1.1. Философско-социологические и естественнонаучные основы теории экстремальности
Исходное понятие «экстремум» (лат. extremum - крайнее, предельное), как это было открыто еще античной наукой, указывает на предельное состояние в существовании вещей. Экстремумы воспринимались как своеобразные феномены, образующие, по сути, границы меры существования вещей. В теоретическом выражении указанное выше понимание экстремального утверждало, что та или иная величина, характеризующая состояние, процесс или структуру, принимает крайнее (условно - минимальное или максимальное) значение. Замечалось, что с превышением этих границ и этих значений, вещи перестают быть самими собой и обретают иное существование. Обыденное и научно-философское осмысление и открытие такой экстремальной формы изменений прочно утверждается в практически применяемых экстремальных принципах, регулирующих деятельно-преобразующую активность человека в этих ее особых «пограничных» с опасностью и угрозой жизни областях. В самих истоках научного мировоззрения наблюдается зарождение философского осмысления экстремальных явлений и процессов. Так, самые первые идеи античной философии об экстремальном, развиваемые в учениях «о предельном», «о мерах вещей» и «о дисгармонии», учили избегать «крайностей», соблюдая исключительно важный для существования вещей и жизнедеятельности людей принцип «меры во всем». Заметим, что на это уже обращал внимание один из основоположников древнегреческой философии - Фалес из Милета. Основоположник диалектики Гераклит считал, что «мера есть тот ритм и порядок, которому подчиняются радость и горе, удача и бедствие, необузданное и кроткое - все существующее: и человеческая жизнь, и игра стихийных сил, и сам космос. Отступление от меры, нарушение ее неизбежно приводит к состоянию дисгармонии, как относительному преобладанию одной из сторон противоположностей над другой... напряженному равновесию «расходящихся» противоположностей... и последующему превращению вещей» [23, с. 79]. Чрезмерное преобладание одной из противоположностей над другой означает дисгармонию и приводит к исчезновению вещи. Устойчивость и прочность вещей относительны и временны. Вещи и процессы сменяют друг друга в определенных границах согласно мере. Только мера, знание ее и следование ее закону приводят к победе разумного над всем стихийным, необузданным и неразумным [23, с. 83]. Таковы взгляды философа Гераклита на сущность экстремального как формы изменений и на его объективное содержание. Проблемы экстремального привлекают внимание и Платона. В его диалоге «Филеб» сущность экстремального в «субъективном содержании» излагается так, что это «.все, что представляется нам становящимся больше и меньше и принимающим (состояния) «сильно», «слабо» и «слишком», а также все подобное этому.» [78, с. 28]. В дальнейших рассуждениях о категориях «предельное и беспредельное» экстремальность характеризуется как сверхпредельное и. разновидность беспредельного. При этом Платон особо отмечает, что «предельное» служит человеку «мерой для меры» [78, с. 29]. Значительное внимание анализу проблемы экстремального уделяет Аристотель. В его трактате «Метафизика» содержится глубокое осмысление «экстремального» как актуальной категории, характеризующей одну из принципиально важных сторон диалектики всего существующего. «Как выражение состояний и свойств существующего, последнее - предельное, а первое - беспредельное (единое же состоит из того и другого)» [3, с. 76]. «Пределом называется граница (to eschaten) каждой вещи» . «О пределе, - замечает Аристотель, - говорится в стольких же замечаниях, в скольких и о начале, и еще больше, ибо начало есть некоторый предел, но не всякий предел есть начало» [3, с. 169-170]. Аристотель и его последователи рассматривают экстремальность как естественную и даже целесообразную форму действительного существования вещей. Экстремальность при этом полагается главной конечной причиной, к которой стремится природа и, следовательно, в качестве одного из универсальных ее законов, ибо окружающая нас область чувственного мира постоянно охвачена уничтожением и возникновением. В связи с конкретными практическими задачами своего времени, получая свое дальнейшее развитие и содержательно обогащаясь в теоретическом отношении, проблема экстремальности продолжает привлекать внимание ученых также и в средние века. Ее философский анализ мы находим в «теории экстремумов» Николая Кузанского (1401-1464), дальнейшая разработка идей которого была продолжена Джордано Бруно (1548-1600). В частности, в пантеистической концепции миропонимания Н. Кузанского впервые обосновывается (естественно, в соответствии с его теологическими воззрениями) необходимость применения принципа экстремальности в качестве особого принципа объяснения (познания) «творения» и существования, а также смены конкретных предметных форм и явлений действительности. Созвучны античным мысли Н. Кузанского о том, что через экстремальное возникает все многообразие конкретного мира, «творимого» Всевышним как абсолютным бесконечным Максимумом. При этом основным принципом «творения» форм действительности признается экстремальный принцип ограничения. Повсюду лишь последовательное ограничение целого приводит к возникновению соответствующих частей его или минимальных форм, сохраняющих в то же время свойство потенциальных максимумов. Все существующее, каждый предмет и явление находятся в своем существовании между максимумом и минимумом как экстремумами своего бытия. «Начало, середина и конец всякой формы есть актуальные формы» [54, с. 338], в которых «измеряющий рассудок» устанавливает «рассудочный порядок существования» [54, с. 343] вещей и всего происходящего. Именно поэтому принцип экстремального и постижения форм в их «выступлении за пределы (excessu)» [55, с. 99] объявляется Н. Кузанским применимым ко всем исследуемым областям действительности. И если, познавая такие состояния бытия вещей и явлений, сводить экстремумы к количеству, то максимальное есть количественно великое, а минимальное есть количественно максимально малое. Очищая экстремумы от количества, мысленно отбрасывая большое или малое, становится очевидным, что экстремальное в действительности есть превосходящая, чрезвычайная степень сущего. «Освободи максимальность от максимально малого и максимально большого, чтобы увидеть (ее) саму по себе, не ограничиваемую в малом или великом, и ты увидишь абсолютную максимальность» [54, с. 382]. В отношении же измерения экстремумов рассудком Н. Кузанский замечает, что «рациональная мера действует лишь по сю сторону вечности и настолько далека от всякой соизмеримости с ней» [54, с. 343]. Джордано Бруно, один из величайших представителей эпохи Возрождения, придал философской теории экстремумов более выраженный естественнонаучный характер. В диалоге «О причине, начале и едином» он особо обращает внимание на то, что «...не только для проникновения разума в глубинные тайны природы вещей должно исследоваться наибольшее и наименьшее, противоборство самых крайностей. превращение противоположностей друг в друга в дове денных до крайностей состояниях. Вне применения принципов экстремального, - отмечал Дж. Бруно, - не может работать ни физик, ни математик, ни философ» [17, с. 93, 97]. Последующее углубление философского осмысления и научного обоснования принципов экстремального, актуальных как для познавательной, так и для практической деятельности, осуществляется на фоне убедительной критики различных идеалистических, в частности, теологических спекуляций вокруг сущности экстремального. При этом для того времени наиболее характерна философская критика теологических постулатов о «предустановленной гармонии» всего сущего и непротиворечивости бытия, а также содержательно противоположных тезисов о предопределенности различных катаклизмов и катастрофичности бытия. Научные представления о сущности, объективном содержании и основных принципах экстремальности в Новое время были обогащены естественнонаучными идеями Г. Лейбница (1646-1716), выдвинутыми в его учении «о динамизме монад» и «исчислениях бесконечно малых величин». Так, в трактате «Об основных аксиомах познания» Лейбниц замечает, что во всем многообразии своего проявления пределы выступают как «различимые состояния», или «моменты, точки, границы., приписываемые [...] явлениям и процессам, хотя объективно таковые являют собой «модальности непрерывности» [62, с. 382]. Поскольку «в разуме существует естественная склонность к истинному вообще и к каждой ясно понятной истине в частности» [...], такие истины, как экстремум, являются «метафизически необходимыми» [62, с. 140, 336]. В «Теодицее» Лейбниц отмечает принципиально важную мысль о том, что событийные (или в нашем понимании - ситуационные) «.