2. Органы государственной безопасности и террор

В 1934 году ОГПУ, в конце концов, было объединено с Народным комиссариатом внутренних дел ("НКВД"), это сведение в единое целое милиции с чекистами способствовало созданию аналога тайной политической полиции, когда ее шеф Генрих Ягода взял в свои руки управление новым учреждением. Большая чистка уничтожила старую гвардию чекистов подчистую, так же как и агентов соперничающей тайной службы, ГРУ. Однако когда сами чистильщики, люди Ежова, были в свою очередь уничтожены, НКВД под руководством своего нового главы, Лаврентия Берии, грузинского соотечественника Сталина, стал могущественным как никогда. "Отдел внешней разведки" заново выстроил свои легальные и нелегальные резидентуры за границей, "политическое управление НКВД" (внутренние дела) контролировало всю внутреннюю жизнь Советского Союза, а также организовывало обширные депортации из новоприобре- тенных областей Польши и пограничных государств. ГУЛАГ управлял миллионной армией занятых на принудительных работах заключенных, распределенных по лагерям, образовывавшим около 80 лагерных объединений, выросших из существовавших когда-то 20-100 отдельных лагерей и рассредоточенных по всему Советскому Союзу, и накануне войны Берии подчинялись не только пограничные и железнодорожные войска и многочисленные школы НКВД, но также заградительные войска, назначение которых состояло в том, чтобы контролировать линию фронта и стрелять в каждого солдата, который попытается бежать с поля боя. Однако среди высшего командного состава явно почти не осталось религиозной одержимости и аскетизма Дзержинского: к началу 30-х годов относятся бесчисленное количество свидетельств о роскошной обстановке служебных кабинетов высших чинов ГПУ, и если Берия уже после казни в 1953 и был назван "чудовищем" в советских публикациях, то это без сомнения относилось к его образу личной жизни. В любом случае, бывшая "Чрезвычайная Комиссия" превратилась в 1934 году в гигантский аппарат чиновников, выполняющих полицейские функции, и вооруженных подразделений особого назначения, и это должно было неприятно поражать любого из читавших ленинскую работу "Государство и революция", где социализм в еще вполне традиционном смысле ассоциировался с устранением армии (профессиональной) и бюрократии.

Полиция национал-социалистской Германии также находилась в особо близких отношениях с партией, точнее сказать, с одним из ее подразделений, СС, и в 1939 году она представляла собой мощный аппарат, однако этот факт не был несовместим с идеологическими основами национал-социализма. Созданная в сентябре 1939 года "Главная служба безопасности Рейха", в которой были объединены "охранная служба" ("Sipo" - то есть тайная государственная полиция и криминальная полиция) под руководством Рейнхарда Хейдриха и "служба безопасности" ("SD" - главный орган разведки и контрразведки), не была, однако, подобно бывшему ГПУ, важнейшей составной частью Министерства внутренних дел, но обладала самостоятельностью и формально даже могла давать указания Генриху Гиммлеру как "шефу немецкой полиции". В отличие от Советской Армии Вермахт не был армией партии и никогда не обращал к своим согражданам призыва "с фронта", подобного уже приведенному выше обращению Смилги и других "товарищей" к рабочим Петрограда. Вермахт изначально служил исключительно обеспечению внешней безопасности государства, и еще в 1937 году некоторые генералы придерживались мнения, что смысл национал-социалистского движения заключался в том, чтобы гарантировать надежность армии, то есть делать возможным восстановление свободы вооружения, который когда-то лучшая армия мира лишилась благодаря Версальскому договору. Даже победа над Францией, которая являла собой значительный триумф Гитлера, ничего не изменила в том, что Вермахт был в удивительной степени свободен от прямого влияния партии и тем более СС, хотя многие юные офицеры чувствовали себя тесно связанными с партией.

