Новое обострение отношений между СССР и Румынией

Включенность Румынии в послеверсальскую систему союзов, созданную под эгидой Франции, политическая и финансовая зависимость от последней, а по линии поставок вооружения — от Чехословакии — все это заставляло румынскую правящую верхушку действовать осторожно и всячески камуфлировать свой отход от «курса Титулеску».

Эти симпатии проявились тотчас же после ухода Титулеску в реверансах официального Бухареста в адрес фашистской Италии, «дружественные отношения с которой для Румынии, — как заявил советскому полпреду Татареску, — являются вопросом первостепенной важности»900. О новых веяниях в румынской внешней политике говорили и румыно-германские экономические переговоры, завершившиеся подписанием в Мюнхене 24 сентября 1936 г. выгодного для Германии соглашения, и подчеркнутое улучшение отношений с панской Польшей, во внешней политике которой возобладали прогерманские тенденции.

Влиятельный профашистский деятель Румынии М. Манойлес- ку в беседе, состоявшейся 10 октября 1936 г. с заместителем министра иностранных дел Польши Я.

Все это не могло не отразиться на развитии советско-румын- ских отношении. Татареску, новый министр иностранных дел Румынии В. Антонеску, румынский посланник в Москве Чиунту в контактах с советскими дипломатами старались внушить, что никаких изменений к худшему в отношениях между двумя странами не произошло и не произойдет, п один голос твердили, что, «каково бы ни было правительство РУМЫНИИ, оно должно определиться к дружбе с СССР», заверяли, что «правительство имеет план укрепления и углубления отношений» с Советским Союзом и т. д.902 Но эти словесные декларации о дпужбе, делаемые с глазу на глаз, расходились с практическими действиями румынского правительства. М. М. Литвинов уже r ходе первых встреч с

В. Антонеску, состоявшихся в сентябре 1936 г. в Женеве, заявил, что «манифестация в пользу враждебных нам стран не может свидетельствовать о дружбе с нами», я «успех фашистской партии в' Румынии, являющейся агентурой Германии, не может но порождать у нас сомнений»903. Советский нарком подчеркнул, что если новое румынское правительство пе на словах, а на деле ПРОДОЛЖИТ политику Титулеску. то отношения СССР с Румынией «не претерпят никаких изменении». М. С. ОСТРОВСКИЙ В беседе с Татареску. состоявшейся в конце сентября 1936 г.. также отмстил, что смена Титулеску «сама по себе не дает еше основания для перемены в нашей политике дружелюбия, тем более что наша румынская политика гвтяется одним из проявлений традиционной советской политики борьбы за мир»904.

В результате анализа первых бесед с представителями нового румынского правительства и его практической деятельности внутри страны и на международной арене НКИД пришел к вы воду, что правящие круги Румынии, предпочитая сохранить свободу действий для проведений политики «игры на два табло», как называл ее М.

В это время, как сообщал в НКИД в конце октября 1936 г. М. С. Островский, определенные круги в Румынии носились с выдвинутой Польшей идеей о создании так называемого «нейтрального блока» в составе Румынии, Польши и Прибалтийских государств. Этот блок, по замыслам его инициаторов, должен был «поддерживать одинаково хорошие отношения как с Германией, так и с Россией, и в особенности не должен делать ничего такого, что могло бы показаться направленным против Германии»170. Такая позиция якобы обеспечит безопасность членов блока и позволит им проводить независимую политику. В действительности «нейтральный блок» служил бы германским целям окончательного разрушения французской системы военнополитических союзов. Кроме того, такой блок государств, правительства которых были враждебно настроены к СССР, мог в любой момент стать в руках международного империализма орудием опасных антисоветских акций.

Советское правительство, естественно, отрицательно относилось к этим планам, нашедшим поддержку в правящих кругах Бухареста. Тем не менее оно проявляло выдержку, стараясь сохранить с Румынией отношения добрососедства. 13 ноября 1936 г. Л1. М. Литвинов писал полпреду СССР в Бухаресте: «...Мы должны все усилия употреблять к сохранению по крайней мере нынешнего уровня отношений, если нельзя его поднять»171.

Однако внешняя политика королевской Румынии становилась все более враждебной по отношению к СССР. Это наглядно проявилось в укреплении антисоветского союза с панской Польшей, который при Титулеску фактически не действовал. Менее чем за год Бухарест и Варшава обменялись визитами министров иностранных дел, начальников генеральных штабов, председателей национальных банков, министров просвещения, представителей полувоенных организаций и т. д. Серию взаимных визитов увенчали поездки польского президента Мосьцицкого в Бухарест в июне 1937 г., а спустя месяц—Кароля II в Варшаву.