границы возникают и от природы субъекта» [63, с. 385], то есть имеют в своем генезисе и содержании также субъективный аспект. Следовательно, они и не могут рассматриваться иначе, как возникающие а subjecto. В разрабатываемой им монадологии как учении о самоорганизации и саморазвитии явлений мира указывается не только на неизбежность радикальных качественных изменений, переходов одних качественных состояний в другие в процессах самоорганизации сущего, но и впервые обращается внимание на то, что развертывание таких процессов не имеет и не может иметь однонаправленного, то есть линейного, характера. Динамизм радикальных преобразований обуслов- *ы* *ы* *ы* *ы* 1 Г ливает целый спектр возможностей для дальнейших изменений. При этом реализуется та из них, для которой оказалась благоприятной сложившаяся в «пространстве возможностей» конфигурация в содержании претерпевающей изменения монады [63, с. 145]. Таким образом, уже тогда Лейбниц по существу гениально предугадал одну из основных закономерностей экстремальных процессов - нелинейность радикальных изменений, предопределяющую сложность переходов в «пограничных» состояниях и многообразие обусловленных этим возможных качественных преобразований. Размышления Лейбница о возможности исчисления пределов как актуальных метафизических точек, с которой непосредственно связан созданный им вариант анализа бесконечно малых величин, способствовали разработке новейшей теории пределов. Открытие в наше время явления нелинейности и закономерности нелинейных преобразований подтверждает эти гениальные идеи. Нелинейность как закономерность и метод находит в современном научном познании широкое применение в математике, термодинамике, астрофизике, синергетике и в других науках. Она становится всеобщим методом, позволяющим диалектически анализировать как порядок, так и хаос в самых разнообразных экстремальных процессах действительности. Дальнейшее развитие научных представлений о сущности и объективном содержании экстремальности связано с философским учением Г. Гегеля (1770-1831). Хотя специально Гегель экстремальные ситуации не выделял, его подход к анализу категорий «качество», «количество», «движение», «мера» и другим важнейшим понятиям позволяет понять сущность диалектических переходов. Обосновывая характер действия фундаментальных, всеобщих диалектических законов развития сущего, диалектики действительного и возможного, действительного и случайного, случайного и необходимого в реальных процессах бытия, мышления, природы и общества, Гегель исследовал универсальные глубинные закономерности их развития, актуальные для осмысления сущности экстремальных изменений. Г. Гегель внес существенный вклад в диалектическое понимание категории «меры» и ее пределов. Он подчеркивал: «Все вещи имеют свою меру, то есть количественную определенность, и для них безразлично, будут ли они более или менее велики; но вместе с тем это безразличие также имеет свой предел, при нарушении которого (при дальнейшем увеличении или уменьшении) вещи перестают быть тем, чем они были» [22, с. 314]. Мера, таким образом, трактуется им как интервал или диапазон, в границах которого вещи и явления, изменяясь, сохраняют, тем не менее, единство своих качественных и количественных параметров, то есть остаются идентичными самим себе (самотождественными). В учении Гегеля мера выступает в качестве несущей конструкции гносеологической процедуры оценки действительности и в своем развертывании может приобретать статус критерия «особости» либо «качественной индивидуальности» того или иного объекта или явления, а также «пределов» их существования в происходящих и производимых изменениях. С точки зрения Гегеля, мера - это количественная граница данного качества; она суть граница, в которой качество (любой предмет, процесс, система, событие) проявляется в своей определенности. Категория «мера» выражает взаимосвязь и взаимообусловленность качества и количества. Мера выступает как интервал количественных изменений, в пределах которого вещь сохраняет свою качественную определенность. Поэтому границы меры нельзя отделить от представлений о границах самих явлений и процессов, возможного, наибольшего и наименьшего, пределах, краях, то есть об экстремумах. Именно в этом аспекте мера есть преимущественно граница, которая отнюдь не условна и неуловима, а всегда - конкретная, определимая грань, за которой начинаются радикальные и парадоксальные изменения - экстремальности. Гегель показал, что накопление количественных изменений отражает необходимые условия скачка при переходе от одного качественного состояния к другому и что эти границы являются всеобщими характеристиками организации бытия, как «принципы того, что они ограничивают...» [22, с. 90]. При этом экстремальные изменения имеют взрывной характер и осуществляются в скачкообразной форме. Именно поэтому для понимания сущности экстремальных процессов исключительно важное значение имеет разработанная Гегелем философская категория «скачок», которая непосредственно отражает сложный процесс перехода от старого качества к новому, когда количественные изменения выходят за границы меры. Содержанием скачка является сложное переплетение двух процессов - исчезновения старого качества и возникновение нового, а также установление нового единства качества и количества. Существо скачка состоит в том, что силы и тенденции, направленные на нарушение устойчивости, целостности объекта, его качественной определенности, получают преобладание над силами, способствующими сохранению этой устойчивости. При приближении к границе меры нарастает несоответствие между консервативной стороной - старым качеством и нарастающими количественными изменениями. При выходе за пределы меры, к ее границам или экстремумам, происходит скачок, ломка и отрицание старого единства противоположностей (количества и качества), наступает переход к новому качеству и вместе с тем закладывается новое единство качества и количества. Методологическое значение для понимания экстремальности имеет и философская категория «отрицание». Гегель рассматривал отрицание как всеобщую форму развития, которая осуществляется не по прямолинейной «фазовой траектории», а по эллиптической спирали, когда вновь достигается первоначальный исходный пункт, но на более высокой ступени. При этом важно учитывать, что понятие «отрицание» тесно связано с рассмотренным выше понятием «скачок». И хотя эти понятия близки, необходимо все-таки их различать. Скачок как переход от старого качества к новому, от одной меры к другой, есть «перерыв постепенности». Процесс же отрицания начинается еще до скачка, в рамках старой меры, и продолжается после него, в рамках новой меры. Иными словами, длительность отрицания как процесса оказывается большей, чем длительность скачка. Различие отрицания и скачка имеет важное значение при исследовании назревания и развертывания чрезвычайных ситуаций и катастроф, когда наряду с собственно катастрофической фазой, выделяются фазы предкатастрофического и посткатастрофического развития [9, с. 19-20]. В этом контексте можно отметить, что отрицание начинается в доэкстремальный период, когда еще не происходит скачок. В свою очередь, скачок, по сути, совпадает с катастрофической фазой развертывания экстремальности. Отмечая изменчивость реальных процессов действительности от «спокойной устойчивости к неустойчивости», в том числе к экстремальности, как особому состоянию этой реальности, Гегель подчеркивает, что «вообще изменения бытия суть не только переход одной величины в другую, но и .иностановление., качественно иное, по сравнению с предшествующим существованием» [21, с. 466]. Вместе с тем предельное, «конечность есть наиболее упрямая категория рас судка» [21, с. 192]. Представляется, что любой процесс развивается только до определенных пределов, полагаемых категорией меры. Но «едва эти пределы будут нарушены, произойдет скачок, то есть “перерыв постепенности”, в котором возникает новое качество и соответствующие ему количественные определения.». Исходя из этого, замечает Гегель, «.