§4. ФОРМИРОВАНИЕ ХРИСТИАНСКОЙ ЭТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

«Мировоззрение Пятикнижия (первый цикл Ветхого Завета — В. И.) в целом сугубо мифологично, хотя в сравнении с современными ему гомеровскими поэмами или индийскими Ведами Пятикнижие отличается более тесной связью с земными, историческими реалиями, с повседневной моральной и религиозной практикой; в нем царствует юридический и прагматический дух... Боже-

1 Так, в Книге премудрости Иисуса сына Сирахова говорится о премудрости, ее непостижимости («Всякая премудрость от Господа и с ним пребывает вовек. Песок морей и капли дождя и дни вечности кто исчислит? Высоту неба и широту земли, и бездну и премудрость кто исследует? ... Источник премудрости — слово Бога Всевышнего и шествие ее — вечные заповеди... Он произвел ее... и излил ее на все дела Свои, и на всякую плоть по дару Своему и особенно наделил ею любящих Его» (1: 1-3, 5, 8-10). «Корень премудрости — бояться Господа, а ветви ее — долгоденствие. Страх Господень отгоняет грехи, не имеющий же страха не может оправдаться» (1: 20-21). Далее говорится о том, как приобрести премудрость, о ее природе и благодеяниях, в числе которых, во-первых, особенности межчеловеческих отношений: обязанности детей по отношению к родителям, милосердие к нищим, отношение к друзьям («Верный друг — крепкая защита: кто нашел его, нашел сокровище. Верному другу нет цены и нет меры доброте его» (6; 14-15)), отношения в семье, отношение к ближнему, благоразумие во взаимоотношениях между людьми («Не ссорься с человеком сильным... Не заводи тяжбы с богатым... Не спорь с дерзким на язык... Не шути с невеждою... Не заводи ссоры со вспыльчивым... Не советуйся с глупым...

Если в книге Иисуса сына Сирахова лейтмотивом наставлений является ссылка на всемогущество Бога («Доброе и худое, жизнь и смерть, бедность и богатство — от Господа. Даяние Господа предоставлено благочестивым»241, то в книгах Притч Соломона житейские наставления, по сути, носят вполне светский характер, а в его Песни песней вообще нет упоминания о Боге: это гимн любви, любви всепоглощающей, земной, исполненной радости и полноты жизни.

Напротив, книга Екклезиаста исполнена глубокого, выстраданного пессимизма: ее автор, испытав на себе все радости земной жизни, овладев знанием, пришел к заключению о бренности и преходящем характере всего земного, о том, что все повторяется: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться и нет ничего нового под солнцем.

Но хотя Екклезиаст, испытав наслаждения и горести, обладая богатством и усиленно трудясь, познав мудрость и увидев глупость человеческую, жестокость и несправедливость жизни, — «праведник гибнет в праведности своей; нечестивый живет долго в нечестии своем...

Мудрый умирает наравне с глупым... Все идет в одно место; все произошло из праха и обратится в прах...» — не устает повторять: «все суета сует и томление духа»243, он не остается в бездне отчаяния. Заключив, что человек не может постигнуть дел Божиих, ибо во всем — воля Его, Екклезиаст утверждает, что «всему свое время, и время всякой вещи под небом»244. И потому, возлюбив мудрость, поскольку преимущество ее «перед глупостью такое же, как у света перед тьмою»245, надо жить, трудиться, радоваться жизни, иметь друзей, помогать бедным и страждущим: «Итак иди, ешь с веселием хлеб твой и пей в радости сердца вино твое, когда Бог благоволит к делам твоим... Наслаждайся жизнью с женой, которую любишь во все дни суетной жизни твоей и которую дал тебе Бог под солнцем на все суетные дни твои; потому что это — доля твоя в жизни и в трудах твоих, какими ты трудишься под солнцем. Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости... Утром сей семя свое, а вечером не давай отдыха руке твоей; потому что ты не знаешь, то или другое будет удачнее, или то и другое равно хорошо будет. Сладок свет и приятно для глаз видеть солнце. Если человек проживет и много лет, то пусть веселится он в продолжении всех их, и пусть помнит о днях темных, которых будет много: все, что будет, суета»246.

Мудрость позволяет разумно взглянуть на бренность земной жизни, понять, что в ней всему есть время, и принять ее, со всеми ее превратностями, не стеная, плача и жалуясь, но с открытым сердцем, жить в трудах и радости, доколе «...возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу»247.

