§7. ВЫВОДЫ
Уже ханьское конфуцианство, доктрина которого была разработана Дун Чжун-шу, видоизменило два основоположения традиционной концепции Кун-цзы и Мэн-цзы — самосовершенствование (сю цзи) и искусство управлять людьми (чжи жэнь).
Объединив конфуцианский принцип сыновней почтительности (сяо) с положениями легизма о следовании закону (фа) как исполнении долга (ли) перед Сыном Неба, Дун Чжун-шу дополнил этику конфуцианцев легистскими методами управления государством. В результате беспрекословное подчинение воле императора, проводимое в жизнь правительственными чиновниками, получило религиозную (император — Сын Неба, исполняющий его волю), правовую (закон воплощает волю императора) и нравственную (исполнение закона — долг, проявление сыновней преданности подданных императору) санкции. Тем самым ханьские конфуцианцы стремились закрепить порядки в Поднебесной. Подобная позиция стала настолько типичной, что все последующие идеологи неоконфуцианства, вводя те или иные новшества, постоянно ссылались на укрепление традиций и «возвращение к идеалам древности» . В сфере умственной деятельности консерватизм конфуцианства выразился в разработке системы государственных экзаменов с опорой на классические древние источники.В эпохи социальных потрясений и политической неустойчивости даосизм предлагал опору в ощущении единства с природой и космосом, чувстве связи с единым и вечным в постоянных изменениях дао, В эту эпоху закладывались основы синкретического мировосприятия китайцев, «загадочная двойственность, которая свойственна ученому китайцу, конфуцианцу по образованию и даосу по мировоззрению»...188
Другой путь «ухода в себя» предлагал буддизм махаяны, именно в эпоху «воюющих царств» постепенно укоренившийся в Китае и достигший расцвета при династии Тан, когда многие императоры не только выражали благосклонность к новой вере, но и сами были буддистами.
Уже в эпоху Сун совершается определенное разделение сфер воздействия неоконфуцианства, буддизма и даосизма.
Первое — господствующая идеология, теоретическое основание управления Поднебесной и путь практической подготовки чиновников-конфуцианцев как ученых мужей, советников императоров. Второе — источник вдохновения поэтического, основание для философского «углубления в себя», подкрепления нравственного самосовершенствования. В философско-этическом плане буддизм смыкается с даосизмом, и оба используются ученым-конфуцианцем для более глубокого и всестороннего обоснования принципов нравственного самосовершенствования.Как государственные чиновники, так и народ были обязаны совершать ритуалы, освященные конфуцианством. Что же касается буддизма и даосизма, любой мирянин мог следовать той или иной религии как частное лицо. Роль буддизма в духовной культуре Китая — поэзии, разнообразных формах художественной литературы, в живописи — оставалась значительной. Влияние даосизма в наибольшей степени проявлялось в народных верованиях, фольклоре и жанрах литературы, выросших на фольклорной традиции.
В отличие от закреплявшего жесткую иерархичность социальной структуры феодального общества неоконфуцианства, поддержанного официально разрешенными концепциями буддизма и даосизма, в гуще народа сохранялись, видоизменяясь от эпохи к эпохе идеи социального равенства.
Они проявлялись в сектантских, еретических учениях, возрождаемых тайными обществами. Нигде в эпоху феодализма не было столь массовых, столь длительных и нередко оканчивавшихся победой крестьянских восстаний. Чаще всего восстания подавлялись с неслыханной жестокостью (восстание «Желтых повязок», восстание «Белого лотоса»). А в случае победы наступало феодальное перерождение верхушки восставших, и победа оказывалась утраченной (восстание «Красных войск», предательство Чжу Юань-чжана и его союз с феодалами в XIV в.; перерождение основателей государства тайпинов и их гибель в XIX в.).
Крестьянские движения вдохновляли создателей социальных утопий в среде образованных людей, питали идеи свободомыслия, давали мощные импульсы для поэтического творчества, служили источником многих художественных произведений.