математика природы. по существу своему должна быть наукой о мерах» [21, с. 436]. Особо указывается при этом на значение случайности в возникновении экстремальных процессов и состояний. Обращается внимание на два типа случайностей. Одни выступают в роли более или менее адекватного воплощения необходимости, взаимно «погашаясь» в массовом процессе и способствуя проявлению определенных закономерностей. Случайности другого типа, являясь для данного процесса чем-то посторонним, как бы вторгаясь со стороны, могут внести в необходимость серьезные, подчас роковые коррективы [21, с. 381]. Именно в такой подвижности реальных процессов мы встречаемся с действительностью и возможностью, случайностью и необходимостью, которые предстают перед нами в разных ракурсах и взаимопе- реливах. В ХХ столетии важнейшие философские направления и школы также содержали в себе «экстремальную составляющую». Кто же, например, не согласится с утверждением о том, что содержащийся в философии экзистенциализма («философии существования») углубленный анализ «пограничных ситуаций» актуален при изучении чрезвычайных ситуаций? Или с тем, что смена парадигм, научные революции и НИПы в новейших теориях К. Поппера, Т. Куна и П. Фейерабанда также содержат момент экстремальности? Так, в философии экзистенциализма, ставшей одной из ведущих философских школ XX века, вопросы существования человека в экстремальных условиях были особо актуализированы и по существу являлись одной из его центральных проблем. Известно, что экзистенциализм стал своеобразной гуманистической реакцией на многообразные социальные катаклизмы XX века: мировые войны, массовое уничтожение людей, тоталитарные режимы как отрицание моделей либерально-демократического устройства общества, репрессивное и нивелирующее влияние общества на человеческую личность, попрание человеческого достоинства, ее стандартизацию и шаблонизацию [2, т. 4, с. 234-236]. На наш взгляд, вполне правомерно утверждать, что экзистенциализм стал прямым порождением экстремальности нашего времени, то есть отражением в философском сознании катастрофичности общественного и индивидуального бытия. Отмечая указанную особенность экзистенциализма в контексте данной монографии, следует подчеркнуть, что одной из центральных проблем литературно-художественного творчества всегда была тема испытаний человека обрушивающимися на него бедствиями: болезнями и эпидемиями, ураганами и наводнениями, землетрясениями и пожарами, войнами и иными катастрофами различного характера. В каждом из этих случаев человек с его привычными условиями обитания, нормами и ценностями оказывался перед лицом необузданной стихии, несущей риск, опасность и смерть. Естественно, что подобными сюжетами изобилует мировая художественная культура. Иными словами, это та же центральная проблема теории социальной экстре- мологии - «человек в экстремальной ситуации», только не в естественнонаучной или философско-социологической форме, а в ее эсте- тически-образном, литературно-художественном осмыслении. В отличие от искусства, философия и наука постигают мир с помощью абстрактных, наиболее общих и предельных понятий. Соответственно философия экзистенциализма - это особый, рационально-критический тип мировоззрения, выраженный на специфическом, а порой экстремальном языке (страх смерти, абсурдность жизни, эмоциональный стресс, пограничная ситуация, грань моральной, интеллектуальной или физической гибели и т. п.). Для того чтобы выделить и проанализировать специфическую проблему «существование человека в экстремальной ситуации», необходимо уточнить с этих позиций некоторые исходные принципы и ключевые категории экзистенциальной философии. При этом возникают две группы вопросов. Во-первых, в чем заключается специфика экзистенциализма как философии и с помощью каких категорий раскрывается ее содержание и смысл? Во-вторых, как эта специфика и эти категории воспринимаются в контексте теории и практики предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций? Своеобразие экзистенциализма наиболее полно проявляется в обосновании и защите особой программы миропонимания, в центре которой находятся проблемы уникальности человеческого существования и развенчание культа разума, господствовавшего в классическом философском мировоззрении. Развенчание культа разума в философии XX столетия осуществлялось, прежде всего, на фоне и в процессе переосмысления катаст рофических последствий и кровавых уроков Первой и Второй мировых войн. Именно эти войны подорвали и дискредитировали господствовавшие в общественном сознании представления о силе и мощи человеческого разума. Особенно остро это переживалось в странах, потерпевших поражение в войне. Действительно, с позиций разума не просто понять и объяснить как в самых культурных и цивилизованных странах утверждаются варварские и бесчеловечные по своей сути фашистские режимы. Как в колыбели мировой и прежде всего европейской культуры, в один исторический миг были попраны все многовековые гуманистические традиции и задымили зловещие трубы концентрационных лагерей. Как можно объяснить и чем оправдать гибель не единиц, не десятков и даже тысяч человек, а многих миллионов людей. Почему вчера еще обычные и нормальные люди сегодня стреляют и убивают друг друга. Как в этих катастрофических условиях не потерять человеческое достоинство и самоценность личности, если, казалось, весь мир против человека? Все это позволило сделать выводы об иррациональности общественного бытия и индивидуального существования, что наиболее ярко проявляется в экстремальные периоды исторического развития. Исходный пункт философии экзистенциализма - индивид, взятый сам по себе, вне его общественных связей. По образному выражению, экзистенциализм - это философия, представляющая собой попытку рассуждать не с позиции зрителя, а с точки зрения самого актера, участвующего в жизненной драме. Уже в самих идейных истоках экзистенциализма (С. Кьеркегор, Ф. Ницше, Х. Ортега-и-Гассет и др.) были сделаны особые акценты на такие крайние состояния человеческого состояния, как страх и отчаяние. Эти акценты позднее сформируются в своеобразную философскую традицию, лежащую в самой основе экзистенциализма и которую в целом можно обобщить в формулировке - «существование человека в аномальном мире». Тем самым можно утверждать, что одной из центральных проблем экзистенциализма является проблема «человек в экстремальной ситуации». Подобная исключительно антропологическая позиция экзистенциализма сближает его с современной социальной экстремологией, поскольку как в первом, так и во втором случаях, объектом научных исследований является субъект (то есть сам человек или определенный социум) и среда его обитания под непосредственным воздействием разворачивающихся вокруг них и с их участием природных, техногенных и социогенных чрезвычайных ситуаций. Как правило, в этой ситуации человек находится на грани моральной, интеллектуальной или физической гибели. Именно при попадании человека в такие крайние, аномальные, критические ситуации (в философии существования они получили наименование «пограничных ситуаций») наиболее явно проявляется так называемая экзистенциональная сущность человека. Эта экзистенция всегда, в том числе и в обычной, повседневной жизни, скрывается в глубинных слоях существования человека, выражая единственность и уникальность каждого человека и его судьбы. Весь «парадокс экзистенции» заключается в том, что если в обычных условиях она имеет мало шансов для своего осуществления (так как она задавлена нормами, традициями, привычками, удобствами и т. п.), то в экстремальных условиях (в так называемых «пограничных ситуациях»), когда эти нормы, традиции, привычки и удобства катастрофически разрушаются, экзистенция может проявиться достаточно четко, выявляя истинную сущность человека, скрытую в обычной жизни. Различные представители экзистенциализма определяют пограничную ситуацию по-разному. Для М. Хайдеггера - это экзистенциальный страх, который в отличие от житейского страха не связан с боязнью потерять жизнь или жизненные блага, а представляет собой боязнь не найти такое предназначение, ради которого человек может добровольно пожертвовать жизнью и жизненными благами. Для К. Ясперса - это болезнь, вина, смертельная опасность и т. п. Для Ж.