Особенно подчеркнутый антисоветский характер придали устроители этих визитов посещению Польши румынским королем.

Во время упомянутых визитов и после них Бухарест и Варшава не только подписали экономические и культурные (об обмене товарами, платежах, туризме и т. д.) соглашения, но и договорились по многнм военным вопросам: о более тесном сотрудничестве разведывательных служб, проведении работ по улучшению существующих п строительству новых железнодорожных линий в направлении советской границы, поставках вооружения для румынской армии, содружестве двух армии против «внутреннего противника», количестве выставляемых каждой стороной войск в случае войны с Советским Союзом.

Стремясь придать союзу наступательный характер, стороны решили, что поводом для антисоветской иитепвенции могут стать и восстания «в сопредельных областях СССР», и даже предусмотрели раздел между собою захваченных советских территорий172.

Во время визита в Варшаву Кароля было также решено возвести в ранг посольств дипломатические представительства Польши в Бухаресте и Румынии в польской столице. Это подчеркнуло значение, придаваемое королевской Румынией отношениям с панской Польшей. К удовлетворению профашистских польских правителей Бухарест заверил, что Румыния не подпишет пакта о взаимной помощи не только с СССР, но и с Францией, не возьмет на себя никаких новых обязательств в рамках Малой Антанты. Стороны договорились ни при каких обстоятельствах не пропускать через свою территорию советские войска, что означало на практике лишение Чехословакии возможности получить помощь Красной Армии в сіучае нападения на нее фашистской Германии.

После ухода Титулеску оживились контакты между Бухарестом, с одной стороны, Берлином и Римом, с другой.

Вслед за Г. Брэтиану б германскую столицу потянулись и другие представители румынских политических и финансово-экономических кругов,, усилились контакты и по дипломатическим каналам. Правители фашистской Германии не скупились на словесные, ни к чему не обязывающие обещания не поощрять территориальные претензии Венгрии и Болгарин к РУМЫНИИ, гарантировать ей границы и даже поддерживать ее требования «за пределами своих границ» при условии твердого обязательства Румынии не подписывать пакта о взаимной помощи с СССР, а также межд^ Малой Антантой и Францией и не допускать прохождения Красной Апмии чепез свою территорию.

Ослепленные ненавистью к СССР, правители буржуазно-по- мешичьей РУМЫНИИ тешили себя гитлеровскими обещаниями и под видом проведения «независимой» политики объективно подыгрывали, в ущерб национальным интересам, агрессивным планам фашистской Германии. К удовлетворению Берлина даж^ правительственные официозы («Вииторул». «Эндепанцанс румэн») участвовали в разнузданной антисоветской кампании, которая в это время развернулась в РУМЫНИИ. Вице-премьеп правительства И. Инкулен. выступая ч ноябре 1936 г. г. г. Орадя-Маре, клеветнически обвинил СССР в агрессивных намерениях по отношению к Румынии.

Антисоветские настроения властей проявлялись и ч участившихся случаях запрещения цензурой распространения газеты «Известия», советских книг, в препятствиях, чинимых демонстрации советских фильмов и т. п. Ппн явном попустительстве румынского правительства в стране активизировалась деятельность антисоветских эмигрантских организаций.

Правительство СССР не могло не реагировать на эти враждебные проявления. В беседах с Татареску. Инкульцом, В. Ан- тонеску и Чиунту советские дипломаты указывали на несовместимость таких акций с принципами добрососедства173. Они прямо ГОВОРИЛИ о том. что Румыния «все очевиднее отходит от концепции коллективной безопасности», обпашали внимание на ее чрезмерную близость с профашистскими правительствами Югославии и особенно Польши, «являющейся порт-паролем Германии в Европе». Констатировалось, что в отношениях с Советским Союзом «Румыния твердо стала на рельсы польской, а следовательно, и антисоветской политики», полностью впряглась «в бековскую антисоветскую колесницу», что «искренняя дружба с СССР несовместима с оживлением румыно-польского союза». М. С. Островский подчеркивал, что «припадок интимности румыно польского антисоветского союза... затрудняет дело укрепления мира, а сопровождаемая антисоветскими политическими и военными демонстрациями, эта интимность начинает превращаться в угрозу для дела мира». Полпред СССР предупредил, что наивно думать, будто Советский Союз может «еще долго присутствовать при демонстрациях, подобно польско-румынским визитам»905.

«Правда» в статье «Политика авантюр» предупредила официальный Бухарест, что его внешнеполитический курс со ставкой на Польшу чреват опасностями для Румынии с ее неурегулированными границами906.

