7. Заключение

вые рабы (рядовницы)» (Сергеевич В. Русские юридические древности. Т. 1. С. 185). Рядовичей В. И. Сергеевич считает «простыми рабами, рядовыми» (Там же. С. 105—106) или «продавшими себя в рабство» (? от ряд — купля- продажа? С. 106). Такое толкование термина не может быть подтверждено текстами. Они знают слово «рядович» только в значении низшего агента хозяйственного или административного управления. Например: «Тиунъ бо его (князя) яко огнь трепетицею накладень, а рядовичи его яко искры», или: «А сотскимъ и рядовичемъ ... не судити». Устранив холопа как «смердьяго», мы устраним из статьи княжого холопа.

государственности. Исходного пункта в развитии помянутого принципа я искал в строе княжого двора-огнища, постепенно расширившего свое значение не только с ростом княжого хозяйства и землевладения, но особенно с распространением его начал на отношения между князем и общественными группами, стоявшими уже вне непосредственной бытовой связи с княжим двором и хозяйством, как, с одной стороны, боярство, с другой — смерды.

Остановлюсь в заключение несколькими замечаниями на двух крупных явлениях, тесно связанных с этим разрастанием начал княжого права, приведшим к смене вечевого строя древнего государства-волости новым, удельно-вотчинным, как его обыкновенно называют. Разумею возникновение и развитие церковного и боярского землевладения. Известия о них за рассматриваемый период чрезвычайно скудны, не слагаются в сколько-нибудь отчетливую картину и дают возможность лишь самых общих замечаний.

Не будет ошибкой, если признаем тесную связь княжого и церковного землевладения, княжие земельные пожалования первоначальным источником этого последнего. Возникло оно рано, в эпоху организации русской церкви или в ближайшее время по введении церковного строя. Но учесть размер церковного землевладения в домонгольский период хотя бы в самых общих чертах невозможно по случайным и отрывочным данным, и остается только повторить с В. А. Милютиным, что церковь к началу XIII в. успела уже сосредоточить в своих руках довольно значительное земельное богатство 427. Источники этого богатства — пожалования князей и вклады других лиц, как и собственные приобретения путем купли и иных денежных операций. Из княжеских пожалований наиболее ясны по содержанию те, где речь идет о передаче церковным учреждениям частного княжого земельного имущества, сел с рабочей силой, как в грамоте князя Ростислава Мстиславича Смоленской епископии, что равно-

324

сильно вкладу частным лицом в монастырь земли с челядью Но одно из старейших известий о княжом пожаловании — грамота князей Мстислава Владимировича и Всеволода Мстисла- вича Юрьеву монастырю (ИЗО г.) ставит трудно разрешимый вопрос о значении их дара: «отдати БуицЪ святому Георгиеви съ данию и съ вирами и съ продажами» *.

Овладевая рядом земельных имуществ, путем ли вкладов сел с челядью и изгоями, т. е. с налаженной уже эксплуатацией, путем ли развития своего хозяйства на непочатой почве, церковь создавала ряд социально-экономических явлений особого типа, стоявших вне общего уклада обычноправовых отношений народной массы. Население монастырских и вообще церковных сел входило в состав «церковного общества», обособленного церковными привилегиями. На границах этого мира замирает значение общего права и княжой власти.

В известном смысле третьим явлением того же порядка можно назвать боярское землевладение. Правда, насколько можно уловить его древнейшие черты, оно строилось на иных основаниях, чем княжое или церковное. В XI—XII вв. не видим признаков связи боярского землевладения с началами вотчинной юрисдикции. Время иммунитета, уже народившегося для церкви, было для боярства еще впереди — в удельной эпохе. Нет данных, чтобы говорить и о княжеских земельных пожалованиях как основном источнике боярского землевладения 428. Отсутствие

Л2Ь Ср. спор М. С. Грушевского и И. А. Линниченка по вопросу о характере боярского землевладения в древней Руси. Грушевский так резюмирует свое мнение: «Мы знаем, что дружина содержалась доходами с должностей или деньгами и натуралиями из княжих доходов. Продержались ли эти способы до самой литовской окупации, или, может быть, уже перед нею в русских землях стали практиковать вознаграждение за военную службу земельными наделами (державами) или пожалованием доходов с населения определенных территорий? То обстоятельство, что одновременно, как видим, возникла связь военной службы с земельными пожалованиями и держаниями на территории прежнего Русского (Киевского) государства как под верховною властью литовскою и польскою, так и в вел. кн. московском, делает такое предположение весьма соблазнительным. Но так как мы не имеем каких-либо более определенных указаний на такую практику от времен русского (киевского) государственного права, то не можем идти дальше догадок о возможности ее существования» (Грушевсьский М. Історія.

свидетельств не означает еще отсутствия самого явления, но лишает возможности его установить.

С этим последним знакомит нас группа статей Пространной Правды (ст. 71—82, 84—87, 90), которые по содержанию естественно выделяются в своего рода «Устав о закупах». Известно, какие разногласия существуют в научной литературе по вопросу о закупах. Определяют их как «сельских рабочих, селившихся на землях частных собственников со ссудой от хозяев» 430; видят в

QOQ

них наемных рабочих ; рассматривают закупничество как договор займа, обеспеченный закладом личности должника кредитору, причем «закупничество продолжалось до отработки долга с процентами или до уплаты его» 431.