-П. Сартра - это «тошнота» или «дурнота», как переживание беспочвенности всех ожиданий; «скука», как предчувствие бесполезности любых практических начинаний. В том или ином случае пограничная ситуация - это переживание абсурдности жизни, обнаружение «зияющей пустоты ничто». В то же время для человека это единственное средство вырваться из обыденности и попытаться обрести самого себя. Или в понимании экзистенциалистов - посмотреть в глаза смерти. Такое подлинное существование выносить, оказывается, гораздо труднее, чем обыденное, в мире вещей. При этом свойствами экзистенции будут ее конечность, временность, историчность, ибо она обнаруживается в движении человека к потустороннему бытию, к смерти. Пограничные ситуации по своему существу представляют собой экстремальную ситуацию на уровне индивидуального бытия человека и особенно драматично они проявляются в условиях социальных кризисов и конфликтов. Если в обычных условиях у человека еще есть какие-то шансы сохранять свой хрупкий индивидуальный мир, то в эти периоды наступает абсолютное крушение и подавление индивидуального бытия. На практике это выглядит по-разному: вчерашние крестьяне, музыканты, учителя и рабочие, теряя свой подлинный облик и становясь безликой серой подавленной массой, превращаются в серую унифицированную массу безработных, солдат, беженцев, больных, заключенных или просто пострадавших. Так чуждое человеку общество со своими неподвластными личности жестокими законами окончательно обезличивает его и растаптывает индивидуальное бытие. Экзистенция наиболее явно проявляется при попадании человека в «пограничные ситуации». Это состояния острейшего эмоционального стресса, связанного прежде всего с переживанием страха смерти и абсурдности жизни. В пограничной ситуации человек находится на грани моральной, интеллектуальной или физической гибели. Именно в таком состоянии к нему приходит озарение и обретение собственного «Я» в ходе соприкосновения с высшим видом бытия - трансценденцией, которая представляет собой потустороннее бытие, непостигаемое и недоступное в условиях обычной жизни человека. Примерно таким образом выглядят осмысление и описание представителей экзистенциализма о пути человека к экзистенции, от затерянности во внешнем мире к обретению человеком своего «Я». Заметим, что подобное описание экзистенциалистского понимания сущности и содержания пограничной ситуации аналогично современным представлениям об особенностях, во-первых, самих чрезвычайных ситуаций и катастроф, а во-вторых, поведения человека в экстремальных условиях. Очевидно, что указанные выше принципы нелинейности изучения и анализа экстремальных, в том числе катастрофических изменений и «пограничных ситуаций», имеют общеметодологический характер, проявляясь как в экзистенциализме, так и в социальной экстремологии. В данном контексте следует обратить особое внимание на рассматриваемые экзистенциализмом качественно своеобразные два типа экстремальных ситуаций человеческого существования. Первый тип, согласно экзистенциальной теории, - это серьезные потрясения, дающие, однако, человеку определенный шанс возвращения на прежний привычный уровень жизни. Второй тип - критические экстремальные ситуации, которые бесповоротно перечеркивают сформиро вавшиеся и актуальные жизненные замыслы человека и предполагают трансформацию внутреннего мира самой личности, ее смысла жизни, программ жизнедеятельности. Как «философия существования» или «философия кризиса», экзистенциализм непосредственно обращается к анализу второго типа критических ситуаций человеческого бытия. Наиболее известные его представители М. Хайдеггер, К. Ясперс, Г. Марсель, Ж. -П. Сартр, А. Камю и другие рассматривают человека именно в состоянии переживания жестоких, критических и выходящих за пределы обычного ситуаций. В центр их внимания ставятся индивидуальные жизненно важные проблемы отношения человека к своему существованию, призванию и смерти, вопросы решения и выбора в экстремально критических жизненных ситуациях. При этом для экзистенциализма характерен вывод о том, что свобода сохраняется у человека в любой, даже самой крайней и катастрофической ситуации, и заключается в конечном счете в возможности выбирать к ней свое отношение. Указанные идеи философии экзистенциализма уже давно перешагнули казавшийся барьер абстрактности и замкнутости на себя. Как показывает практика реальных чрезвычайных ситуаций, они реально присутствуют в современных характеристиках критических для человека событий как особых ситуативных состояний, которые обостряют экзистенциальную сущность человеческого поведения. По сложившейся научной традиции философские исследования экстремальности сопутствуют естественнонаучным исследованиям и всегда дополняют друг друга. Возникнув в колыбели философской мысли Античности и пройдя через все этапы и вехи ее развития вплоть до нашего времени, философские представления об экстремальной форме изменений имели огромное влияние и сыграли выдающуюся роль в развитии естествознания Нового и Новейшего времени, послужив теоретической основой и стимулируя исследование естественными науками экстремальности в развитии разнообразных явлений и процессов в различных областях природной и социальной действительности. Философско-социологическое и общенаучное содержание принципа экстремального в Новейшее время значительно обогащается теориями особенностей, бифуркации и катастроф, конкретизируется, в частности, разработкой принципов наименьшего действия и оптимальности, открытие и обоснование которых связаны с творчеством таких видных ученых, как Д. Аламбер, Мопертюи, Патрик д'Арси, А. Пуанкаре, Х. Уитни, Ж. Кювье, Р. Том, Дж. Мазер, А. Андронов и др. За великими вариационными теориями Эйлера и Лагранжа, Г а- мильтона и Якоби также открывается необычайное богатство их философского содержания. Наиболее ярко проблемы экстремального развития плодотворно исследуются и проявляются в такой области знания, как современная теория катастроф (Ж. Кювье, М. Фуко, Р. Том, И. Пригожин, Е. Карантелли, В. Рафаэль и др.) [5]. В свое время основы теории катастроф были представлены известным естествоиспытателем, основоположником сравнительной анатомии и палеонтологии Жоржем Кювье (1769-1838) в его теории «прерывистых изменений, или катастроф». Именно Кювье впервые использовал и ввел в научный оборот само понятие «катастрофа». Согласно его теории, в истории Земли происходили геологические перевороты («катастрофы»), в результате гибла фауна и флора и возникали новые, более высокие по своей организации растительные и животные организмы. На основе выдвинутой им идеи катастроф Кювье объяснял качественные различия геологических пластов, складывающих нашу планету. При этом развитие природы в целом Кювье понимал как сумму по существу беспричинных (то есть сверхъестественных, «божественных») скачков, не обусловленных предшествующим состоянием материи. Основные идеи катастрофизма, выдвинутые Ж. Кювье и развитые продолжателями его учения, заключаются в следующих тезисах. Медленное эволюционное развитие в какие-то трудно объяснимые моменты внезапно прерывается кризисными ситуациями. Развитие не есть непрерывная последовательность, где каждое событие вырастает из прошлого и перерастает в будущее. Реально оно включает в себя ряд радикальных разрывов, поворотов и переломов, каждый из которых означает полное обновление возможностей, мысли и действия. В таком контексте термин «катастрофа» преимущественно используется для обозначения событий и обстоятельств, которые требуют чрезвычайных приспособительных реакций общности и индивида, превышают их способности и приводят, по крайней мере, временами к массовым разрушениям обычных функций общности или индивида. И все же основоположником современной теории катастроф считается не Жорж Кювье, а французский математик-теоретик Рене Том, опубликовавший в 1972 году книгу, в которой изложены основы «общей теории развития», применимой к построению моделей самых разнообразных природных и даже социально-экономических процессов. Именно Рене Том, а затем и английский тополог-прикладник Кристофер Зиман, ввели в современный научный оборот термин «теория катастроф». Вскоре эта теория сделалась модной, быстро росло число прямо либо косвенно связанных с ней научных публикаций. Рене Том активно и небезуспешно занялся пропагандой методов теории катастроф. Как пишет один из самых авторитетных российских ученых- катастрофистов В. И. Арнольд, Рене Тому принадлежит заслуга в разработке основы общей теории катастрофических процессов, применимой