ПОБЕДА ТОРГОВЛИ НА ДАЛЬНИЕ РАССТОЯНИЯ
Не будет преувеличением говорить в применении к Англии XVIII в. о торговой революции, о настоящем торговом взрыве. На протяжении этого столетия индекс роста производства тех отраслей промышленности, что работали единственно на внутренний рынок, увеличился со 100 до 150; у тех же, что работали на экспорт, индекс вырос со 100 до 550.
Ясно, что внешняя торговля намного обгоняла других «бегунов». Вполне очевидно, что такую «революцию» саму по себе следует объяснить, а объяснение это подразумевает никак не меньше, чем мир в его целостности. Что же касается ее связи с революцией промышленной, то связи эти были тесными и взаимными: обе революции оказывали одна другой мощную поддержку.Английский успех за пределами острова заключался в образовании весьма обширной торговой империи, т. е. в открытии британской экономики в сторону самой крупной зоны обмена, какая только была в мире,— от моря вокруг Антильских островов до Индии, Китйя и африканских берегов... Если разделить это огромное пространство надвое—с одной стороны Европа, с другой — заморские страны,—то есть шанс лучше ухватить генезис судьбы, необычной, несмотря ни на что.
В самом деле, в период, предшествовавший 1760 г. и следующий после него, в то время как британская и мировая торговля, практически и та и другая, непрестанно росли, те обмены, что питали Англию, относительно уменьшились в направлении близлежащей Европы и увеличились на уровне заморских торговых операций. Если подсчитать британскую торговлю с Европой по трем статьям — импорта, экспорта и реэкспорта,— то констатируешь, что лишь в последней статье, в реэкспорте, доля, отведенная Европе, оставалась преобладающей и почти стабильной на протяжении XVIII в. (1700— Две Англии в 1700 г.
Разделение по численности населения и богатству наблюдалось по линии, проходившей от Глостера на нижнем течении р. Северн до Бостона на берегу залива Уош.
(По данным: Darby H. С. Op. cit., р. 524.)1701 гг.—85%, 1750—1751 гг.—79, 1772—1773 гг.—82, 1797— 1798 гг.—88%). Не так обстояло дело с европейским импортом в Англию, доля которого постоянно снижалась (66, 55, 45 и 43% на те же даты); доля же экспорта британских изделий на континент упала еще больше (85, 77, 49, 30%)13°.
Это двойное отступление показательно; центр тяжести английской торговли проявлял тенденцию в некотором роде отдалиться от Европы, тогда как ее торговые операции с американскими колониями (а вскоре—США) и с Индией (особенно после Плесси) нарастали. И это сходится с довольно проницательным замечанием автора «Богатства Голландии» (1778 г.)131, которое рискует стать хорошим объяснением. В самом деле, по мнению Аккариаса де Серионна, стесненная ростом своих внутренних цен и стоимости своей рабочей силы, который делал из нее самую дорогую страну Европы, Англия Новое членение пространства Англии в 1800 г.
Быстрый демографический подъем в бедной части Англии, становящейся Англией современной промышленности. (По данным: Darby Н. С.
Op. cit., р. 525.)
больше не могла сдержать французскую и голландскую конкуренцию на близко расположенных рынках Европы. Ее, таким образом, обогнали в Средиземном море и в левантинских гаванях, в Италии, в Испании (по крайней мере в Кадисе, потому что в том, что касалось Испанской Америки, Альбион защищался весьма успешно, опираясь на «свободные порты» Ямайки). Однако в двух решающих местах Европы Англия оставалась первой: в Португалии, бывшей одним из старинных и прочных ее завоеваний, и в России, откуда она обеспечивала снабжение своего флота и своей промышленности (лес, мачты, пенька, железо, смола, деготь). Если несколько огрубить строки нашего объяснения, то в Европе Англия больше не выигрывала или даже отступала; но она торжествовала в остальном мире.
Это торжество следовало бы проанализировать повнимательнее. В общем мы хорошо видим, как Англия «маргинали- зовала» свою торговлю. Чаще всего она достигала в том успеха, прибегнув к силе: она оттеснила своих соперников в Индии в 1757 г., в Канаде в 1762 г., а также на африканском побережье132.