Существование СС строилось, скорее, на ее отношении к партийному вождю и протагонистам идеологии, - этому в Советской России не имелось параллелей ни до 1917 года, ни после. В 1923 году появились "штурмовики Гитлера" - как его лейб-гвардия и ударный отряд, - а после освобождения Гитлера из тюрьмы в 1925 г. из абсолютно проверенных людей под командованием Юлиуса Шрека была создана "штабная охрана". Немного позже подобные отряды появились и в других местах, и в обиход вошло обозначение "охранные он отряды". Первейшей их задачей оставалось обеспечение безопасности партийного руководства, а после оглашения приговора на лейпцигском "Процессе ЧК" и множества других разоблачений военного и террористического аппарата КПГ защитные меры подобного рода казались просто необходимыми. Однако вскоре деятельность СС вышла за пределы прагматической целесообразности. С января 1929 года "Рейхсфюрером" СС был назначен Генрих Гиммлер, под влиянием которого организация, впитавшая в себя теорию элиты, теорию рас и колонизаторские идеи, быстро приобрела собственное лицо. Целью было определено построение общности "здоровых германских родов", для чего так называемый "приказ о вступлении в брак" должен был служить основой: первичной здесь являлось не экономика, как у социалистов - последователей Маркса, а продолжение рода, которое должно было порвать с субъективным произволом и стать предметом вдумчивого планирования, поскольку иначе невозможно было устранить ущербность и испорченность, высшим пунктом каковой для Гиммлера, как показывают его бесчисленные высказывания, была, несомненно, революция 1918 года, участники Советов солдатских депутатов которой представляли "дурную расу". На скромных началах осенью 1931 года офицером флота в отставке Рейнхардом Гейдрихом была создана "Служба Абвера", которая после прихода национал-социалистов к власти получила название "служба безопасности" ("SD"). Гитлер как рейхсканцлер имел право на личную "охрану", которая позднее превратилась в "лейбштандарт Адольфа Гитлера". Важнее для последующего становления власти СС было то обстоятельство, что, в отличие от СА, СС рано удалось проникнуть в область государственных интересов и, далее, в область полиции. СА должна была бы, поскольку она была больше и значительнее, взять на себя руководство рейхсвером, что, согласно традиционным понятиям, означало бы подлинную революцию; значительно менее бросающийся в глаза путь СС намного больше, таким образом, соответствовал новому типу фашистской революции. Отдельные этапы этого занятия властных позиций в рамках более масштабного захвата власти здесь прослеживаться не будут14; в любом случае, с июня 1936 года Гиммлер в качестве "рейхсфюрера СС и шефа немецкой полиции в министерстве внутренних дел Рейха" фактически стал полицайминистром Третьего Рейха, и при нем Гейдрих, руководитель охранной службы и службы разведки и контрразведки, получил огромные полномочия. Тем самым, с одной стороны, заметная уже во времена Веймарской республики тенденция централизации достигла своего логически предсказуемого, хотя и не достижимого в Веймаре высшего пункта и, с другой стороны, службе с таким названием, образовавшейся со слиянием государственного и партийного аппарата, мог соответствовать только сам "Фюрер и Рейхсканцлер". Вопрос состоял в следующем: стала ли СС государственной службой или полиция - партийной? То, что вторая возможность была более вероятной, доказывает развитие системы концентрационных лагерей с 1933 года. Теодор Айке, очевидно, чувствовал себя комендантом номинально государственного лагеря Дахау прежде всего как фюрер СС, и если он и пытался наполнить сердца своих людей негасимой ненавистью по отношению к заключенным как "врагам народа", то в первую очередь потому, что они были для него врагами партии. Когда 1 июля 1934 года он по прямому приказу Гитлера застрелил начальника штаба СА, он как исполнитель неофициального приказа фюрера сразу же превратился в "государственного преступника ", и здесь можно говорить о характерной параллели с постулатом "Без суда и следствия"15, хотя в данном случае имелись различия с советским "массовым террором" tola coelo. В качестве более самостоятельного подразделения НСНРП после 30 июня 1933 года СС получило разрешение на создание вооруженных формирований, которые в качестве "резервных войск" должны были стать государственной полицией и тем самым соответствовать внутренним войскам ГПУ или НКВД, хотя из уважения к Вермахту подразделения эти не были тяжело вооружены. Часть этой государственной полиции составляли формирования, которые в апреле 1936 года были поставлены под командование Теодору Айке как "фюреру дивизии СС "Мертвая голова" и "концентрационных лагерей" и включали в себя пять штурмовых батальонов. Даже в 1939 общая немецкая система концентра- ционных лагерей ни по числу охраны, ни по количеству заключенных, ни по своему экономическому значению и отдаленно не могла сравниться с системой НКВД - только разразившаяся война повлекла за собой существенные изменения. К началу войны против Польши будущие войска СС также были еще относительно слабы: лейбштандарт Адольфа Гитлера, штандарт "Германия" в Гамбурге, штандарт "Фюрер" в Вене, Граце и Клагенфурте, а также различные спецбатальоны и "школы юнкеров" в Тельце, Брауншвайге и Клагенфурте. В общем и целом, речь шла о двух дивизиях, и с началом войны все объединения за исключением войск охраны были включены в Вермахт с целью выполнения боевых задач.