к объяснению любых процессов критического характера. Выдвинутая им теория катастроф или, точнее, теория катастрофических изменений, позволила в единой закономерной связи исследовать и эволюционные процессы, и состояния устойчивости, и качественные катастрофические преобразования динамических систем самой различной природы [4, с. 20-21]. Отдавая должное Рене Тому, как одному из основателей современной теории катастроф, следует, однако, подчеркнуть, что еще задолго до выхода его трудов этой проблемой занимались многие видные представители науки. В частности, русский ученый И. Вышнеградский (1819-1895) заложил основы, а А. Ляпунов (1857-1918) оформил как самостоятельный раздел науки управления теорию устойчивости динамических систем. Позже математик-академик А. Андронов вместе со своими учениками еще до Второй мировой войны развил идеи А. Пуанкаре в области качественной теории дифференциальных уравнений. Именно А. Пуанкаре почти сто лет назад заложил принципиальные основы новых теоретических подходов к решению дифференциальных уравнений, впервые ввел такие понятия, как «структурная устойчивость», «динамическая устойчивость», «критические множества» и разработал так называемую «теорию бифуркации динамических систем». А. Пуанкаре особенно интересовало качественное изменение в поведении системы при изменении описывающих ее параметров. Однако тяжелая болезнь не дала ему возможности довести свои идеи до логического завершения. И до 30-х годов, пока советские математики А. Андронов и Л. Понтрягин, разрабатывая концепцию структурной устойчивости, вновь не обратились к идеям французского ученого, работы по дальнейшему развитию теории А. Пуанкаре практически прекратились. На этой основе дифференциальная топология и качественная динамика были синтезированы Д. Смейлом, а затем Х. Уитни в топологическую теорию динамических систем, называемую «теорией особенностей гладких отображений», которая по существу представляла собой не что иное, как исследовательскую программу А. Пуанкаре, сформулированную на современном математическом языке. Общий смысл теории особенностей заключается в том, что она представляет собой грандиозное обобщение исследования функции на максимум и минимум. В данной теории функции заменены отображениями, то есть наборами нескольких функций нескольких переменных. В 1955 году американский математик Хасслер Уитни опубликовал работу «Об отображениях плоскости на плоскость», которая заложила основу новой математической теории - теории особенностей гладких отображений. Отображение называется гладким, если его функции дифференцируемы достаточное число раз. Отображения W ТЛ W гладких поверхностей окружают нас повсюду. В действительности большинство окружающих нас тел ограничено гладкими поверхностями. Все видимые границы тел - проекции ограничивающих тела поверхностей на сетчатку глаза. Приглядываясь к окружающим нас телам, мы можем изучать особенности видимых контуров. Х. Уитни заметил, что особенности, получающиеся при отображениях, встречаются только двух видов. Первые - складки - особенности, возникающие при проектировании сферы на плоскость в точках экватора (проектирование поверхностей почти всех гладких тел на сетчатку глаза имеет в общих точках именно такую особенность). Вторые - сборки - практически никогда не замечаемые особенности, получаемые при проектировании на плоскость поверхности, на которой выделяемая парабола в проекции на горизонтальную плоскость отображается в виде полукубической параболы с точкой возврата (острием) в начале координат. Х. Уитни доказал, что всякая особенность гладкого отображения поверхности на плоскость после подходящего малого шевеления рассыпается на складки и сборки. Таким образом, видимые контуры гладких тел общего положения имеют точки возврата в местах, где проекции имеют сборки и не имеют других особенностей. При этом «катастрофами» называются скачкообразные изменения, возникающие в виде внезапного ответа системы на плавное изменение внешних условий [4, с. 12-13]. Наряду с теорией особенностей гладких отображений Х. Уитни, одним из источников теории катастроф является теория бифуркаций динамических систем А. Пуанкаре и А. Андронова. Эта теория показывает, что вне бифуркационных значений положения равновесия гладко зависят от параметров. Слово «бифуркация» означает «раздвоение» и употребляется в широком смысле для обозначения всевозможных качественных перестроек или метаморфоз различных объектов при изменении параметров, от которых они зависят. Для состояния бифуркации характерны: - дестабилизация режима функционирования системы и выход ее из состояния равновесия вследствие нарастания дисфункций; - перенапряжение наличных и резервных ресурсов, приближающееся к предельным критическим значениям; - усиление напряженности в системе взаимодействия, которая принимает перманентный характер; - состояние внутренней неупорядоченности, неустойчивости системы (период «энтропии»), при котором дальнейший процесс ее развития может иметь различные исходы; - потеря эффективности средств регуляции и управляемости системы. Именно при бифуркационных значениях параметров система резко, скачком меняет свое поведение. Подобная качественная ее перестройка, выражающаяся в скачкообразном изменении поведения системы в ответ на медленное (плавное) изменение внешних условий, и носит название «катастрофа». При подходе параметра к бифуркационному значению положение равновесия «умирает», слившись с другим (или же «из воздуха» рождается пара положений равновесия). В момент рождения (или смерти) оба положения равновесия движутся с бесконечной скоростью: когда значение параметра отличается от бифуркационного, оба близких положения равновесия удалены друг от друга. Устойчивое положение равновесия («узел») сталкивается при изменении параметра с неустойчивым («седлом»), после чего оба исчезают. В момент слияния на фазовой плоскости наблюдается картина необщего положения («седло - узел»). При этом система уходит со стационарного режима скачком и перескакивает на иной режим движения. Этот режим может быть другим устойчивым стационарным режимом или устойчивыми колебаниями, или более сложным движением. Установившиеся режимы движения получили в последние годы название «аттракторов», так как они «притягивают» соседние режимы (переходные процессы). Аттрактор (то есть «притягатель») - это притягивающее множество в фазовом пространстве. Аттракторы, отличные от состояний равновесий и строго периодических колебаний, получили название «странных аттракторов» и связываются с проблемой турбулентности. Если устойчивое положение равновесия описывает установившийся режим в какой-либо реальной системе (скажем, экономической, экологической или химической), то при его слиянии с неустойчивым положением равновесия система должна совершить скачок, перескочив на совершенно другой режим: при изменении параметра равновесное состояние в рассматриваемой окрестности исчезает. Скачки этого рода, собственно говоря, и привели к термину «теория катастроф». Еще А. Пуанкаре заметил, а А. Андронов доказал, что кроме описанной выше потери устойчивости положений равновесия, сливающихся с неустойчивыми положениями, есть еще два способа потери устойчивости: 1. При изменении параметра из положения равновесия рождается предельный цикл, устойчивость равновесия переходит ко всему циклу и равновесие становится неустойчивым. 