§2. ИИСУС ХРИСТОС: ЖИЗНЬ И ПРОПОВЕДЬ

Полагаю, что это противоречие разрешается известным афоризмом: «Слова учат, примеры влекут»: учение Иисуса в органическом единстве слова и дела, и в том, что сам Иисус не себя ставит в пример, но «Отца Небесного». И таков он во всем — от, казалось бы, самого малого- упрека Марфе в ее суетности211 до великого (молчания пе- ред синедрионом, когда решается вопрос о его осуждении на смерть). Поразительна именно неразрывная, подтверждаемая каждым свидетельством Евангелий, связь жизни и учения, связь настолько прочная, что, вероятно, правильнее было бы сказать — жизнеучение. И второе, что неизбежно вытекает из сказанного и раскрывается вопреки всем критикам евангельской традиции: цельность, целостность жизнеучения Христа, в котором сквозь пеструю, внешне случайную, хотя и яркую мозаику притч, суждений и оценок ситуаций и поступков, определяемых лишь на первый взгляд случайным стечением обстоятельств, обнаруживается внутренняя взаимосвязь, последовательность, определяемая внутренней свободой: сущность Христа каждый раз проявляется через тот или другой момент существования.

Есть ли в жизнеучении Христа определяющая заповедь, из которой с необходимостью и вместе с тем свободно формулируются и все остальные? Он сам на вопрос одного из книжников о наибольшей заповеди в Законе ответил: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь Закон и пророки»212. Какова же эта любовь, как основание всей этики Иисуса Христа? По отношению к Богу — сыновняя, по отношению к другим людям — братская: и в том ив другом случае — бескорыстная, идущая от чистого сердца.

Пусть в окружающем человека мире и в нем самом многое восстает против заповеди о любви; силу для ее исполнения люди найдут у Того, Кто Сам есть Любовь, Кто открылся в Евангелии213 Иисуса как милосердный Отец.

...Познавший Отца не может не любить и Его творение. Более того, Иисус прямо говорит: "То, что вы сделали одному из братьев Моих меньших — сделали Мне". Он будет судить не по "убеждениям" людей, а по их делам. Тот, кто служит ближнему, служит Богу, пусть даже он этого не осознает»214.

Характер, особенности этой любви как связи Христа и Бога, Бога и человека раскрываются в притчах и всего более — в притче о блудном сыне. А. А. Гусейнов глубоко и верно раскрывает эту связь: «...свое отношение к Богу он мыслит как отношение сына к отцу. Это отношение "сын-отец" является ключевым для понимания позитивной программы Иисуса. Добродетель сына состоит в послушании отцу. Не как я хочу, а как ты хочешь, Отче, — это постоянный и основной мотив Иисуса... Вся молитва (отсюда и ее краткость), которой учит Иисус и которая начинается словами "Отче наш", по сути сводится к одной-единственной просьбе: "Да будет воля Твоя и на земле, и на небе".

...Принять волю отца — значит строить свою жизнь в соответствии с ней.

«Почему же сын послушен отцу?» — спрашивает А. А. Гусейнов и отвечает: «Это происходит не потому, что отец обладает властью приказывать. Отец — не начальник. И не потому, что отец справедлив. Отец— не судья. И не потому, что отец больше знает, мудрее его. Отец — не учитель. Сын послушен отцу по той причине, что ни у кого о нем, о сыне, не болит так сердце, как у отца. „Отец любит сына" (Ин. 5:20) — именно это качество делает отца — отцом... То, что присуще любому отцу, представлено в небесном отце с полнотой, позволяющей сказать: Бог есть любовь. Бог Христа есть Бог любящий, милосердный. Отсюда — идея триединства215, которая, в той мере, в какой она поддается рациональной интерпретации, может быть истолкована в качестве превращенной формы утверждения любви как первопринципа бытия»216.

Христос излучает любовь, любовью исполнено его отношение и к близким ему людям, и к его ученикам, и к каждому человеку, но особенно — к человеку страждущему, оскорбленному, униженному, презираемому или просто «отодвигаемому на задний план», будь то мужчина, или женщина, или ребенок. На вопрос учеников — «Кто больше в Царстве Небесном?» — Иисус позвал к себе ребенка и сказал: «Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном; и кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает; а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, лучше было бы если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской»217.

Он воистину «призывает милость к падшим» — достаточно напомнить его отношение к женщине, уличенной в измене мужу. Книжники и фарисеи «...сказали ему: Учитель! Эта женщина взята в прелюбодеянии. Моисей заповедовал нам побивать таких камнями. Ты что скажешь? Он... сказал им: Кто из вас без греха, первый брось в нее камень...

