РАЗДЕЛ 5 Сила
Короче говоря, всюду, где мы находим силу, и с какой бы точки зрения мы на нее ни смотрели, мы постоянно будем видеть возвышенное — спутник страха, а презрение всегда сопутствует той силе, которая кому-либо подчинена и безвредна. Многие породы собак отличаются достаточно большой силой и быстротой; и они проявляют эти и другие имеющиеся у них ценные качества к величайшей нашей выгоде и удовольствию. Собаки действительно самые общительные, нежные и дружелюбные животные из всего животного царства; но любовь гораздо ближе стоит к презрению, чем обычно полагают; и поэтому, хотя мы ласкаем собак, мы, когда употребляем бранные выражения, заимствуем их название для обозначения существа самого презренного рода; и это слово является общепринятым обозначением самой крайней степени подлости и презрения в каждом языке. Волки не сильнее некоторых пород собак; но из-за их безграничной лютости идея волка не является презренной; она не исключается из величественных описаний и сравнений. Таким образом, на нас воздействует сила, данная от природы.
97
1 Эдмунд Бёрк Власть, которой в силу своего положения пользуются короли и военачальники, имеет такую же связь со страхом.
Обращаясь к монархам, часто употребляют титул «страшное величество». И можно заметить, что молодые люди, мало знакомые с миром и не привыкшие общаться с людьми, обладающими властью, обычно испытывают благоговейный < грах, который отнимает у них способность свободно распоряжаться собой. «Когда я выходил к воротам города, и на площади оставил седалище свое,— говорит Иов,— юноши, увидев меня, прятались...»н. И эта робость перед лицом пласти настолько естественна и настолько прочно укоренилась в нашем сознании, что очень немногие в состоянии ее преодолеть, и то благодаря частому непосредственному общению с великими мира сего и всеми силами подавляя свои 14 гественные наклонности. Мне известны люди, придержи- вающиеся того мнения, что никакой трепет, никакой страх ни в малейшей степени не сопровождает идею власти; они также осмеливаются утверждать, что мы можем рассматривать идею самого бога без каких-либо подобных эмоций. Когда я начал рассматривать данный предмет, то намеренно избегал приводить идею этого великого и внушающего страх существа в качестве примера в столь легковесном споре, хотя она часто приходила мне на ум — не в качестве возражения на мои понятия в этом вопросе, а в качестве убедительного подтверждения их. То, что я собираюсь сказать, надеюсь, не будет сочтено проявлением высокомерия с моей стороны, хотя, если строго соблюдать приличия, ни одному смертному почти невозможно определенно высказываться по этому предмету. Следовательно, я говорю, что, пока мы рассматриваем божество просто как объект разума, который образует сложную идею силы, мудрости, справедливости, доброты, причем все они достигают таких размеров, которые намного превосходят границы нашего понимания; пока мы рассматриваем божество в этом облагороженном и отвлеченном виде, воображение и аффекты затронуты очень мало или совсем не затронуты. Но поскольку по природе своей мы обязаны возвыситься до этих чистых и интеллектуальных идей через посредство чувственных образов и судить об этих божественных качествах по их видимым действиям и проявлениям, становится чрезвычайно трудно отделить нашу идею причины от последствий, при помощи которых мы вынуждены познавать ее. Таким образом, когда мы размышляем о божестве, его атрибуты и их проявления одновременно приходят на ум, образуя своего рода чувственный образ, воздействующий на воображение. Далее, хотя, возможно, в истинной идее бога ни один из его атрибутов не является преобладающим, тем не менее на наше воображение сила его производит самое большое впечатление, намного превосходящее впечатление от других атрибутов. Для того чтобы убедить нас в его мудрости, справедливости, доброте, необходимо какое-то размышление, какое-то сравнение; а чтобы нас поразила его сила, нам нужно только открыть глаза. Но когда мы размышляем о таком громадном предмете, находясь как бы под крылом всемогущей силы, обладающей к тому же всесторонним вездесущием, мы сами съеживаемся, уменьшаясь до ничтожных размеров нашей собственной природы, и тем самым как бы уничтожаем себя в его гла- зах. И хотя существование других его атрибутов и размышление о НИХ могут в какой-то степени уменьшить наши опасения, все же ни убежденность в справедливости, с которой проявляется эта сила, ни милосердие, которым она смягчается, не могут полностью устранить естественно возникающий страх перед силой, которой ничто не может противостоять. Если мы и радуемся, то радуемся, трясясь от страха; и, даже получая милости, мы не можем не содрогаться при мысли о силе, которая может раздавать милости, имеющие такое могущественное значение. Когда пророк Давид размышлял о чудесах мудрости и силы, которые проявлены в устройстве человека, он, кажется, испытал своего рода божественный страх и воскликнул: «Я дивно устроен»! 15 Лишь языческий поэт испытывает чувство такого же рода. Гораций считает, что видеть без страха и удивления это огромное и славное мироздание — значит проявлять предел философской твердости духа.Hunc solem, et stellas, et decedentia certis Tempora momentis, sunt qui formidine nulla Imbati spectentle.
