Русь XJ-XJJ вв. глазами современников - государство или парод?

Оппозиция «свои - чужие» является одной из базовых в человеческой психологии. Бытующее в обществе представление о «своих» и «чужих» может считаться одной из наиболее существенных характеристик коллективного самосознания.

Вопрос этот имеет довольно обширную литературу, в которой процесс осмысления Руси как общности рассматривается в ключе становления этнического самосознания. В статье «Этническое самопознание и самосознание Нестора Летописца, автора «Повести временных лет»» Н.И. Толстой предложил условную парадигму или сетку-модель характеристики славянского самосознания, включающую следующие компоненты-показатели: 1. Религиозный; 2. Общеплеменной; 3. Среднеплеменной; 4. Частноплеменной; 5. Государственный. По мнению ученого, у Нестора религиозное сознание-христианское, общеплеменное-славянское, среднеплеменное - русское (которое, правда, «еще созревало и не занимало ключевой доминирующей позиции»), частноплеменное-полянское, и государственное - «причастность к Русской земле».

При общей стройности модель Н.И. Толстого обнаруживает, однако, ряд существенных недостатков. Как ни странно, хуже всего она работает именно на восточнославянском материале (очевидно, именно поэтому Н.И. Толстой для примеров использовал ляхов-мазовшан и поэзию Николая Клюева, а не собственно днепровских полян). Во-первых, вне зависимости оттого, является ли «Русь» этнонимом местного днепровского или пришлого скандинавского происхождения, в любом случае, генетической связи между Русыо и, например, дреговичами нет. И здесь вряд ли существенно меняют дело оговорки по поводу «еще созревающего» компонента, так как в отношении тех же лютичей, мазовшан и поморян речь идет именно о происхождении от ляхов («Словени же ови при- шедше седоша на Висле и прозвашася Ляхове, а от тех Ляхов про- звашася Поляне, Ляхове друзии: Лутичи, ини Мазовшане, ини Поморяне»2), в то время как днепровские поляне, древляне, северяне и пр. в трактовке ПВЛ происходят прямо от славян. «Созревать» здесь, собственно, нечему. «Русь» и «ляхи» для летописца - понятия разных порядков. Во-вторых, «среднеплеменной» и «государственный» компоненты в указанной модели дублируют друг друга - в обоих случаях фигурирует «Русь», «Русская земля». В принципе, это, очевидно, должно означать, что в рамках политического образования формируется этническая общность, но ясности в понимании особенностей мировоззрения летописца это не добавляет, так как остается неясно: что же для Нестора «Русь» - народ или политическое объединение?

Слабое звено рассмотренной концепции, как кажется, заключается в том, что Н.И. Толстой пытался приписать мировоззрению летописца ту строгую логичность, которой в его произведении не было и быть не могло в силу особенностей мышления средневекового человека, для которого было характерно гораздо более свободное построение логических связей, чем то привычно современности3.

Следуя логике летописи мы видим, что, желая определить место Руси в мире, Нестор первым делом вписывает ее в библейскую классификацию, производящую три большие части человечества от сыновей Ноя: Сима, Хама и Иафета (Бытие. 10,5). Таким образом, первая координата, первый компонент самосознания летописца - отнесение Руси к «жребию Афетову»5.

Обращение летописца к этой классификации не стало лишь эпидом развития книжной традиции. Представление о Руси как стране потомков Иафета закрепилось в самосознании. Свидетельством тгому служиттот факт, что спустя столетия, в памятнике северно- русской, новгородской исторической мысли XVII в. «О истории еже

о начале Руския земли и создании Новограда и откуду влачашеся родСлавенских князей» эта сугубо библейская конструкция предстает перед нами в «доработанном» местными мыслителями виде. По сути, мы имеем дело с абсолютно новой историко-мифологической конструкцией, в которой привнесенного славянского (новгородского) уже гораздо больше, чем изначального библейского. По этой легенде, вошедшей во многие памятники письменности XVII в., Новгород изначально назывался Словенск Великий и был назван так в честь его основателя Словена, родоначальника славян, и потомка Скифа, который, в свою очередь, был Иафетовым правнуком6 Помимо авторитета христианской традиции на использование именно этой «координаты» в качестве начальной в ПВЛ, очевидно оказало влияние еще и то, что построена она была на элементарном генеалогическом принципе, близком и понятном че- j овеку раннего средневековья, едва вышедшему из родовой эпо- n и.

Божа внука»7, то ест ь, по сути как наследие потомков Даждьбога. Языческой мифологии была противопоставлена, таким образом, мифология библейская (противопоставлена, как показывает «История» о Словене и Русе успешно).