Обычная СС, то есть собственно как подразделение партии, не могла меряться по значимости с полицией и войсками СС (Waffen-SS), и в целом СС уже в 1939 году представляли собой многогранное образование. Однако его единство сохранялось благодаря основным идеологическим представлениям: фюрер - абсолютный суверен, "Рейх" как цель, уничтожение противника как задача, забота о "чистой крови" как основа, наполняющая жизнь. Гейдрих понимал эти представления так же, как Гиммлер, т. е. прежде всего как идеологию, заостренную против идеологии большевизма. В своей работе "Метаморфозы нашей борьбы" 1935 года он выбирает следующие формулировки: "Как жизнь природы в целом и повсюду, так и жизнь народов состоит из вечной борьбы между более сильными, благородными, полноценными в расовом отношении и низшими, недочеловеками... Борьба нашего фюрера и движения началась в момент скрытого господства недочеловеков, которые находились на пути большевизма, споспешествовавшего им в достижении открытого, свирепо все разрушающего господства... Ведущие силы противника всегда оставались одними и теми же: мировое еврейство, мировое масонство и значительная часть политического клерикализма... В своих многосторонних разветвлениях и формах они сохраняют свою цель - уничтожение нашего народа... Как во всякой настоящей борьбе здесь есть только две возможности: или мы одолеем противника, или погибнем". 16 Несмотря на всю неподдельную силу чувства и все желание предъявить оборонительный характер национал-социалистской экспансии и ее содержательную противоположность большевистской, и даже марксистской, доктрине, ясно: призыв "Все или ничего", воодушевлявший лозунги безопасности, защиты, сохранения, порядка, очень напоминал ленинский пароль "Кто - кого". В тенденции это восприятие промышленной революции, усматривающее "здоровый образ жизни" в "крестьянском укладе", выглядит преимущественно негативным, однако, между тем, оно было слишком незавершенным, чтобы с достаточным основанием быть охарактеризованным как реакционное. По этому поводу Адольф Гитлер в выступлении, посвященном войскам СС, следующими словами выразил свою очень простую эмоцию: "Подобное объединение как таковое (как отряды государственной полиции) в гордости за свою чистоту никогда не станет братать- ся с пролетариатом и дискредитирующим ведущие идеи преступным миром", - высказывание, проявиляющее утрату словом "пролетариат", которое, между тем, насквозь пропитало западный мир, былого смысла. Гитлер явно идентифицирует "пролетариат" с "общностью рабочих", и его отряды государственной полиции никогда не могли бы возникнуть без уже упомянутой выше глубокой "демократизации". Поэтому скорее вероятно, что оба феномена противостояли друг другу с враждебной решимостью, одинаково далекие от основных представлений марксизма об устремленном к социализму "подавляющем большинстве". В любом случае можно проследить настолько же точное, насколько и враждебное соответствие приведенного выше высказывания Сталина с теми словами Гиммлера, в которых он в своей речи в 1935 году сравнил СС с "безжалостным карающим мечом", который уничтожит "еврейско- большевистскую революцию представителей низшей расы", в случае, если она вновь будет учинена извне или изнутри в Германии".17

Таким образом, перед началом советско-немецкой войны друг с другом противоборствовали две основные эмоции Первой мировой войны, негативный и позитивный опыт войны в форме огромных аппаратов безопасности и террора, так что вопрос заключался в том, в равной ли степени последовательно происходило образование этих организаций. Но в Советской Союзе данный аппарат как таковой возник раньше и, по всей видимости, стал исходным материалом для другого аппарата, поскольку являлся реальностью для своих немецких врагов и в определенном смысле образцом для них. В своей январской речи 1937 года Гиммлер сослался на свое "точнейшее знание большевизма"18, а когда Вальтер Шелленберг должен был в апреле 1938 года организовать безопасность визита Гитлера в Италию, он избрал для своих гестаповцев "русскую систему троек" и в июле 1941 года отдал ему приказ сформировать в России систему разведки, "которая ни в коем случае не должна уступать НКВД"."