Важно подчеркнуть, что взятые в совокупности — при всей их сложности, противоречивости — напомню книги Библии, которые складывались четырнадцать веков, принятые христианством как богооткровенные, священ- ные наставления и поучения не отрицают жизни земной, полагают человека лучшим и любимым творением Бога и, пожалуй, применительно к двум царствам — Земному и Небесному — применяют мудрые слова Екклезиаста: «Всему свое время».

«Екклезиаст», бесспорно, философско-этичеекое и религиозно-философское произведение, приписываемое царю Соломону (середина IX в.

Взаимовлияние греческой эллинистической и еврейской культур происходило уже в границах империи Александра Македонского, но в области философско-эти- ческой мысли возникает в Египте, во времена правления династии Птолемеев. Первым значительным шагом был перевод книг Ветхого Завета на греческий язык — «Септуагинта». В Александрии сложилась и философская школа, один из первых деятелей которой, Аристобул Александрийский из Панеи, был автором грекоязычного комментария к «Торе», аллегорического истолкования «Танаха» и выведения древнегреческой культуры из иудейской249.

«К концу I в. до н. э. робкие попытки диалога между эллинством и верой Библии сменились в Александрии зрелым философским синтезом... Ветхий Завет уже давно ждал человека, который принял бы на себя миссию выразить Откровение в умозрительной форме. Таким человеком стал Филон»250.

Филон Александрийский (20 г. до н. э. — 54 г. н. э.)

принадлежал к знатной и богатой семье, получил традиционное эллинское образование, одновременно сохраняя верность иудаизму. Он учился в философской (Александрийской) школе, изучал Платона и стоиков (особенно —

Клеанфа и Посидония). В юности вместе с друзьями предавался радостям жизни, но не менее увлечен был философией и рано (под влиянием трудов Аристобула) занялся экзегезой251. В своих душевных поисках он, чтобы одолеть искушения, хотел стать отшельником, но пришел к мысли, что главное — не внешняя аскеза, но духовная твердость: «Истинная стойкость и незыблемый покой есть то, что мы испытываем в присутствии Бога, Который Сам всегда неизменен... иногда, находясь среди многотысячной толпы, я умиротворялся мыслью: Бог изгнал сумятицу из моей души и научил меня, что не от места зависит доброе или дурное расположение, а от Самого Бога, Который движет и влечет колесницу моей души, куда хочет»252. Уже в этом высказывании органично сплавлены религиозная вера, стоицизм и платонизм — что и определило все мировоззрение Филона.

Второй путь — путь любви: это путь Исаака, чье имя есть радость — радость, даруемая любовью Божьей, которая не «достигается», а свободно изливается в душу человека. Это путь немногих, путь религиозного экстаза: «Не видим ли мы свет через него самого? Так и Бог, будучи Своим собственным сиянием, познается только через Себя...

И, наконец, путь Иакова есть путь упражнения, аскезы. Несовершенство мира обусловлено несовершенством «не сущего», материи, мертвенности Хаоса. «Кожаные одеяния» первых людей, о которых сказано в Книге Бытия, — не что иное, как тленная плоть. «Удаляйся прочь от земной вещественности, что тебя окружает, беги из грязной тюрьмы своего тела, изо всех сил беги от соблазнов похоти, тюремщиков этой темницы! В борьбе с ними не пренебрегай никакими средствами!»257

Таким образом, уже Филон наметил те три пути познания Бога, которые станут в средние века одной из важнейших религиозно-этических проблем: путь знания, веры и любви (мистического экстаза).

Сам Бог непознаваем, но есть свойства Бога, доступные пониманию человека: «Единый, реально существующий Бог обладает главным образом и прежде всего двумя свойствами: благостью и могуществом. Благостью он создал мир, а правит им по Своему могуществу»258.

Суть этики Филона выражена в оптимистичном суждении: «Бог сотворил человека свободным, чтобы он употребил дарованные ему силы, добровольно и свободно выбирая достойную цель, различая между добром и злом, возвышенным и низким, называя своими именами справедливое и несправедливое, добродетель и порок, выбирая хорошее и избегая дурного... Тот, кто чтит добродетель в соответствии с праведностью и принимает свет истины... всегда готов к смерти с мужеством, недоступным пороку, всегда сохраняя невозмутимость души. Желая получить эту великую благодать, он познает бессмертный совет: стать достойным Провидения посредством своей безмятежности»259. Вместе с тем истинный мудрец не должен гнушаться житейскими делами: «Гражданская служба есть предмет насмешек для многих. Вероятно, никогда не понимали, какая это полезная деятельность. Начни тогда с какого-либо занятия и практикуйся в делах частной и общественной жизни. И когда, соединив добродетели главы дома и гражданина, ты достигнешь совершенства в этих сферах, начинай — как человек уже вполне готовый — свой переход к более просветленному образу жизни. Ибо деятельность идет впереди созерцательной жизни»260.