Следует отметить, что уже на этом этапе рассуждения летописца с точки зрения строгой формальной логики не вполне безупречны. Во-первых, начав перечислять народы «жребия Афетова» он, не завершив списка, прерывает его, а затем начинаются дополнения, открывающиеся фразами «Въ Афетови же части...». «Афе- товобо и то колено.. .»8. Во-вторых, некоторые народы (втом числе и русь) в списке повторяются. В науке неоднократно предпринимались попытки обнаружить в данном перечне логику. Одна из последних, весьма основательных, предпринята В.Я. Петрухиным"’ Им проанализирован перечень народов, данный в ПВЛ после вводной фразы «Афетово бо ито колено...», где перечислены: «варязи, свей, урмане, готе, русь, агляне, галичане, волхва, римляне, немци, корля- зи, веньдици, фрягове». По его мнению, «варязи» и «волхва» это общие наименования групп народов, которые перечисляются следом9 То есть список имеет следующую форму: «ВАРЯЗИ: свей, урмане, готе, русь, агляне, галичане; ВОЛХВА: римляне, немци, корлязи, веньдици, фрягове». Однако в этом случае остается не совсем понятным положение в нем «галичан», которые, кажется, более уместно смотрелись бы в списке народов, находившихся в орбите «волхвы». Тем не менее, несмотря на отсутствие полной ясности в рассуждениях летописца на этом первом этапе, бесспорным остается то, что первая, наиболее общая координата происхождения и славян и Руси (на этом этапе у летописца нет необходимости дифференцировать эти понятия так как и те и другие происходят от одного корня) - э го их генеалогическая связь с потомством Иафета.

Следующий смысловой блок, который может быть без существенных натяжек выделен из рассказа летописца, посвящен определению соотношения понятий «славяне», «поляне», «варяги» и «Русь».

Во-первых: славяне, происходящие от Иафета и первоначально жившие на Дунае, по прошествии лет разошлись по Земле и приобрели различные имена, оставшись при этом общностью, связанной единством происхождения, языка и «грамоты» (то есть письменности и, может быть, литературного языка).

Во-вторых, киевляне-это в прошлом поляне, и, следовательно, тоже славяне, так как «поляне» - одно из «имен» приобретенных одной из частей славянской общности после расселения.

В-третьих, современная летописцу «Русь» охватывает только славянские племена, в то время как в прошлом «русь» это одна из разновидностей «варягов», от которых название вследствие вок- няжения варяжских (а именно русских) князей перешло на славян10. О том, кто такие по мнению летописца «варяги» косвенно можно заключить из того, какиеэтнонимы поставлены им в перечень, охватываемый этим понятием. Это шведы, норманны, англичане и готы. Живут они возле «варяжского» моря (хотя география их расселения дается весьма туманно). Читателю наших дней многое остается о варягах непонятно. Прямо не обозначено взаимное отношение народов, охваченных этим понятием (русь, шведы, норманны англичане и готы родственны или объединены по иному критерию, например, культурному или географическому)? Каким образом новгородцы могли поменять свою родовую (племенную) принадлежность и стать вдруг «от рода варяжского» (это идет вразрез со всеми представлениями о механизмах функционирования родового общества)? Эти неясности в конечном итоге и дают основание непрекращающемуся спору между исследователями по поводу так называемой «норманнской проблемы». Ясно, впрочем, что варяги в понимании летописца-общность не местная, пришлая, к славянству, расселявшемуся с Дуная, отношения не имеющая.

Как видим, объем информации достаточно большой. И, очевидно, для современников данные летописцем объяснения «откуда есть пошла земля Русская» были вполне достаточны.