Но не только, не всегда силой, потому что только что ставшие независимыми Соединенные Штаты лишь наращивали в огромных размерах свои закупки (но не свои продажи) в прежней метрополии133. Точно так же начиная с 1793— 1795 гг. европейские войны сослужили Англии [добрую] службу, они ее заставили завладеть миром, в то время как Голлан- дия и Франция были устранены из мировой игры. «Известно,— напишет француз-современник, проживавший в Англии во времена войн Революции и Империи,—что ни одна страна в четы- рех частях света не могла вести торговлю в течение этих десяти лет (1804—1813 гг.) без доброй воли Англии»134.Мы ясно видим преимущества, которые обретала Англия, опираясь в своих обменах на страны «периферии», бывшие резервом мира-экономики, в котором она доминировала. Ее высокие внутренние цены, которые побуждали ее модифицировать свои средства производства (машины появились потому, что человек стоил слишком дорого), толкали ее также и на то, чтобы вывозить сырье (и даже готовые изделия, пригодные для прямой перепродажи в Европе) из стран с низкими ценами. Но если дело обстояло таким образом, то не из-за той ли победы над расстояниями, какую одержала английская торговля, опираясь на первый флот мира? В мире не было ни одной страны, включая и Голландию, где разделение труда в сфере мореплавания продвинулось бы так далеко, как в Англии, шла ли речь о судостроении, о снаряжении судов, о «выпуске из гавани» или о мире морского страхования. Один взгляд на кафе, где собирались страхователи — на «Иерусалим», «Ямайку», «У Сэма», а после. 1774 г. на новую «Кофейню Ллойда» на Ройял- Иксчейндж,—научил бы нас большему о морском страховании, чем иная пространная диссертация: страховые маклеры с распоряжениями своих клиентов переходили от одного места сбора страхователей к другому, чтобы добиться необходимых участий. Даже иностранцы знали надлежащий адрес135. Разве же не был «Ллойд» великолепным центром сосредоточения новостей и информации? Страхователи были лучше осведомлены о местонахождении кораблей, которые они застраховали, чем их хозяева.
Они зачастую играли наверняка.Но Англия под защитой своего флота тоже играла наверняка. Нет нужды пересказывать вслед за многими другими, какими способами ей удалось во время войн Революции и Империи преодолеть бдительность и относительную враждебность той части Европейского континента, какую Франция пыталась закрыть для своей соперницы. Эта последняя всегда находила бреши: Тоннинген в Дании (до 1807 г.), Эмден и Гельголанд (до 1810 г.); одну покидали — открывалась другая136. И английская торговля невозмутимо продолжалась в мировом масштабе, иной раз влекомая своими привычными навыками. Во время наполеоновских войн Ост-Индская компания уверенно продолжала ввозить в Англию индийские хлопчатые ткани: «Тысячи кип хлопка лежали без дела (sic!) на складах Компании уже десять лет, когда сообразили давать их испанским герилъерос», дабы те изготовляли из него рубахи и штаны137.
Конечно, сама по себе торговая революция не могла объяснить промышленную138. Но ни один историк не будет отрицать влияния торговой экспансии на английскую экономику, которую она помогла поднять выше себя самой. Однако же многие преуменьшают ее значение. В своей сущности проблема примыкает к ожесточенному спору между теми, кто объясняет капиталистический рост единственно достоинствами внутренней эволюции, и теми, кто видит его выстроенным отчасти извне, посредством систематической эксплуатации мира,—спору безысходному, ибо хороши оба объяснения. Восторгавшиеся
Англией современники уже склонялись к первому объяснению. Луи Симон писал в 1812 г.: «Истоки богатства Англии надлежит искать в большом внутреннем обращении, в великом разделении труда и в превосходстве машин» 139. «Я подозреваю, что важность торговли, какую Англия ведет вне своих пределов, преувеличивают» 14°. Другой очевидец писал даже: «Обывательская идея, будто Англия обязана богатством своей внешней торговле... столь же ложна, сколь и сильна, как все обывательские представления»141. Он уверенно добавлял: «Что же до зарубежной торговли, то оная не имеет никакого значения ни для какого государства, даже для Англии, что бы ни говорили о том глубокие политики, кои совершили открытие континентальной системы».
«Система»—это континентальная блокада, глупость, как полагал автор, Морис Рюбишон, француз, ненавидевший Францию императорскую, как и Францию революционную. Не безумием ли было поразить Англию в ее торговле? Не безумием ли было блокировать континент? Не безумием ли — бросить в 1798 г. флот и лучшую армию Франции в Египет, на недосягаемый путь в Индию? Безумием и потерей времени, ибо, продолжает наш спорщик, что получает Англия из Индии? Самое большее — три десятка кораблей, причем «половина их содержимого состоит из воды и продовольствия, необходимых экипажу для столь продолжительного плавания».Если такие абсурдные идеи циркулировали, то не потому ли, что, подобно какому-нибудь Кантийону, немало людей утверждало, что не бывает благоприятного или неблагоприятного торгового баланса: то, что страна продает, может быть лишь эквивалентно тому, что она покупает, в соответствии с прекрасным равновесием, которое Хаскиссон, будущий председатель Совета торговли (Board of Trade), именовал «взаимообменом обоюдных и эквивалентных прибылей» («The Interchange of reciprocal and equivalent benefits») 142. Нужно ли говорить, что для Англии торговля—в Ирландии, в Индии, в Соединенных Штатах и иных странах — проходила не под знаком эквивалентного обмена?