Сам Г. Татареску вынужден был однажды признать (в частном порядке и в максимально смягченной форме), что «не все внешнеполитические инициативы румынского правительства за последнее время, равно как не все его внутриполитические акции, способствуют укреплению доверия Москвы»907, и выразил «сожаление» по поводу этого. Но в публичных выступлениях румынские правительственные деятели продолжали твердить, что в линии внешней политики Румынии «ничего не изменилось», что она «верна Франции и Чехословакии — своим главным союзникам», «является и сейчас страной, цементирующей Малую и Балканскую Антанты», что «поездки в Польшу и из Польши являются поездками протокольного порядка». Утверждалось, что Румыния чуть ли не «удерживает Польщу от Германии», а ее «правительство ничего по существу не сделало в Варшаве такого, что было бы направлено против Советов», вследствие чего румыно-польские контакты не должны «беспокоить» советскую сторону908. Эти заверения Г. Татареску, И. Инкулец, В. Антонеску сопровождали заявлениями, что правящие круги Румынии стремятся к установлению «сердечных и бесконфликтных» отношений с СССР, что они «дорожат отношениями с Союзом», хотят «поддерживать отношения сердечного добрососедства с Россией»909. В беседах с М. С. Островским Г. Татареску старательно подчеркивал, что Советский Союз и Румыния чуть ли не находятся «на одной стороне баррикады», что «либералы в своих внешнеполитических расчетах исходят из того положения, что СССР является союзником Румынии» и что «обязательно оформит это положение заключением договора о взаимопомощи именно он, Татареску»910.

Но это было явным лицемерием. Когда в ходе бесед М. С. Островского с В. Антонеску в апреле 1937 г. в Бухаресте, а затем В. Антонеску с М. М. Литвиновым в конце мая того же года в Женеве был затронут вопрос о советско-румынском пакте, выяснилось, что румынское правительство имеет в виду не договор о взаимопомощи, а договор о дружбе и ненападении, типа итало- югославского пакта о нейтралитете (март 1937 г.), к чому же с признанием версальских границ Румынии911. Хорошо осведомленный в делах внешней политики Румынии министр иностранных дел Турции Арас во время визита в Румынию в мае 1937 г. говорил М. С. Островскому, что румынское правительство находится в поисках формулы, которая могла бы служить базой для соглашения с СССР. Формула должна была удовлетворять двум требованиям: «1) не быть пактом о взаимопомощи, 2) дать официальное признание [аннексии] Бессарабии...»912 Тот же Арас сообщил в ходе этой беседы, а затем и в беседе с М. М. Литвиновым в Женеве 25 мая 1937 г., что главной целью внесенного Румынией предложения о заключении многостороннего Черноморского пакта о взаимной гарантии территорий прибрежными государствами является признание Советским Союзом «в рамках такого пакта (аннексии. — Авт.) Бессарабии»152. Советское правительство с самого начала считало, что при наличии конвенции о проливах Черноморский пакт не нужен913, а заключение советско-румынского пакта наподобие итало-югославского «в 1932 г. было бы шагом вперед в наших отношениях и вкладом в дело мира, в 1937 же году обозначало бы шаг назад и обрадовало бы только всех врагов коллективной безопасности»914. В. Ан- тонеску дали понять, что для соглашения с СССР «надо избегать разговоров о Бессарабии» — истина, которую Титулеску хорошо усвоил.

Внешнеполитические акции румынского правительства после снятия с поста Титулеску вызвали известную тревогу и подозрительность в Париже и Праге. Чехословакии, все больше ощущавшей угрозу со стороны гитлеровской Германии, равно как и враждебность панской Польши, небезразлично было состояние советско-румынских отношений, поскольку от них во многом зависело приведение в действие советско-чехословацкого договора о взаимной помощи. Во время посещения Румынии в середине июня 1937 г. чехословацкий премьер Годжа беседовал с М. С. Островским на эту тему. Советский полпред обратил внимание Годжи на то обстоятельство, что правящие круги Румынии «главным образом упирают на формальное признание» Советским Союзом аннексии Бессарабии, что свидетельствует об их нежелании урегулировать отношения. Выразив готовность СССР возобновить начатые при Титулеску переговоры относительно пакта о взаимной помощи между СССР и Румынией, М. С. Островский подчеркнул, что «любой текст, в котором будет находиться формальное признание [аннексии] Бессарабии, для нас

априори неприемлем. На формальное признание [аннексии] Бессарабии мы не пойдем...» На крайний случай, добавил советский полпред, «мы согласились ввести в пакт о взаимопомощи обязательство такого порядка: в том случае, если пакт

будет приведен в действие и наши вооруженные силы будут в соответствии с пактом введены на территорию Румынии, эти силы по миновании в них надобности будут отведены за Днестр».