А. Мень высоко оценивает личность мыслителя и его влияние на виднейших представителей патристики: «Эллин и иудей в одном лице, патриот и гражданин мира, человек веры, свободный от обскурантизма, Филон следовал заветам Торы, но не желал становиться фанатиком. Запад и Восток... обрели в его возвышенной душе полную гармонию. Он ценил все многообразие мира и призывал благодарить Бога не только за создание рода человеческого, но и за мужчин и женщин, за эллинов и варваров, жителей материка и островитян»261.

Как этик, Филон открыл в человеке, в отличие от античных мыслителей, третье измерение: человек образован из тела, души (интеллекта) и Духа, что нисходит от Бога. Рассуждение о духе принципиально отличает этику Филона: у него мораль становится неотделимой от веры и религии, сливаясь даже в мистическом единении с Богом в некоем экстатическом видении: «Необычайно высокая слава души в том, чтобы преодолеть свою тварность, свои пределы... Потому-то тем, кто связывал себя с Ним [Богом] и служит Ему непрерывно, в наследство Он дарует сам себя». Счастье жизни — «быть целиком и полностью скорее в Боге, чем в самих себе»262.

Послания апостола Павла. Когда заходит речь о формировании христианской этики, то, пожалуй, в первую очередь следует упомянуть послания апостолов, особенно послания Павла. Время их создания — конец I в.263, однако существуют и иные точки зрения, относящие их ко II и даже началу III в.264 Считается, что Петр и Павел погибли в 60-е гг., во время преследования христиан Нероном1.

Павел известен миссионерской деятельностью. Во время своих путешествий по Малой Азии, побережью Эгейского моря, Греции — вплоть до Македонии и берегов Адриатики он организовывал церкви, христианские общины, готовил проповедников-миссионеров, внимательно следил за состоянием дел в общинах христиан. Из содержания его посланий становится ясно, сколь большие трудности ему приходилось преодолевать в миссионерской и организаторской деятельности, сколь часто он терпел и неудачи, и лишения, и вместе с тем, насколько он был целеустремлен в том, чтобы донести слово Христа и язычникам, и иудеям.

В посланиях Павла задачи нравственно-воспитательные, проповеднические, организационные взаимосвязаны и дополняют друг друга, В центре — проповедь и разъяснение учения Иисуса Христа — Павел постоянно подчеркивает, что он только излагает учение, только стремится к тому, чтобы слово Христа было правильно понято, усвоено, принято в сердце уверовавшего.

XIX-XX веков традиции, полагал, что вполне вероятна подложность «так называемых» посланий Павла.

Амброджо Данини в своем труде «У истоков христианства» в 1977 г. (русский перевод 1979) пишет: «Кто бы ни был автором тринадцати посланий, которые вошли в Новый Завет как послания Павла» или «Приписанное Павлу эпистолярное наследие» (с. 96, 109), «само составление этого цикла — событие весьма позднего времени» (с. 94), т. е. подвергает сомнению и авторство Павла, и время, когда кем-то эти послания составлялись. Я ограничиваюсь двумя авторами, однако следует отметить, что сомнения в авторстве Павла и утверждения о более позднем времени составления этих посланий (т. е. во II и даже в III в., спустя 100-150 лет после гибели исторически признаваемого апостола Павла) в литературе, посвященной критике христианства, имели широкое распространение; высказываются они и поныне.

1 Иудейский ученый и писатель, родившийся в Тарсе, первоначально именовался Савлом, а после обращения в христианство (ок. 30 г. н. э.) известен как апостол Павел. По церковному преданию, после многолетнего тюремного заключения около 63 г. был осужден и казнен в Риме... Петр, при рождении названный Симоном, происходил из Бетсаида... от Иисуса получил арамейское имя Кефас (греч. petros — камень).,. Он стал жертвой преследования христиан в Риме при Нероне (между 64 и 67 гг.) [Павлу] в Новом Завете приписывается 13 посланий, самое значительное к римлянам (54-55 гг.)... [Петру] — два послания (Словарь античности. М., 1989. С. 405, 427). Вместе с тем в Посланиях содержится некоторая систематизация учения, что позволяет говорить об этике христианства в изложении Павла. Прежде всего это — этика любви. Павел постоянно подчеркивает, что весь смысл, сама сердцевина Нового Завета в двух заповедях — любви к Богу и любви к людям: «Ибо заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не пожелай чужого и все другие заключаются в сем слове: люби ближнего твоего как самого себя. Любовь не делает ближнему зла: итак любовь есть исполнение закона»265.

