КИТАЙСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ И КИТАЙСКАЯ СТРАТЕГИЯ

Китая на протяжении тысячелетий представлял собою особый мир, отличающийся от близких и дальних соседей не столько внешними данными, но прежде всего своеобразием своей духовной культуры и незыблемостью традиций.

В то время, как по всему миру начали развиваться взаимные контакты и вместе с тем взаимодействие культур, Китай продолжал оставаться местом недоступным для иного этнического влияния.

«В этой стране, - говорил известный географ Риттер1, - народ, как будто на острове, обособленный от остального мира, развился, в эгоистическом самодовольстве так оригинально, выработал себе такую этнографическую индивидуальность, что личные особенности отдельного человека необходимо должны были чрезвычайно сгладиться ею. Характер народа поглотил тут характер личности. Но не только природа страны и отдельность ее положения, окруженного горами, морями и протягивающеюся на 300 миль китайскою стеною, произвели однообразие типа людей; в том же направлении действовали монгольское происхождение этого народа и врожденное свойство его приспособляться к самым разнообразным условиям климата, крепко

сохраняя прежний образ жизни, прежние нравы»2. *

У восточных народов, по мнению многих историков и этнографов, национальный тип преобладает над индивидуальностью; у китайцев это явление было развито в высшей степени. Это тем не менее не мешало им исповедовать мысль о необходимости достижения каждым предела

совершенства, выраженную, прежде всего, в учении Конфуция.

*

Своеобразие китайского миропонимания и Пути к совершенству личности базировалось на двух началах: во - первых, некой модели совершенной личности, где мудрое недеяние (не пассивность, как это может показаться на первый взгляд) является образцом добродетели; во - вторых, обращением к неиссякаемому источнику этой добродетели - живой природе, функционирующей по величайшим и непостижимым Законам, которые следует понять и по которым следует строить свою личную, общественную профессиональную жизнь и деятельность, в том

числе, военную.

Идеи эти, по своей глубине и непостижимости, для европейца и азиата-некитайца звучали (и звучат) ныне как парадоксальные, противоречащие здравой логике и практике жизни. Если, к примеру, для немца предписание, устав, закон и т.п. правовые регуляторы его поведения и деятельности являются неукоснительными для исполнения, а все его шаги строго регламентированы, не требуют ни игры сознания, ни воображения, а лишь заставляют его подчиниться предписанию, то для китайца, воспитанного в духе конфуцианства и национальной традиции, важна не строгая норма предписания, а Идея для жизни или деятельности, воплощение (реализация) которой требует не только простора фантазии и воображения, но и учета чрезвычайно многих

объективных (закономерных, естественных) факторов.

*

Истинный китаец (т.е. конфуцианец по мировоззрению и стилю жизни) - это практический философ, ученый - практик, который вобрал в себя огромный поток знания предшественников, но при этом не утратил способности гибко и адекватно реагировать на все естественные изменения жизни и сообразно этим изменениям

принимать решение и воплощать его в жизнь.

*

Относясь к жизнь как явлению «тысяча и тысяча раз изменчивому», китаец тем не менее не «тонет» в этих изменениях, а пытается выявить ведущую тенденцию их (изменений) и совершить восхождение на новую ступень воззрения и действия, где ему станет ясно и понятно действие ранее открытой закономерности, но уже в новом, более

совершенном, свете.

*

Этот разумный консерватизм удерживает китайцев от поспешных обобщений и выводов, вызванных тем или иным открытием или событием. Он сдерживает радикалов, реформаторов и т.п. и не позволяет им разрушить содеянное на протяжении столетий в угоду

политической и прочей конъюнктуре.

*

Тот же разумный консерватизм побуждает китайцев присматриваться к тому, что делают другие народы. В то время как другие народы или же всецело отвергали все инородное или же бездумно заимствовали чужое и теряли при этом свое национальное лицо, китайский быт обладал такой силой, что все чуждое перемалывал без остатка и последствий для своего национального характера и

традиций, а все полезное - обращал себе на пользу и во благо.

*

Жизненность китайской традиции (в самом широком смысле слова, как мировоззрения, быта и стиля жизни) заключена на наш взгляд в особой религии (конфуцианстве), которая наподобие брони одела и защищает душу китайца, ставит его выше быстро текущего положения

и обстоятельств жизни, помогает превозмогать трудности.

*

Китайская военная наука, основанная на тех же самых началах, что и жизнь китайца вообще, удивительна по своей сущности и весьма благостна в своей практической области. Возникшая в самые отдаленные годы и ставшая известной всему миру не так давно (несколько столетий назад), наука эта поражает воображение европейца своей утонченностью, глубинным смыслом и практической

направленностью.

*

Ценность этой науки для всего человечества заключается в том, что китайская военная мысль заключает в себе совершенно иное (чем в классической военной науке, прежде всего, греко-римской, а позднее - немецкой, французской и т.п.) отношение к войне, военному делу, победе и поражению, месту и роли полководцев, военачальников и

личного состава.

* Самая примечательная и отличительная особенность китайской военной мысли состоит в том, что древние китайские полководцы создавали и апробировали свое воинское искусство не в тиши кабинетов, за столом, а на поле боя, в непрерывных боях и сражениях. Их жестким экзаменатором выступал противник, а судьей в разрешении

споров о достоинствах их доктрин - победы и поражения.

*

Если полководцы разных государств стремились усовершенствовать военный строй (боевой порядок), организацию войск, оружие, то древние китайские полководцы обращали свое внимание на дух войск и его стремились довести до высочайшей степени. То же самое, но в обратной степени, они делали по отношению к противнику, стремясь

низвести боевой дух его войск до максимально низкой отметки. *

Впервые в мире китайские полководцы заявили об умении побеждать противника, не вступая с ним в сражение. Именно это

умение они возвели в ранг высшего военного искусства полководца.

*

Политики и выдающиеся военачальники мировых держав всех времен и народов до сих пор не осознали всей глубины «стратегии непрямых действий», продолжая практику вооруженной конфронтации. До сих пор бряцание оружием, военная угроза, агрессия считаются радикальным и эффективным средством достижения политических или экономических интересов одних стран за счет других. Военно- политические авантюры продолжают изумлять здравомыслящих людей своей непродуктивностью и ущербностью прежде всего для их

инициаторов.

*

С точки зрения подготовки офицерских кадров, древняя китайская военная наука представляет собою тот живительный источник, который позволяет влить в организм офицеров то лекарство, которое излечивает от шаблона, рутины, солдафонства, плацпарадности и прочих мертвящих душу офицера - воина ядов. Знакомство с идеями выдающихся древнекитайских полководцев открывает перед стремящейся к познанию душой офицера кладезь умнейших и мудрейших примеров, помогающих отличать настоящее военное дело и боевое искусство от подделки под него, фальшивки, обмана и просто

военного невежества.

*

Все выше изложенное, позволяет сделать следующий вывод: древнекитайские трактаты по военному искусству продолжают числиться в боевом арсенале перспективных командиров и

военачальников. Вместе с приказами старших начальников, боевыми уставами и наставлениями следует отвести достойное место трактатам Сунь-цзы, У-цзы, учению Тай-гуна и другим трудам выдающихся древнекитайских полководцев.