Что касается определения закупа как наемного работника, то главное, а в сущности единственное, его основание в том, что одна статья Русской Правды назвала его наймитом. Конечно, выражение это вполне понятное, и нетрудно указать тексты XIII и XIV вв., где его смысл тот же, что и в нашей речи. Но этим вопрос о значении его не исчерпывается, так как в так называемых Вопросах Кирика, памятнике XII в., читаем: «а наимъ дЪля, рекше лихвы. . .», и ниже: поучай простеца, «не достоить ти имати наимъ», а если не могут удержаться, «то рци им: будите мило- серди, възмете легко, аще по 5 кунъ далъ еси, а 3 куны възми или 4» 432. Это отождествление найма с лихвой делает понятным наименование закупа наймитом и без признания его наемным рабочим.

Положение закупа в чужом хозяйстве обрисовано довольно отчетливо. Закуп «ролейный» пашет хозяйскую пашню, получая от господина плуг и борону, смотрит за скотом, исполняет «орудье», на какое пошлет его господин 433. В общественном отношении закуп стоит на скользкой грани между свободой и рабством: статьи Русской Правды с особым вниманием подчеркивают грань между закупничеством и холопством. Закуп находится под охраной общего права, он может искать судебной защиты от обид господина, в плате за побои равен свободному (стало быть, и в вире), огражден от продажи в холопы и от залога в обеспечение долга господского уголовным штрафом. Но гражданское положение его, несомненно, принижено его бытовым состоянием. Только «въ малЪ тяжи, по нужи» допустимо свидетельство закупа на суде: в этом он приравнивается к боярскому холопу-тиуну; и господин может бить его «про дело». Наконец, в случае совершения закупом кражи господину предоставлено на выбор или уплатить за украденное и взять себе закупа в холопы, или продать его на сторону и, уплатив что следует, остаток вырученной суммы взять себе.

Отношения между господином и закупом основаны на договорном обязательстве. Содержание договора и характер обязательств не ясны и вызывают различные толкования 434. Но все разногласия эти имеют мало значения для определения юридического положения закупов и социальной функции закупниче- ства 435. А его развитие должно было достигнуть значительной степени ко временам Владимира Мономаха, если правильно мнение, что статьи Русской Правды, слагающиеся в «Устав о закупах», обязаны своим происхождением деятельности этого князя. Развитие закупничества, в свою очередь, может быть принято как свидетельство нарастающей потребности более крупных хозяйств в рабочих руках, в частности — хозяйств землевладельческих, вовлекавших в свой быт закупов ролейных. К сожалению, не располагаем ни малейшими данными для оценки размеров этого явления в XII в. Но самый факт его существования и его регулировки в праве нельзя не признать показательным. Боярское землевладение, подобно княжескому и церковному, строит внутри древнерусских земель-княжений новый склад экономических и социально-правовых отношений, выходящих за пределы общего уклада народного быта. Вступив в круг этих отношений, закуп Русской Правды не вполне выбывает из области действия общего права. Но, во-первых, сама необходимость поддержать его связь с этим правом особыми статьями уставного характера показывает, какой она стала хрупкой, а во-вторых, те же статьи свидетельствуют о значительном умалении его гражданской полноправности. С другой стороны, закуп попадает под дисциплинарную власть господина, прямо признанную в статье «аще господин бьет закупа про дело, то без вины есть», и под его властную опеку, подобно челяди и домочадцам, перед третьими лицами (в случае преступности закупа). Словом, положение закупа, столь знакомое средневековому быту, — двойственное и внутренне противоречивое положение людей полусвободных. В строгом смысле это положение временное, хотя и не срочное. Но выход из него, обусловленный ликвидацией связанных с закупничеством долговых отношений 436, должен был на практике часто оказываться весьма затрудненным.

Тенденция «роботить» в даче, по хлебе, по придатце (напоминающая позднейшую роль ссуд и подмог в закрепощении крестьянства) даже при соглашении о сроке (ст. 143) и неизбежная слабость средств для проведения в жизнь мероприятий «Устава о закупах» к защите их прав ставят нас перед явлениями начавшейся борьбы несоизмеримых сил, приведшей позднее разными путями к постепенному закабалению сельского населения на боярскую работу.

Но борьба эта получила свое полное развитие лишь в тот исторический момент, когда ее формы и средства значительно усложнились усвоением в сфере отношений между боярством и зависимыми от него людьми начал княжого права, когда зависимость эта начинает закрывать людей боярских от княжой власти, разрушая в то же время их связь с общим правом народным и их подсудность общему суду. Насколько следует признать зарождение этого процесса относящимся еще к концу рассматриваемого периода — это вопрос, который приходится оставить открытым: предположения, высказанные в этом направлении, основаны на слишком бледных намеках в мелких вариантах разных статей Русской Правды, чтобы на них настаивать.