Павел утверждает требование жить во Христе, приняв его учение всем сердцем, руководствуясь его заповедями во всех делах жизни, ибо Христос — абсолютно нравственный идеал и воплощение всепоглощающей любви. Первенство заповеди любви с наибольшей полнотой выражено в Первом послании к коринфянам: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви — то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем. Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по- младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда* любовь; но любовь из них больше»266.

Согласно Павлу, только искренне уверовавший христианин подлинно свободен: «стойте в свободе, которую даровал нам Христос, не подвергайтесь опять игу рабства... К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти: но любовью служите друг другу... Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти, ибо плоть желает противного духу, а дух — противного плоти: они друг другу противятся, так что вы не то сделаете, что хотели бы»267.

Павел последовательно противопоставляет «жизнь по духу» и «жизнь по плоти», жизнь нравственную и жизнь безнравственную, свободную и рабскую.

В религиозно-нравственных наставлениях он обращается как к общине христиан (к основанной им в том или ином городе — Коринфе, Эфесе, Риме, городах Македонии и Малой Азии), так и к каждому христианину (различая твердых в вере и колеблющихся); бичует пороки, утверждает христианские добродетели.

Часто Павел различает человека внешнего и внутреннего, показывая себя знатоком души человеческой и духа человеческого; апеллирует к чувствам человека— к его сердцу, подчеркивая, что для истинно верующего важны разумные чувства, коренящиеся в христианской любви; часто Павел повторяет, что оценка человека дается по его делам, а не по словам, не по внешней обрядности, но по глубине веры и деятельной любви («любовью служите друг другу»).

Именно любовь, взаимная помощь, мир и согласие, взаимослужение укрепляют единение христиан, составляющих церковь (общину) — и как тело человеческое состоит из многих членов, каждый из которых выполняет свои функции и потому необходим для целого, так и каждый, принадлежащий к церкви (общине) имеет «дары духовные»: «дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же, производящий все во всех, но каждому дается проявление Духа на пользу; одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, иному вера, иному дары исцеления, иному чудотворения, иному пророчества... иному разные языки, иному истолкование языков... И вот вы — тело Христово, а порознь — члены... Посему — страдает ли один член, страдают с ним все члены, славится ли один член, с ним радуются все члены»268. Так, по воле Бога, каждый член общины выполняет свое служение, но сообща радеют о всей общине, тем более что при различии функций, обязанностей все — равны, все — братья во Христе — «ибо мы одним Духом крестились в одно тело, иудеи или еллины, рабы или свободные, и все напоены одним Духом»269.

Основной мотив обращения к христианской общине (церкви) — утверждение равных отношений всех братьев во Христе и единение в делах веры. В церкви, в общине верующих христиан — все равны: мужчины и женщины, господа и рабы, богатые и бедные, ибо это единение в духе, в вере.

Что же касается мира — того, что за пределами духовного единства, того, что мирское, плотское, твар- ное — то в этом мире иные отношения: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены... И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести... Итак, отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь. Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви, ибо любящий другого исполнил закон»270.

Христианин во всем должен быть законопослушным мирским властям, кроме вопросов веры; именно здесь он должен проявлять неколебимую стойкость: «Облекайтесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских, потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных. Для сего примите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злый и, все преодолевши, устоять. Итак, станьте, препоясавши чресла ваши истиною, и облекшись в броню праведности, и обувши ноги в готовность благовествовать мир: и паче возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие»271.

Для самого Павла слова эти были подтверждены его собственными делами и суровыми испытаниями, о которых он говорит достаточно подробно: «Я гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах, и многократно при смерти, от иудеев пять раз дано мне было по сороку ударов без одного; три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл в глубине морской, много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями, в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе. Кроме посторонних приключений, у меня ежедневное стечение людей, забота о всех церквах. Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенился? Если должно мне хвалиться, то буду хвалиться немощью своею... И чтоб я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился. Трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его от меня. Но Господь сказал мне: довольно для тебя благодати Моей; ибо сила Моя совершается в немощи. И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова. Посему я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа, ибо когда я немощен, тогда силен»272.

По страстности, искренности и глубине личной веры и самораскрытия послания Павла предвосхищают «Исповедь» Блаженного Августина.