Из поступков и оценок Христа становятся ясными качества той любви, о которой прежде всего и идет речь: это не эрос, не филиа, а агапе — любовь как духовное единение, распространяющееся на всех людей221. «Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди»222. Эта любовь смиренна, деятельна, бескорыстна — поскольку заключает в себе служение другим людям, исключающее любое возвышение над другими и право нравственного суда над другими, поскольку нет безгрешного человека («Не судите, да не судимы будете»; «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? » (Мф., гл. 7; 1, З)223; деятельна, поскольку подразумевает органическое единство слова и дела, требует деятельного отношения к жизни; бескорыстна, поскольку, хотя всякий достоин любви, но оступившиеся, падшие — больше других: отсюда — прощение раскаявшихся грешников. Однако, как подчеркивает А. А. Гусейнов, подлинное испытание любви человека — его отношение к врагам. В этом вопросе Иисус Христос совершил подлинную революцию. Нельзя понять и принять этику Христа без понимания и принятия его заповеди: «Любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, благо - словляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас» (Лк. 6:27-28)'.

Необычность этой заповеди, во-первых, в том, что она не просто усиливает соответствующую заповедь Закона224, но противостоит древнему Закону: «Вы слышали, что сказано: око за око, и зуб за зуб... А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую...

4

и неправедных» .

Различие между Законом и Благодатью с наибольшей отчетливостью выступает в заповеди о любви к врагам. Закон знает лишь равное воздаяние и за добро, и за зло. Мера Закона — справедливость; по учению Иисуса, милосердие выше справедливости и не подразумевает меры. Его основание — любовь Бога Отца к людям, а она безмерна.

Этика Христа, связывая любовь и свободу, обращена не к некоей особой группе, и не к толпе — она обращена к личности, к каждому человеку и каждому предлагает свободный, самостоятельный выбор; Иисус лишь постоянно подчеркивает, что принятие веры в Отца Небесного неизбежно приводит любого уверовавшего в сердце своем к той переоценке ценностей, которая для человека, полностью погруженного в земной мир, непонятна и немыслима, а для поверившего в Царствие Небесное — естественна.

Так, Пилат, допрашивая Иисуса, неспособен понять Его слова: «Царство мое не от мира сего»226. Можно долго объяснять различие двух миров и разных систем ценностей; а можно, как Иисус, рассказать притчу о жемчужине: «...подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, нашед одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее»227. Иисус многократно сопоставляет Царство Небесное и царство земное, чтобы подчеркнуть истинную ценность Небесного Царства и преходящий характер земных благ: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапываются и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапываются и не крадут; ибо где сокровища ваши, там будет и сердце ваше...

4

его, и это все приложится вам» .

Смысл этих и многих других слов Иисуса в том, чтобы показать истинный масштаб ценностей, неизмеримое превосходство духовных ценностей перед материальными — «не хлебом единым» жив человек! Важно и то, что Иисус не отрицает нужды в материальных ценностях, в земном — не требует аскетизма как внешнего проявления святости, но глубокого внутреннего перерождения, ибо «Царство Божие внутри вас». Здесь еще один, чрезвычайно важный момент этики Христа, отличающий его от «книжников и фарисеев» всех времен, ибо они на первое место в богопочитании ставят приверженность к обрядам, ритуалам, буквальному соблюдению заповедей, беспокоясь о букве Закона, а не о его духе. Закон дан человек у — и для Христа естественно разумное отношение к заповедям, принцип которого он выразил с предельной простотой и лаконичностью: «Суббота для человека, а не человек для субботы»1. Точно так же, хотя деление пищи на «чистую» и «нечистую» исходило из Библии, Иисус объявил его устаревшим, ибо «нечистыми» могут быть только мысли, побуждения и поступки людей2. 1

«Помни день субботний» — заповедь Закона, согласно которой суббота — день Отдыха. Она не позволяла повседневным заботам захлестнуть душу, предоставляла время для молитвы и размышления; она давала перерыв в труде всем: свободным, и рабам, и даже домашним животным.

Однако была здесь и обратная сторона. Многие набожные люди, храня святость «седьмого дня», стали придавать ему преувеличенное значение... Уставные запреты продолжали расти, затемняя цель благословенного Божьего дара. Педанты буквально парализовали жизнь в субботу. Христос видел в подобных взглядах искажение духа Моисеевой заповеди. «Суббота создана для человека, а не человек для субботы», — говорил Он.