«Я объяснил Годже, — докладывал М. С. Островский в НКИД, — что этим дополнительным обязательством мы готовы еще раз показать румынам, что, даже если бы наши вооруженные силы оказались на территории Бессарабии, мы и в этом случае отказываемся от насильственного разрешения бессарабского вопроса и отводим войска в их исходное положение, т. е. за Днестр»915.

Уверенный в том, что правящие круги королевской Румынии не намерены заключать с Советским Союзом пакт о взаимной помощи, М. С. Островский выразил Годже сомнение в том, что официальный демарш, который он по собственной инициативе собирался предпринять перед румынским правительством в целях сдвинуть с мертвой точки переговоры о пакте, завершится положительным результатом. Сомнения эти оправдались. 22 июля В. Антонеску при встрече с советским полпредом заявил, что «сейчас, как и раньше», «готов... подписать... пакт», но вместе с тем уклонился от предложения представить в письменном виде румынскую формулу договора. А спустя неделю румынский премьер сказал М. С. Островскому, что правительство не подписывает пакт лишь потому, что общественное мнение Румынии якобы для этого не созрело, по что в 1938 г. он «обязательно» подпишет с СССР пакт «о дружбе, о консультации или взаимной помощи», в зависимости от того, какой из вариантов будет более подходящим «для румынских и советских интересов»916.

Это была линия на прекращение всяких переговоров о пакте с Советским Союзом и на отказ от создания системы коллективной безопасности в Европе. Визит в Бухарест министра иностранных дел Франции И. Дельбоса в начале декабря 1937 г., имевший цель укрепить основательно ослабевшие после отставки Титулеску румыно-французские отношения, ничего не изменил в румынской внешней политике. Более того, совет французского министра избегать недовольства Берлина ускорил заключение очередного румыно-германского экономического договора, усилил тенденцию румынского правительства к сближению с гитлеровской Германией917.

В это время королевская камарилья ускоренными темпами осуществляла фашизацию общественно-политической жизни стра ны, усиливала репрессии против демократических сил. В конце декабря 1937 г. король призвал к власти правительство из представителей фашистской национал-христианской партии и руководящих деятелей центристского крыла национал-царанистской партии, порвавших с ее официальным руководством. Возглавил это правительство один из лидеров национал-христианской партии О. Гога, известный своими симпатиями к гитлеровцам и связями с Германией918.

Как и следовало ожидать, приход к власти правительства

О. Гоги привел к дальнейшему ухудшению советско-румынских отношений. 5 января 1938 г. О. Гога имел беседу с М. С. Островским. Как и его предшественник, новый румынский премьер говорил о верности Румынии Малой Антанте, Балканской Антанте, Польше и Франции, о желании «мирного сожительства» и «настоящих добрососедских отношений» с СССР. Советский полпред не скрыл от собеседника, что в Советском Союзе с предубеждением относятся к его кабинету, так как Гога, особенно в последние три года, неоднократно выступал против «всякого сотрудничества с СССР», а официоз его партии 8 ноября 1937 г. обещал, что, как только партия придет к власти, она присоединит Румынию к ан- тикоминтерновскому пакту.

М. С. Островский отметил, что «заявления о желании продолжать внешнюю политику своего предшественника» не могут удовлетворить СССР, так как эта политика, ориентированная на панскую Польшу, имела «ярко выраженный нарочито антисоветский характер». В заключение советский полпред заявил, что «состояние румыно-советских отношений будет зависеть от внешней политики румынского кабинета»919.

Дальнейшие события показали, что правительство Гоги за короткий период все усилия в области внутренней политики направило на ликвидацию остатков буржуазно-демократических свобод и расчищение пути для установления в стране профашистской диктатуры Кароля II. Во внешней политике оно, вопреки публичным декларациям, повело курс на дальнейшее ослабление традиционных связей с Францией и Чехословакией, укрепление румыно-польского антисоветского союза и контактов с реакционным югославским правительством Стоядиновича, попыталось сблизиться с консервативным правительством Англии, но сообенно старалось добиться заключения договоров о дружбе с гитлеровской Германией и фашистской Италией920. В создавшейся обстановке Советское правительство отозвало своего полпреда из Бухареста, считая нецелесообразным иметь в румынской столице советского дипломата такого ранга.

Таким образом, с уходом Титулеску наступил этап нового обострения советско-румынских отношений. Не будучи в состоянии пересилить свою враждебность к Стране Советов, правящие круги королевской Румынии вернулись к прежнему открыто антисоветскому внешнеполитическому курсу, стремясь на его основе строить свою политику лавирования между двумя соперничающими империалистическими блоками—англо-французским и итало- германским. Эта внешнеполитическая линия шла вразрез с национальными интересами страны, ее трудовых масс.

L