Почти в каждом послании Павел бичует пороки «мира сего», свойственные и язычникам, и иудеям, — всем, кто «живет по плоти, а не по духу» и противопоставляет «жиз- ни во грехе» праведную, по духу — жизнь истинно уверовавших во Христа273. В Послании к римлянам Павел развертывает картину погрязшего в грехах мира. Причина этого не только в первородном грехе — абсолютное большинство и язычников, и иудеев лично виновны перед Богом. Язычники могли познать Бога по творениям Его, но «...они заменили истину Божию ложью и поклонились и служили твари вместо творца... Потому предал их Бог постыдным страстям [и]... превратному уму — делать непотребства... Они знают праведный суд Божий, что делающих такие дела достигнет смерть, однако не только делают, но и делающих одобряют»274. Иудеи же постоянно нарушают Закон (заповеди) и тем самым еще боле прегрешают перед Богом.

С особенной силой у Павла подчеркнута личная, индивидуальная ответственность перед Богом — он вскрывает «диалектику души», поясняя, как человек оказывается рабом греха: «Я жил некогда без закона; но когда пришла заповедь, то грех ожил, а я умер; и таким образом заповедь, данная мне для жизни, послужила мне к смерти, потому что грех, взяв повод от заповеди, обольстил меня и умертвил ею... Итак, неужели доброе сделалось мне смертоносным? Никак; но грех, оказывающийся грехом потому, что посредством доброго причиняет мне смерть, так что грех становится крайне грешен посредством заповеди. Ибо мы знаем, что закон духовен, а я плотян, продан греху. Ибо не понимаю, что делаю; потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с законом, что он добр, а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей доброе, потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак, я нахожу закон, что когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Бо- жием, но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти? ... Итак, тот же самый я умом моим служу закону Божию, а плотию закону греха»275. Однако истинно верующему открыт иной путь — жизнь не по плоти, а по духу. В христианской общине и единой церкви, о создании которой помышлял Павел постоянно, каждый, принявший крещение, должен быть деятелем, отдать служению все свои способности и дарования, быть примером в осуществлении заповедей Христа, всегда и во всем претворять слово в дело. Каждый поступок искреннего и твердого в вере есть поступок любви к человеку, исполненный милосердия, терпения, веры в Христа и надежды на спасение276. Живя в мире земном, следует постоянно думать о Царстве Небесном: оно живо и действенно в духе, которым проникнуто все существо верующего во Христа, и оно уготовано благодаря спасению через искупление Христом первородного греха.

Павел сопоставляет Адама и Христа, как того, с кем грех вошел в мир, и того, кто, умерев во плоти, освобождает от греха: «если преступлением одного (Адама) смерть царствовала посредством одного, то тем более приемлющие обилие благодати и дар праведности, будут царствовать в жизни посредством единого Иисуса Христа... Мы погреблись с ним крещением в смерть, дабы как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни... почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога в Христе Иисусе, Господе нашем»277.

Тем же, кто сомневался и спрашивал — «Как воскреснут мертвые? и в каком теле придут?», Павел отвечает: «Безрассудный! То, что ты сеешь, не оживет, если не умрет. И когда ты сеешь, то сеешь не тело будущее, а голое зерно, какое случится, пшеничное или другое какое. Но Бог дает ему тело, как хочет, и каждому семени свое тело. Не всякая плоть такая же плоть; но иная плоть у человеков, иная плоть у скотов, иная у рыб, иная у птиц. Есть тела небесные и тела земные... Так и при воскресении мертвых: сеется в тлении, восстает в нетлении; сеется в унижении, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе; сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное. Так и написано: "Первый человек Адам стал душею живущею", а последний Адам есть дух животворящий. Но не духовное прежде, а душевное, потом духовное. Первый человек из земли, перстный; второй человек — Господь с неба. Каков перстный, таковы и перст- ные; и каков небесный, таковы и небесные. И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного.

Но то скажу вам, братия, что плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и тление не наследует нетления.

Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе: ибо вострубит и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие... Тогда сбудется слово написанное: "поглощена смерть победою (Исайи 25, 8), Смерть! где твое жало? Ад! Где твоя победа?" (Осии, 13, 14). Жало же смерти — грех; а сила греха — закон. Благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом!»278.

Пламенными словами Павел рисует грядущее воскресение из мертвых, заражая своей верой все новых и новых неофитов, обратившихся к вере Христовой.

Вера, надежда и любовь, как новые, высшие моральные ценности христианства, утверждаются им в каждом послании. Кротость, терпение и милосердие, как производные от любви, столь отличной от эроса Сократа и Платона.

Первым и последним словом этики в Посланиях звучит постоянное: Бог есть любовь! Любите ближних своих, и дальних, и врагов, и всех человеков, даже погрязших в грехе, как любил их и прощал грехи их Иисус Христос!