2ТЛ W W W . В положении равновесия умирает предельный неустойчивый цикл, область притяжения положения равновесия уменьшается с ним до нуля и после чего исчезает, а неустойчивость передается равновесному состоянию. В общих однопараметрических семействах систем с двухмерным фазовым пространством никаких иных видов потери устойчивости не встречается [5, с. 35-36]. В свое время А. Пуанкаре высказал довольно интересное правило «особенности границ устойчивости» и «принцип хрупкости хорошего». Для того чтобы уяснить их сущность, изобразим систему, соответствующую какому-либо значению параметров, точкой на оси значений параметра. Изучаемая область разобьется тогда на две части в соответствии с тем, устойчиво или нет состояние равновесия. Таким образом, на плоскости параметров получается область устойчивости, область неустойчивости и разделяющая их граница устойчивости. В соответствии с общей стратегией А. Пуанкаре мы ограничимся семействами систем, зависящих от параметров общим образом. Оказывается, граница устойчивости может иметь особенности, которые не исчезают при малом изменении. Область устойчивости, в общем случае, располагается всегда «углами наружу», вклиниваясь в область неустойчивости. То есть для системы, при малом изменении параметров, более вероятно попадание в область неустойчивости, чем в область устойчивости. Это проявление общего принципа, согласно которому все «хорошее» (например, устойчивость) более хрупко, чем «плохое». «Хорошие» - это объекты, удовлетворяющие нескольким требованиям одновременно, «плохими» же считаются объекты, обладающие хотя бы одним из ряда недостатков. Очевидно, что при выборе системы, зависящей от параметра общим образом, более вероятно появление «плохого». В последствии Л. В. Левантовский доказал, что при любом конечном числе параметров сохраняется «принцип хрупкости хорошего» [4, с. 17-18]. Теория устойчивости нашла широкое применение на практике, особенно при определении уровня устойчивости самых разнообразных сложных систем. Значительный импульс в формировании научных представлений о механизме функционирования и развитии катастроф дала синергетика, оформление которой еще в 60-70-е годы прошлого столетия в качестве нового междисциплинарного направления тесно связано с научной деятельностью И. Пригожина, Г. Хакена и В. Эбелинга [48], [58], [70], [110], [126]. Синергетический подход, имманентно заложенный в саму методологическую основу теории катастроф, ориентирует на выявление общих закономерностей, лежащих в основе процессов самоорганизации, которые находят реализацию в системах различной природы. Ядро синергетики определяет модель системных преобразований или так называемая «концепция системных бифуркаций». Суть данной концепции состоит в том, что при нарастании дисбалансов система может попадать в точку бифуркации - состояние, когда прохождение через эту точку может для системы означать в лучшем случае - реструктуризацию, в худшем - нарушение системообразуюших параметров, приводящее к ее дезинтеграции [4, с. 129]. ТЛ W W В своей широко известной теории динамики неравновесных диссипативных систем один из создателей синергетики И. Пригожин вывел новые характеристики детерминации, в свете которых необра тимые, нелинейные поливариативно развивающиеся процессы в критических точках, называемых «бифуркациями», могут приводить к возникновению неопределенности и хаоса. Такие процессы приводят к возникновению множества различных, часто непредсказуемых, в том числе экстремальных ситуаций. Возникающие в таких случаях малые различия могут приводить к крупномасштабным последствиям. Иными словами, бифуркация - это состояние, когда система все время балансирует «на грани срыва», то есть перехода к такому состоянию, выход из которого возможен либо за счет реструктурирования системы, но на ином системном уровне, либо в направлении ее дезинтеграции. Вызываемые необратимыми, многовариантными по характеру и направленности процессами события способны приводить к различным флуктуациям. Особое внимание уделяется при этом таким флуктуациям, которые предопределяют переход системы в неравновесное состояние, ее качественное преобразование или катастрофическое разрушение, которые часто не поддаются детерминистическим предсказаниям [47, с. 138-143]. В целом можно отметить, что флуктуации превращают явления и проблемы бифуркаций (достаточно трудные сами по себе) в еще более трудные проблемы неравновесных фазовых переходов. Причем «именно в критических точках, то есть там, где система претерпевает свое макроскопическое изменение, флуктуации играют решающую роль» [110, с. 138-143]. Теория трансформации, как одна из ключевых концепций синергетического развития, анализирует самые различные сценарии «хаотизации» или экстремального морфогенеза. При этом раскрываются наиболее актуальные моменты и зависимости как жесткой (катастрофической), так и мягкой (кризисной) потери устойчивости или нестабильности процессов [4, с. 16-20, 21-30]. Как уже отмечалось, экстремальная ситуация в своем непосредственном развитии представляет собой диалектический трансформационный переход от нормы (упорядоченной деятельности и состояния субъекта) к состоянию критичности. Такой переход характеризуется и описывается концепцией трансформации определенными изменениями в фазовом пространстве экстремальности, которое может иметь в своем динамическом развертывании множество разнообразных ситуационных состояний. При этом под «фазовым пространством» («фазой развития») экстремальности понимаются максимумы или минимумы изменчивости процессов и систем, характеризующиеся достаточно радикально выраженной последовательностью тех или иных сменяющих друг друга качественных состояний [73, с. 97-100], [122, с. 92-103]. В силу особой значимости выявления динамики экстремальных переходов для анализа развивающихся при этом ситуационных состояний, модельно отобразим его типологический «фазовый портрет». В таком фазовом портрете экстремального перехода-развития с необходимостью выделяются следующие онтологические состояния: а) квазистационарное, «асимптотически устойчивое» [73, с. 14], представляющее собой исходное состояние ситуационной среды; б) энтропийное состояние, или неустойчивость, «соскальзывание системы к состоянию, лишенному какой бы то ни было ориентации» [104, с. 25] - в «хаотическую динамику» [73, с. 8], турбулентность, или «нерациональное» поведение; в) метаболическое состояние как состояние открытости системы в ее развитии для самоорганизации, «восприятия» ею свойств, отношений и параметров среды в качестве внешних воздействий; г) флуктуация, или состояние взаимопересечения необходимых и случайных событийных потоков, нарастания или обострения процессов; д) маргинальная устойчивость, представляющая собой границу между устойчивостью и неустойчивостью, «остатки устойчивости» в развитии процессов и состояний; е) бифуркационные критические состояния «смены пространственно-временной организации» [82, с. 50] в критических точках развития экстремальной системы, то есть состояние выбора системой одного из возможных вариантов развития, «быстрая, коренная перестройка характера развития системы» [71, с. 8], ее инновация; ж) локализация процессов - образование новых, диссипативных структур «временного» упорядочения процесса нестабильности, морфогенез; з) аттракция стабильности, или упрочение того или иного сформировавшегося состояния («инновационного порядка»). Согласно диалектической теории, переход количественных изменений в качественные может иметь различные формы. В частности, по актуальному здесь временному параметру он может: 1) быть быстрым или даже мгновенным переходом в новое качество; 2) продолжаться менее длительное время, чем протекал предшествующий количественный процесс; 3) совпадать или превышать временной интервал количественных изменений. Первые две его формы являются перерывом постепенности, скачками. Третья форма скачком не является, а представляет специфическую форму «качественной эволюции», сущностно отличающейся от «количественной эволюции» - изменений, происходящих в пределах меры. Так в самых общих чертах выглядит описание исключительно сложной динамики экстремальных ситуаций. В теории катастроф, представляющей собой одно из ответвлений теории динамических систем, проводится классификация разрешения экстремальностей в их фазовом пространстве или предельном цикле, позволяющая устанавливать качественно различающиеся типы поведения экстремогенных систем. В связи с этим отмечается, что «многочисленные особенности, бифуркации и катастрофы (скачки) возникают во всех задачах нахождения экстремумов (максимумов, минимумов), задачах оптимизации, управления и принятия решений в подобных условиях» [4, с. 40]. Вообще здесь проявляется «неисчерпаемое разнообразие неустойчивости» [110, с. 28], - замечает Г. Хакен. При этом в качестве наиболее актуальных состояний критичности для анализа развития экстремоситуативных процессов, как правило, выделяются, во-первых, флуктуации как состояния отклонений от нормы (от маломасштабных или «ненаблюдаемых» отклонений до макроскопических или «наблюдаемых»). Во-вторых, состояние критичности (возможность дифференцирования которой на докритиче- скую, непосредственно критическую или бифуркационную и по- сткритическую неустойчивость также имеет свои основания). Обобщая синергетические подходы, академик Е. М. Бабосов указывает, что в развитии экстремальных ситуаций особое значение приобретают