно по-другому. В России решение преобладающей части промышленных задач оставалось за деревнями, жившими натуральным хозяйством. Городские поселения не господствовали над ними и не тревожили их, как то делали города Запада. Здесь еще не было подлинной конкуренции между горожанами и крестьянами.ТІричина этого очевидна: медленный подъем городов. Конечно, существовало несколько крупных городов, невзирая на те беды, что на них обрушивались (Москва, спаленная татарами в 1571 г. и выжженная поляками в 1611 г., тем не менее в 1636 г. насчитывала 40 тыс. домов)32, но в слабоурбанизованной стране деревни по необходимости вынуждены были все делать сами. А кроме того, крупные земельные собственники устраивали, используя своих крепостных, рентабельные промышленные заведения, и не одна только долгая русская зима была ответственна за оживленную деятельность этих сельских жителей33.

Точно так же была самодостаточной деревня в Индии: активная община, способная в случае необходимости переместиться целиком, чтобы избежать той или иной опасности или слишком тяжкого угнетения. Она платила городу общую дань, но прибегала к нему лишь в поисках немногих товаров (например, железных орудий). Аналогичным образом и в Китае деревенский ремесленник находил в обработке шелка или хлопка дополнительный источник дохода в своей нелегкой жизни. Его низкий жизненный уровень делал его опаснейшим конкурентом городского ремесленника л В 1793 г. в окрестностях Пекина английский путешественник поражался и восторгался невероятной работой крестьянок, что при разведении шелковичного червя, что при прядении хлопка: «И наконец, они изготовляют их [китайцев] ткани, ибо женщины эти-единственные ткачи в Империи» 34.

<< | >>
Источник: Фернан Бродель. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. ХV-ХVІІІвв. ТОМІ. 1986

Еще по теме ПОСТОЯННО ВОЗОБНОВЛЯЮЩЕЕСЯ РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА:

  1. 2. Влияние разделения труда на общественное развитие Разделение труда как социальный закон
  2. ОБЩЕСТВЕННОЕ РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА
  3. РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА И ЭКОНОМИЧЕСКИЙ РОСТ
  4. 7.1. РАЗДЕЛЕНИЕ И КООПЕРАЦИЯ ТРУДА
  5. Неравноправное разделение труда
  6. 3. Анормальное разделение труда Аномия
  7. РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА: К ПРЕКРАЩЕНИЮ НАДОМНИЧЕСТВА
  8. 1. «О разделении общественного труда» (1893)
  9. Глава II ПРИНУДИТЕЛЬНОЕ РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА
  10. Глава I АНОМИЧЕСКОЕ РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА ~
  11. РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА И ГЕОГРАФИЯ АНГЛИИ
  12. 26.3. МИРОВОЙ РЫНОК И ЭФФЕКТИВНОСТЬ РАЗДЕЛЕНИЯ ТРУДА