Причина этой многозначности отмечается большинством исследователей совершенно определенно - это незавершенность процесса образования государства и этноса на момент создания летописи. По удачной формулировке, данной А.И. Роговым и Б.Н. Флорей «Русь как этническая общность, совпадая с государством, именно этим аспектом наиболее ясно отделялась, с одной стороны, от восточнославянских «племен», с другой - от славянской общности»12. Нельзя, однако, согласиться с мнением названных исследователей, что Нестору были известны лишь два термина для обозначения этнических общностей - «род» и «язык». Существовал еще один термин, который используется летописцем для осмысления сущности описываемого явления достаточно широко. Это термин «земля». На первый взгляд кажется, что слово это не имеет отношения к сфереэтноса, алишь к территории. Однако это не так. Внимательный анализ всего круга значений показывает, что во многих случаях появлялось значение «народ»13. Можно привести целый ряд примеров - первый находим в самом заголовке «Повести временных лет» - «Откуда есть пошла земля русская». Здесь «земля» употреблено в смысле нерасчлененном: и народ, и территория (народ - в первую очередь, так как территория не имела в мировоззрении той эпохи такого большого значения как придается ей сейчас14"), откуда-то «пойти» мог именно народ. В этом смысле близким этому слову было слово «страна», значение которого также отличалось от современного. Это было не просто «государство» и «область»15 Разница между «землей» и «страной» только в том, что «страна» употреблялось для чужих земель, для Руси это слово как правило не использовалось (что понятно: страна - сторона- сторонний - странник - stranger /чужак/). В древнерусской литературе часто земля/страна это широкое понятие, в котором было интегрировано представление о территории, объединяющей некую человеческую общность, со своими жизненными устоями, нравами, обычаями и властью. Именно так употребляет это понятие митрополит Иларион в своем «Слове»: «Хвалить же похвальными гласы Римская страна Петра и Паула, имаже веровашавъ Исуса Христа, Сына Божиа; Исиа и Ефесъ, и Патмъ Иоанна Богословьца, Индиа Фому, Египетъ Марка. Вся страны и гради, и людие чтуть и славять коегождо ихъ учителя, иже научиша я православней вере. Похвалимъ же и мы, по силе нашей, малыми похвалами великаа и дивнаа сътворыиааго нашего учителя и наставника, великааго кагана нашеа земли Володимера, вънука старааго Игоря, сына же славного Святослава, иже в своалетавладычествующе, мужьством же и храборъством прослуша въ странах многах, и победами и крепостию поминанются ныне и словуть. Не въ худе бо и неведо- ме земли владычьствоваша, нъ в Русьске, яже ведома и слышима есть всеми четырьмя конци земли»16. Отзвук самостоятельного значения слова «страна», несводимого ни к государству, ни ктерритории, ни к народу в отдельности, а объединяющего все эти понятия, в современном языке сохранился, например, в выражении «дальние страны». Именно к такому понятию, к земле/стране и вел свое рассуждение Нестор, и доведя объяснение до границ понимания, обусловленных этим термином, он остановился. Он рассказывал не о генезисе государства, не о происхождении народа, а именно о земле/стране в древнерусском ее значении. Он писал отой общности, которая реально существовала, и употреблял для этого термин, лучше всего к тому подходящий. «Русь» в ПВЛ не «язык», не «род» и не «княжество», - это земля/страна. Народ ее населяющий, происходит от Иафета и говорит на славянском языке, на котором говорят многие люди не в одной только Руси. Название свое и княжеский род страна эта получила от чужого народа - варягов-руси, которые, в лице своего князя были приглашены для наведения порядка-примерно так может быть передана концепция русской общности в «Повести временных лет».

Особый пункт построений летописца - религия. Принятие христианства и образование русской митрополии стало важным этноконсолидирующим фактором17. Наряду с княжеским родом, церковная организация служила объединяющим началом, действие которого не прерывалось даже тогда, когда русские городские волости переживали период политической разобщенности. Конфессиональные отличия играли роль принципиального критерия отделения «своих» от «чужих». Однако православная вера воспринималась как национальная лишь на бытовом уровне. И хотя в повседневной жизни «бытовая» классификация чужаков строилась по преимуществу не по национальному, а именно по религиозному признаку18, в сфере идеологий, в представлении ученого- книжника православие не имело значения символа национальной специфики. Как раз наоборот. Испо- ізедание христианства было характеристикой, при помощи которой летописец вводил Русь в общность высшего порядка - мир праведно верующих стран: «Мы же, христиане, елико земель, иже верують в святую Троицю и в едино крещение, и в єдину перу, закон имам одинъ, елико в Христа крестихомъся и в Христа облекохомся»19 Отделяя Русскую землю от беззаконных и нечестивых народов, православие делало ее частью светлого мира народов «правильных», обозначая тем самым ее положение во вселенском противостоянии сил добра и зла.

Таким образом, пути осмысления феномена Руси летопис- I

іем в достаточной степени отличались от того шаблона, с которым часто подходят к его произведению исследователи наших дней. Он отвечал на вопросы, существенно отличающиеся от тех, которые занимают современного ученого, и ответы на которые наука пытается найти в его произведении. В центре его внимания - не народ и не государство (представляющие основной интерес для современного человека), этнические и политические отношения - для него лишь элементы сложной картины, не имеющие :амостоятельной ценности. В центре его внимания -земля/стра-

именно в рамках этого понятия конструируется осмысление /ню и политогенетических процессов в «Повести временных лет». Понятие земли/страны широко используется на страницах летописного труда. Границы этого понятия существенно отличаются от современного значения слова «страна», подобно тому как существенно отличается понятие «философия», которое в древнерусской культуре включало в себя без разделения многие отрасли гуманитарного знания, институализировавшиеся ныне в отдельные дисциплины20 Земля/страна это и территория (границы которой определяются достаточно приблизительно - как перечень географических ориентиров мест расселения ее обитате- ей, прежде всего бассейнов рек, а кроме того лесов, озер, гор, торговых путей), и общность, культурное и политическое пространство взятое в неразделимом единстве.

Происхождение от Иафета, славянский язык и грамота, название и княжеская династия от пришлых варягов-руси, включенность в христианский мир - вот координаты, описывающие положение Русской земли среди других стран в «Повести временных лет».