их темпоральные характеристики диахронного развертывания [18, с. 19-21]. При их анализе целесообразно проводить четкое разграничение понятий «период» и «фаза» в режиме функционирования системы. В первом случае делается акцент на трех временных состояниях в сети функционирования системы: 1) период доэкстремального развития (проэкстремальная ситуация); 2) период, соответствующий непосредственно экстремальной ситуации; 3) период послеэкстремального состояния системы (трансэкстремальная ситуация). В свою очередь, в качестве фаз экстремального развития выделяются: а) предэкстремальная фаза - пограничное состояние между периодами доэкстремального и экстремального развития; б) собственно экстремальная фаза - несет в себе все характерные черты экстремумов; в) постэкстремальная фаза - выход системы из экстремального состояния. В случае если выход из экстремума осуществляется через верхнюю критическую точку, мы наблюдаем специфический вариант скачкообразного экстремального развития - катастрофу, который несет в себе реальную угрозу разрушения системы как целого и в большинстве случаев наносит невосполнимый ущерб, приводя к ее необратимым изменениям [1 3, с. 38]. Наконец, в период послеэкстремального состояния системы происходит ее выход из экстремального состояния. Он может протекать как путем прохождения через верхнюю критическую отметку режима экстремального функционирования, так и минуя ее, путем «затухания» амплитуды и частоты колебаний и возвращения системы в свое исходное положение. Вторая критическая точка, через которую проходит демаркация экстремальной ситуации, находится в фазе постэкстремального функционирования, вслед за которой наступает период трансэкстремального развертывания. Выход из этого состояния уже не может произойти путем «затухания» экстремального фона и возвращения в исходное положение. В состоянии критической, пороговой неустойчивости даже малые причины (изменения) порождают несоразмерно (своим объективным возможностям) большие следствия. «Перемежаемость», «концентрация», «резонансный» и другие синергетические эффекты взаимовлияния процессов приобретают нелинейный и лавинообразный характер. Именно поэтому в состоянии экстремальной неустойчивости возрастает в необыкновенной степени значимость стохастического фактора и его влияния на ход событий. Достигнув верхней критической отметки, экстремальная ситуация развивается по катастрофическому сценарию со всеми вытекающими из этого сценария последствиями и также имеет ряд определенных фаз: предкатастрофическую, собственно катастрофическую и посткатастро- фическую [13, с. 39-40]. Однако посткатастрофическое развитие, в отличие от простого постэкстремального, не достигшего верхней критической отметки, «...никогда не означает полного и безоговорочного возвращения к предкатастрофной нормальности данной системы» [13, с. 38]. Такая невозможность обусловлена тем, что происходят необратимые изменения в системе, а возникающее предельное истощение ресурсов неизбежно порождает необходимость привлечения внешних дополнительных средств для того, чтобы она могла придти к состоянию более или менее устойчивого равновесия. С необратимостью критических изменений всецело связана проблема ренормализации критических состояний. Диалектика их развития показывает объективную невозможность ренормализации процессов в бифуркационной стадии их развития. Посткритическое состояние развития экстремальности отождествляется с хаосом, осмысление которого также опирается на синергетические основы. Говоря современным научным языком, хаос есть такое состояние развивающейся системы, которое остается по мере устранения возможностей проявления ею своих свойств в ходе эволюции. То есть хаос - это объективное состояние, имеющее свои конкретно-определенные характеристики для тех или иных экстремально разрешающихся (разрешившихся) процессов. Практически его отождествляют с максимально возможной степенью неупорядоченности одних процессов по отношению к другим. Вместе с тем состояние хаоса выступает диалектическим звеном в (само)организации процессов, закономерным для диалектических переходов типа «порядок - беспорядок», «беспорядок - порядок», «хаос - хаос» (а также диалектические переходы от порядка одного уровня к порядкам более высокого или низкого уровней, исключающих состояние хаоса). Объективное понимание данного посткритического состояния позволяет и теоретически, и практически ставить вопрос о возможности количественной характеристики, то есть измерения степени хаотичности тех или иных состояний экстремальных систем, что особенно важно в процессе прогнозирования, предупреждения и ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций. Таким образом, проведенный анализ диалектики экстремоситуативного процесса позволяет сделать вывод о том, что экстремальная ситуация развивается как сложная динамическая система взаимодействия (отношений) объективных и субъективных факторов (элементов), обладающая синергетическими характеристиками и имманентно включающая в себя человека (субъекта) в качестве одного из важнейших своих элементов. При этом «ведущим центром» экстремоситуативного процесса выступает именно субъект, активно (либо пассивно) отражающий объективно-сложные условия своей жизнедеятельности (практики) и действующий (бездействующий) в интересах выхода из сложившейся ситуации и нормализации обстановки (либо смирившийся со своей участью). Однако такая картина нелинейных, необратимых многовариантных процессов отнюдь не означает проповеди индетерминизма. Напротив, она приводит к расширению границ возможных видов каузального истолкования реальной действительности и вытекающего отсюда целенаправленного поиска предупреждения экстремальных ситуаций и преодоления их негативных последствий. После того как Рене Том сумел объединить в рамках единой теории две далеко отстоящие ветви математики (теорию бифуркаций и теорию особенностей), а также указал на их многообразное практическое приложение, под «теорией катастроф» уже понимаются не только сугубо теоретические вопросы устойчивости, но и вопросы построения, исследования и прогнозирования динамики конкретных моделей вполне конкретных систем управления динамическими системами, что по существу и составляет ядро синергетики. Качественные методы синергетического исследования динамических систем позволяют выяснить их весьма существенные характеристики. Например, имеются ли в системе равновесные (стационарные) состояния? Устойчивы ли они и как меняется характер устойчивости при изменении внутренних и внешних параметров? Этим кругом задач занимается качественная теория дифференциальных уравнений. Не решая такие уравнения с целью нахождения в явном виде фазовой траектории системы, эта теория исследует общие закономерности поведения данной системы по самому виду исходного уравнения динамики. При качественном исследовании в основном используется метод «фазовой плоскости». Качественная теория дифференциальных уравнений позволяет, не решая исходного дифференциального уравнения, предсказать по виду фазовых траекторий на данной плоскости, как будет вести себя система в будущем. Фазовый портрет позволяет сравнительно просто выяснить те наиболее существенные («критические») значения данных параметров системы, которые делают ее неустойчивой. Именно такие значения данных параметров системы и называют «бифуркационными» [4, с. 45]. Построив фазовый портрет данной системы, можно узнать, будет она устойчива или нет, и от чего это зависит. В ряде важных для практики случаев фазовый портрет представляет собой набор «вложенных» друг в друга эллипсов, которые пересекают координатные оси в точках, именующихся «особыми». Именно в них скорость движения фазовой точки обращается в нуль, то есть система в этих точках «не движется», она «стационарна», иными словами, находится в состоянии равновесия. При этом состояние равновесия может быть устойчивым или нет: все зависит от фазового портрета системы, а он является своего рода слепком присущих системе свойств. В последние десятилетия, наряду с математической базой, особенно быстро наполнялась информационная составляющая теории устойчивости и катастроф. Было доказано, что слабость системы к адаптации и возможность ее разрушения определяется ее информационной насыщенностью. Как известно, сложная система обладает двумя противоположными свойствами: - энтропией, определяющей внутреннее разнообразие, степень