Правда заключается в том, что, если данные, которыми мы располагаем, начиная с таможенных бумаг, довольно хорошо позволяют измерить возраставший объем английской торговли, то они не дают возможности подсчитать английский торговый баланс. Филлис Дин143 разъясняет это в пространном анализе, который невозможно воспроизвести здесь. Что же касается оценок, то они могли бы заставить думать о малоблагоприятном, даже негативном балансе. Мы вновь встречаемся здесь с уже затрагивавшимся спором по поводу баланса торговли Ямайки или французских Антильских островов. На самом же деле цифры таможен, помимо изначально присущих им пороков, относятся только к товарам, выходившим из английских портов или поступавшим в них. Они не фиксируют ни движения капиталов, ни торговли неграми-невольниками (которая, будучи «треугольной», протекала вне рамок таможенного контроля), ни фрахта, который зарабатывал национальный флот, ни денежных переводов плантаторов Ямайки или индий ских набобов, ни прибылей от местной торговли (country trade) на Дальнем Востоке...
В таких условиях может ли считаться веским довод в пользу преуменьшения относительного значения внешней торговли (после того, как признали неоспоримыми важность и непропорциональный рост ее) путем сравнения массы внутренних обменов с массой обменов внешних? Уже Д. Макферсон в своих «Анналах торговли» («Annals of Commerce», 1801)144 оценивал внутреннюю как вдвое-втрое превышавшую внешнюю145, и даже в отсутствие достоверных цифр превосходство внутреннего обращения никаких сомнений не вызывает. Это никоим образом не решает проблему, я уже говорил это и не стану возобновлять здесь спор о сравнительном значении торговли на дальние расстояния и торговли внутренней. Но в том, что касается английского [экономического] роста и промышленной революции, важность внутренней торговли никоим образом не исключала важности торговли внешней. Один тот факт, что британская промышленность на протяжении XVIII в. нарастила свое экспортное производство почти на 450 % (индекс 1700 г.—100, 1800 г.—544) и всего на 52 % (100 в 1700 г., 152 в 1800 г.) свое производство для внутреннего употребления, достаточно говорит о роли внешнего рынка в британском производстве. После 1800 г. эта роль только возрастала: с 1800 по 1820 г. собственно британский экспорт увеличился на 83% 146. В промышленной революции оба натиска, внутренний и внешний, оба множителя действовали совместно. Один не сдвинулся бы без. другого.
Я даже нахожу достаточно поразительными рассуждения одного индийского историка, Амаленду Гуха147, который, вместо того чтобы сравнивать массы, предложил сравнивать излишки: избыточную стоимость, например извлеченную Англией из Индии, и избыточные суммы английских сбережений, обращенные на капиталовложения. По разным подсчетам, английские инвестиции составили бы примерно 6 млн. фунтов в 1750 г. (5 % ВНП) и 19 млн. в 1820 г. (7 % ВНП). Соотнесенные с этими цифрами 2 млн. фунтов, ежегодно извлекавшиеся из Индии между 1750 и 1800 гг.,— разве это мало? Мы не знаем, как эти деньги—индийские излишки (и в частности, деньги набобов)—распределялись в английской экономике. Но они не были в ней затерянными и бездействующими; они повышали уровень богатства острова. А ведь именно на этом уровне множились английские успехи.
Еще по теме ПОБЕДА ТОРГОВЛИ НА ДАЛЬНИЕ РАССТОЯНИЯ:
- ЧУДЕСА ТОРГОВЛИ НА ДАЛЬНИЕ РАССТОЯНИЯ
- ТОРГОВЛЯ НА ДАЛЬНИЕ РАССТОЯНИЯ, ИЛИ ГЛАВНЫЙ ВЫИГРЫШ
- ПОБЕДА СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ НА ЮЖНОМ УРАЛЕ, В СИБИРИ И НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ.
- § 3. Меры длины и скорости на море. Определение пройденного расстояния
- Глава III. Как, зная число стадий любого расстояния по прямой, даже если оно берется не по одному и тому же меридиану, получить число стадий периметра земли и обратно
- Расширение торговли
- ДАЛЬНИЙ ВОСТОК
- Торговля
- КУПЦЫ и КРУГООБОРОТ ТОРГОВЛИ
- ТОРГОВЛЯ
- ТОРГОВЛЯ
- ЮЖНОАРАБСКАЯ ТОРГОВЛЯ
- ДАЛЬНЕЙШЕЕ