...В Синагогу пришел человек с парализованной рукой, надеясь получить исцеление от Учителя. Был праздничный день, и ревнители Закона ждали: как поступит Назарянин? Он же велел больному выйти на середину и задал присутствующим вопрос: «Дозволяется ли в субботу делать добро или зло? Спасти жизнь или погубить?» «Они, — пишет евангелист Марк, — молчали. И обведя их гневным взором, скорбя об огрубении сердец их, говорит человеку: „Протяни руку твою!" И он протянул, и восстановилась рука его» (Евангелие от Марка, 3; 1-6) {Менъ А. Сын человеческий. С. 108), 2

Менъ А. Сын человеческий. С. 109. В Евангелии от Матфея сказано: «И призвав народ, сказал им: слушайте и разумейте: не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека... все, входящее в уста, проходит в чрево и извергается вон, а исходящее из уст — из сердца исходит; сие оскверняет человека; ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления: это оскверняет человека» (Евангелие от Матфея. 15: 10, 11, 17-20). Всегда для Иисуса на первом месте внутренний смысл, дух Закона, искренность чувств и помыслов, сердце человека, его совесть, согласие полное слова и дела. Он не устает обличать лицемерие, ханжество, любое формальное соблюдение заповедей, которое выхолащивает их смысл: любовь Бога к человеку и взаимная любовь между людьми.

«Иисус говорит о Царстве Небесном как Своем Царстве. Всем державам мира, всем видам человеческого Града он противопоставляет владычество Господне. Царство Божие „не от мира сего", оно выше всего преходящего; сокрушая власть Сатаны, оно несет на землю законы Неба.

Эту духовную реальность нельзя ставить в один ряд с каким-либо земным счастьем. Земное счастье хрупко: немного нужно, чтобы развеять его, как сон: но и оно укрепляется и приобретает новый смысл в лучах евангельской радости, которая учит бесстрашию, вселяет уверенность и надежду. ...Таким образом, благая весть Христа есть весть о спасении, о приобщении мира к божественной жизни, как высшей его цели»229.

Полагаю, что мысли Александра Меня ближе и точнее выражают отношение двух царств, или двух Градов — Небесного и Земного, чем толкование А. А. Гусейнова: «Мир, считает Иисус, не содержит в себе своей ценности; в перспективе небесного царства он ничтожен, каким бы значительным и соблазнительным он ни казался... Иисус не утверждает мир и не отрицает его. Он отодвигает его в сторону... Духовно-нравственный мир Иисус отличает от естественного мира, как высшее от низшего. Первое есть небесное царство, второе — земное царство. Эти два мира никогда не пересекаются. Перейти из одного мира в другой невозможно. Разделяющая их пропасть является непреодолимой... Более того, эти миры и существуют только через взаимное отрицание. Без противостояния небесному царству не было бы земного... Эти царства сходятся между собой только в одной точке — в воле Бога... Нельзя перейти из одного царства в другое минуя Бога, не окунувшись в таинство свободы... Свобода только и существует в переходе от одного закона, одной необходимости — закона и необходимости внешнего мира к другому закону, другой необходимости — закону и необходимости морального мира... Земное царство и небесное царство —два пути, два предела человеческой свободы... Согласно Иисусу, эти пути различаются, как истина и ложь. Один ведет к свету, вечной жизни, а другой — в тьму, вечную смерть»230.

Рассуждение А. А, Гусейнова, на мой взгляд, скорее выражает позицию древних пророков, отчасти — Иоанна Крестителя, но не Иисуса231.

Что же нового содержится в этике Христа, в его благой вести? По сути дела — о многом уже сказано, остается подвести итог.

Первое. Христос не отбрасывает старое (Закон) — он соблюдает преемственность («не отменить Закон, а исполнить»), — но всегда указывает на первенство любви, веры, внутреннего духовного устроения232.

Второе. Подчеркивая первенство внутренних побуждений перед внешней формой, Он раскрепощает человека, «ты уже не раб, а сын Божий», утверждает в каждом человеческое достоинство, способствует рождению личности.

Третье. И словом, и в еще большей мере — примером он разрушает все перегородки между людьми, все виды разобщенности, все уничижающее и оскорбляющее человека, подчеркивая единение всех людей через любовь.

Четвертое. Особенно следует отметить новое отношение к женщине — «Христос возвращает женщине отнятое у нее человеческое достоинство и право иметь духовные

4

запросы» .

Пятое. Открыв богатство и неисчерпаемость внутреннего мира человека, Он утвердил право личности, и прежде всего ее нравственную свободу: но не в индивидуалистическом самоутверждении, а самоутверждении через любовь, через отдачу себя, через единение всех в любви; таков смысл последней молитвы Иисуса: «да будут все едино: как Ты, Отче во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в нас едино»233.