Идеи гуманизма, осуждение бесчеловечности самовластья, любовь к человеку-труженику, прежде всего крестьянину, страдающему от жестокости и несправедливости, звучат в классической китайской поэзии средневековья отДу Фу (712-770) до Линь Хуна (ок. 1387-?) и Чжан Ган-суня (1619-?).
Ду Фу осуждал захватническую политику императоров Танской эпохи.
С возмущением и горечью говорил поэт о контрасте богатства и бедности, неисчислимых трагедиях простых людей:...Но шелк, сияющий В дворцовом зале,— Плод женского Бессонного труда. Потом мужчин Кнутами избивали —
И подати Доставили сюда. ...И супом
Из верблюжьего копыта Здесь потчуют Сановных стариков, Вина и мяса Слышен запах сытый, А на дороге —
Кости мертвецов189. Как бы продолжая вести скорбный счет унижениям и страданиям крестьян, поэт конца эпохи Мин, современник маньчжурского завоевания и принесенных им новых бедствий для простых людей, поэт Чжан Ганъ-сунъ писал в «Песне о страшной засухе»:
Но и в этот год в государев амбар
Зерновой налог подавай!
Не уплатишь налога — чиновников жди,
Страшна их скорая месть:
Сколько до смерти засекут 1
детей, стариков — не счесть!190
Дидактизм, философичность, глубина этических обобщений и критика закостенелых догм официальной идеологии звучат в стихах поэтов, оппозиционных императорской власти. В поэзии Линъ Хуна выразились идеи свободомыслия, близкие к никогда не умиравшей, но жестоко преследуемой материалистической традиции.
Конфуцианских мужей восхищают былые года. Древность хвалить — их основная нужда. Родись они прежде дней государя Фу-си — О чем бы стали беседы вести тогда? Древние люди давно отошли во тьму. Древние мысли лишь по книгам известны уму. Одна пустота во многих тысячах книг. 2 Доверять невозможно речению ни одному191.
Эпоха господства династии захватчиков-маньчжур Цин привела к окончательному «окостенению» догм неоконфуцианства, замене ученого-конфуцианца на посту чиновника конфуцианцем-эрудитом, «консультантом» императоров и широко провозглашенному соединению в лице императора правителя, получившего от Неба «мандат» на управление Поднебесной, и «совершенномудрого», прямого продолжателя и хранителя конфуцианских традиций. Опора на традиции, усердно насаждавшиеся императорскими чиновниками-неоконфуцианцами, культ неоконфуцианской учености и культ Кун-цзы подкрепляли однозначность усвоения конфуцианского канона и норм конфуцианской морали.
Это позволяло не только закрепить принципы феодальной морали, но и вести беспощадную борьбу с отступлениями от нее, с любым «беспорядком» — прежде всего обеспечивая идеологическим оружием государственную власть в борьбе с крестьянскими восстаниями. С не меньшей энергией неоконфуцианцы, представители официальной морали, боролись с отступлениями от канонических принципов морали и мировоззрения в образованной среде. Однако, несмотря на преследования, а порою тюремное заключение и смертную казнь, борьба с официальной концепцией не прекращалась, хотя нередко изменяла формы, переходя от прямой критики к эзоповскому языку басен и притч, а в XVIII-XIX вв. — к острой сатире.Восстания тайпинов в середине XIX в., ихэтуаней в конце XIX в. расшатывали устои империи, обостряли кризис феодальных отношений. Предвестником грядущей революции и свидетельством бессмертия идеи социального равенства прозвучали слова Кан Ю-вэя, какими он охарактеризовал идеальное общество «Датун»: Прекрасен мир в «эпоху великого равенства, когда Поднебесная будет принадлежать веем, не будет классов и все будут равны»1.
1 Философская энциклопедия. Т. 2. М., 1962. С. 518.