Поэта Лукреция нельзя заподозрить в том, что он поддается суеверным страхам. Однако когда он предполагает, что его учитель философии раскрыл перед ним весь механизм природы, его восторг от этого величественного вида, который он изобразил красками такой смелой и живой поэзии, омрачен тенью тайного страха и ужаса.
His tibi me rebus quaedam divina voluptas Percipit, adque horror, quod sic natura tua vi Tam manifesta patet ex omni parte retecta 17.
4*
99 Но только одно Св.
писание может представить идеи, отвечающие величию данного предмета. В Писании всюду, где представлен бог, где он появляется или говорит, все страшное в природе призвано усилить благоговейный трепет и торжественность божественного присутствия. В псалмах и книгах пророков приводится множество примеров такого рода: «Земля тряслась, даже небеса таяли от лица Божия» |8. И примечательно то, что картина сохраняет тот же самый характер не только тогда, когда считается, что бог спускается с неба, чтобы отмстить людям порочным, но даже и тогда, когда он проявляет такое же могущество своей силы в деяниях, благодетельных для людей: «Пред ли- цем Господа трепещи, земля, пред лицем Бога Иаковлева, превращающего скалу в озеро воды и камень —- в источник вод» 19.Можно было бы до бесконечности перечислять все места как из Писания, так и из книг светских писателей, в которых устанавливается общее чувство всех людей относительно неразрывного союза священного и благоговейного трепета с нашими идеями божества. Отсюда распространенный афоризм: «Primos in orbe deos fecit Итог» 20. Этот афоризм, возможно, неправильно говорит о происхождении религии (во всяком случае, я так считаю). Создатель афоризма видел, насколько неотделимы друг от друга эти идеи, но не учел того, что понятие о какой-либо огромной силе должно всегда предшествовать нашему страху перед ней. Но этот страх должен необходимо следовать за идеей подобной силы, когда она однажды была возбуждена в душе. Именно на основе этого принципа истинная религия содержит и должна содержать столь значительную долю благотворного страха; и обычно только на страхе держатся ложные религии. До того как христианская религия как бы гуманизировала идею божества и сделала ее несколько более близкой к нам, очень мало говорилось о любви к богу. Последователи Платона говорили кое-что об этом, но только кое-что21; другие писатели языческой античности, поэты и философы — вообще ничего. А те, кто примет во внимание, с каким бесконечным прилежанием, с каким презрением ко всему тленному, через какие устойчивые и длительные привычки к благочестию и размышлению человек в состоянии достичь совершенной любви и преданности богу, легко поймут, что эта любовь не есть первое, самое естественное и самое поразительное следствие, вытекающее из этой идеи. Таким образом, мы проследили силу через все ее различные градации до самой высокой ступени из всех, где наше воображение в конце концов теряется; и на протяжении всего этого пути мы всегда обнаруживаем ее неразлучного спутника — страх, который, насколько мы в состоянии их проследить, растет вместе с ней. Итак, поскольку сила, несомненно, является главным источником возвышенного, это очевидно указывает, откуда берется ее энергия и к какому классу идей мы должны ее отнести.
Еще по теме РАЗДЕЛ 5 Сила:
- РАЗДЕЛ IV Люди с обычной, нормальной организацией все доступны одной и той же степени страсти; неравная сила страстей у них — всегда результат различия положений, в которые ставит их случай. Своеобразие характера каждого человека есть (как замечает Паскаль) продукт его первых привычек
- И. М. Верткин СИЛА РИТМ
- Нечистая сила
- СИЛА (ВИРЬЯ)
- СУГГЕСТИВНАЯ СИЛА ИСКУССТВА
- Идеи как историческая сила
- 1. Сила и субстанция
- Сила слабых уз
- СИЛА МИРА
- Сила анализа
- Сила идей
- 7.1. «ОТВЕРЖЕННОСТЬ»: СИЛА СЛАБОСТИ
- СИЛА МОГОЛЬСКОЙ ИМПЕРИИ
- ТРОЯНСКАЯ ЛОШАДИНАЯ СИЛА
- МУСКУЛЬНАЯ СИЛА ЖИВОТНЫХ
- ЗАЩИТНАЯ СИЛА ИМИДЖА
- Сила и слабость философа
- Сила и слабость философа