Сообщения о большевизме или о Советском Союзе, которые до 1933 года мелькали в правой прессе, а также книги, которые после национал- социалистского прихода к власти большими изданиями сбывалось издательством "Антикоминтерн", были пропагандистскими и односторонними, однако они меньше расходились с реальностью, чем большинство описаний fellow-travelers и в основных чертах совпадали со значительной частью не сугубо антикоммунистической литературы. 20 В промежутке между 1939 и 1941 гг. речь также заходила о прямом сотрудничестве служб безопасности Советского Союза и Германии, и нет ни одного указания на то, что Гестапо ощущало себя при этом более заслуженной и более опытной организацией.21

Фактически, можно считать неоправданным утверждение, что СС и Главная служба безопасности Рейха отправляли в 1939 году или даже к началу 1941 года такую же абсолютную власть над Германией, какую имел в СССР НКВД как инструмент Сталина. Не только средний уровень жизни немецкого населения был значительно выше, но в Германии сохранялись значительные остатки либеральной системы: пусть и регламентированная, но все еще относительно свободная экономика, которая предоставляла лазейку противникам режима; Вермахт, в котором не было никаких партячеек и никаких "особых отделов"; юстиция, которая нередко еще проявляла значительную самостоятельность; церковь, которая зачастую имела в виду режим собственной страны, когда проповедовала против концлагерей Советского Союза. Насколько тоталитарной казалась в 1939 году Германия по сравнению с Англией и Францией, настолько либеральной она могла представляться для каждого, кто мог позволить себе подлинное сравнение с ситуацией в Советском Союзе. Это касается также концентрационных лагерей и не только с количественной точки зрения. Когда бывший коммунист и исполняющий обязанности наркома Карл Альбрехт сбежал в 1934 году от ГПУ в Германию, и сразу же был снова арестован, на этот раз Гестапо, он ощутил прежде всего "образцовую гигиену и чистоту", и страшные сны покинули его, когда он перестал слышать "еженощные смертные крики". 22 И Маргарет Бубер- Нойман, жена Хайнца Ноймана, которую в 1939 году вместе с другими бывшими коммунистами НКВД выдал Гестапо, недоверчиво спросила себя, прибыв в концентрационный лагерь Равенсбрюк и увидев высаженную там прямо за входом цветочную грядку: "И это должен быть концлагерь?" 23 Очень скоро она, разумеется, заметила, что попала не в дом отдыха и не в аналог образцовой тюрьмы НКВД в Сокольниках; однако "сибирские условия", в которых ей приходилось жить в Советском Союзе, были, по ее мнению, намного хуже.

Однако она могла бы добавить, что она нигде не видела плакат, который содержал бы призывный аналог той надписи, которую немецкий студент Киндерман за пятнадцать лет ранее увидел на Лубянке: "Да здравствует ГПУ, авангард мирового пролетариата!". 24 Характерным являлось то, что и Гитлер, и Гиммлер в сохраняющейся либеральности немецкого бытия усматривали не преимущество, а слабость и несовершенство. Фактически, значительной своей частью она была обязана миру, который сохранялся в Германии также и после 1933 года. Однако мирное время было лишь первой половиной национал-социалистского режима и, вероятно, менее характерной. Национал-социалистский режим не нуждался в том, чтобы утверждать себя с оружием в руках в Гражданской войне, но в 1939 году Гитлер ясно дал понять генералам, что он не для того создавал Вермахт, чтобы воздерживаться от войны, и предчувствие о ней по ту сторону всех заверений о мире являлись центральным фактом периода с 1933 по 1937 годы. В любом случае, даже большевики не верили, что могут прийти к осуществлению своих конечных целей без войны, и их "социализм" можно было с полным правом назвать продолжением развития военной экономики другими средствами. Только во время войны оказалось возможным в полной мере сравнить оба режима и обнаружить не только их различия. И потому сравнение структур и состояний, какие имели место в 1939 году, хотя и допустимо, однако не является исчерпывающим. Напряженная искусственность негативной веры, которая пыталась свести все войны и неурядицы к проискам "мирового еврейства", хотя сама же обнаруживала в этих войнах и неурядицах суть жизни, была, между тем, в 1939 году слишком очевидной. Однако и Гитлер, и Гиммлер приписывали трудности, которые они испытывали в реальности, дальнейшему существованию реакции, и возлагали свои надежды на молодежь. Поэтому не случайно, что между СС и гитлерюгендом существовали особо тесные отношения. Ведь даже Ленина в последние годы его жизни оставила надежда на то, что его поколение доживет до "победы мирового пролетариата", и в Советском Союзе юные ленинцы брали "шефство" над определенными частями Красной Армии. Наряду с органами безопасности юношеские организации были важнейшей составной частью как ВКП(б), так и НСДАП.