свободы или хаотичность; - информацией, определяющей внутреннюю упорядоченность [71]. От степени хаотичности системы зависит ее способность изменяться и порождать инновации внутри себя. Максимальное увеличение энтропии ведет к хаотизации системы, а значит к ее исчезновению, что, кстати, предполагает теория катастроф. Информация же определяет структуру системы. Для того чтобы система могла называться системой в ней должен быть заложен некоторый необходимый минимальный объем информации, определяемой набором входящих в нее элементов и взаимосвязей между ними. Максимальное изменение информации системы лишает ее способности изменяться. Одновременное наращивание энтропии и информации в рамках одной системы невозможно, так как суммарный объем информации и энтропии внутри системы заранее определен и известен: I (Y) + H (Y) = const, где I (Y) - информация системы Y; H (Y) - энтропия системы Y. Таким образом, наращивая объем информации, система сокращает объем энтропии и наоборот. Как утверждал У. Р. Эшби в законе необходимого разнообразия, информация не может быть передана в большем объеме, чем это позволяет количество разнообразия, а потому только разнообразие может уничтожить разнообразие. То есть при создании информации для борьбы с растущим уровнем энтропии необходим некоторый уровень энтропии внутри системы. Вместе с тем система должна сохранять некоторый информационный уровень и некоторую структуру, чтобы продолжать оставаться именно той первоначальной системой. Таким образом, возникает проблема поиска оптимального соотношения энтропии и информации в сложных системах. Сложные системы, в том числе и социальные, способны регулировать соотношение объемов структурной информации и энтропии, подбирая наиболее рациональное. Этот процесс и есть движение системы к наибольшей устойчивости. Механизм этого движения заложен в самой системе и не требует помощи извне, но вместе с тем способен осуществляться только в случае свободного (ни чем не ограниченного) взаимодействия системы с внешней средой. Объяснить это можно диссипативными свойствами сложных систем, которые, сокращая энтропию внутри себя, увеличивают ее уровень во внешней среде. В том случае если сложная система наращивает информацию выше необходимого уровня и достигает ее максимального уровня, то при первом же изменении окружающей среды, требующем ответа в виде инновации, происходит молниеносный процесс перехода в точку максимальной энтропии. В поисках наилучшего соотношения информации и энтропии система способна перебирать неограниченное множество сочетаний. По утверждению Е. А. Седова, оптимальным является соотношение 80 к 20 %. В этом случае 80 % информации определяет целостность структуры, а 20 % энтропии остаются для того, чтобы система могла порождать инновации. Внутренние механизмы ограничения уровня энтропии сложных социальных систем состоят в ограничении свободы входящих в нее индивидов и могут осуществляться двумя способами: жестким регулированием извне (более простой вариант) и созданием условий для начала самоорганизующегося процесса развития культуры входящих в нее индивидов. Первый метод предполагает достаточно жесткое законодательное ограничение свободы индивида и создание искусственной системы регулирования заложенной в ней способности к разрушению. При этом существует ряд недостатков: с одной стороны, сложно создать жесткую систему ограничений и вести постоянный контроль ее соблюдения; с другой стороны, остается проблема неодинаковости индивидов: для кого-то степень внешних ограничений и контроля окажется недостаточной, а для кого-то излишней. Данный случай опасен тем, что способен подавить поток инноваций, исходящий от креатив- W ТЛ W ных личностей. В этом случае система падет жертвой самопроизвольного перехода от состояния излишней информационной насыщенности в состояние хаоса. Второй вариант развития механизмов саморегулирования - запуск самоорганизующегося процесса, результатом которого станет образование механизмов саморегуляции на уровне индивида, то есть ограничение свободы не механизмами вышестоящей системы, а ограничение разнообразия на более низких уровнях. Нахождение оптимального сочетания обоих механизмов - единственно возможный путь достижения и уровня энтропии, и уровня информации [71, с. 54]. Очевидно, что в ходе исследований в области экстремологии должны использоваться законы, методы, критерии и принципы естественных, технических и общественных наук, а методологические основы данной теории - базироваться на достижениях в целом ряде областей. Какие элементы из разных областей научных знаний наиболее важны и органически входят в современную экстремологию: - математика - методы математического системного анализа, математическая статистика и теория вероятностей, математическое моделирование, теории бифуркаций, решение некорректных задач прикладной математики; - физика - общая и прикладная физика элементарных частиц и твердого тела, радиоэлектроника, спектроскопия, физика атмосферы и земли, ядерная физика и энергетика, теория лазеров; - механика - жидкостей и газов, твердого деформируемого тела; - машиноведение - анализ и синтез технических систем, кинематика и динамика машин и механизмов, надежность, прочность и ресурс систем; - информатика и управление - кибернетика, теории управления, интегральных, автоматических систем и роботов, принятия решений; - химия - теория химических и физико-химических реакций, химия процессов и материалов, органическая и неорганическая химия, биохимия; - геология - комплексные методы геологии, геофизики и геохимии, океанологии; - обществоведение - основы государства и права, философии, социологии, экономики. Общая экстремология, базирующаяся прежде всего на современном математическом аппарате, существенно отличается от обычных естественнонаучных теорий. Чтобы оказаться полезной, она должна быть понята и востребована не только исследователями, но и инженерами, управленцами, руководителями. Поэтому в этой теории должна присутствовать большая гуманитарная компонента, содержащая глубокое и серьезное обсуждение проблем социальной экс- тремологии, тех коренных сдвигов в мировидении, которые принесли риски и катастрофы постиндустриальной эпохи. По существу, экстремология «математизирует» хорошо известные законы диалектики: единства и борьбы противоположностей, взаимного перехода количественных и качественных изменений, отрицания отрицания. Как уже отмечалось, философия рассматривает отрицание как всеобщую форму развития, которое осуществляется не по прямолинейной «фазовой траектории», а по эллиптической спирали, когда вновь достигается первоначальный исходный пункт, но на более высокой ступени. Отсюда «скачок» - фаза коренного изменения качественного состояния. Новые условия и внутренние связи в системе становятся несовместимыми со старой формой их организации, и последняя подвергается ломке. Скачок происходит в тех переломных пунктах, начиная с которых новые количественные изменениям уже не могут быть в рамках старого качества и вызывают появление нового. Продолжительность их разная: в одних случаях он происходит относительно быстро, в других - постепенно, медленно, распадаясь на множество качественных изменений меньшего масштаба. Так, схему, в которую укладываются возможные практические применения экстремологии, можно представить следующим образом. Рассматривается математическая модель данной динамической системы (последней может быть тот или иной объект экономики, транспорта, даже «сплоченность» производственного коллектива или боевого расчета). Ее можно представить как систему обыкновенных дифференциальных уравнений первого порядка, разрешенных относительно производных (скоростей фазовых координат). Независимо от того, описывается данная система дифференциальными уравне ниями или нет, предполагается, что ее поведение достаточно полно характеризуется одной обобщенной функцией. Эта функция должна быть гладкой, то есть дифференцируемой в пространстве фазовых координат. Спроектируем гладкую функцию на горизонтальную площадку - фазовую плоскость. В результате получим на ней след неправильной формы - геометрический узор, соответствующий кривой (или диаграмме) катастроф. Она прогнозирует те точки ландшафта, в которых происходит катастрофа. В них шарик резко, скачком, переходит из одного положения равновесия в другое. Но если выбрать другой маршрут, шарик плавно, без скачков, перейдет в новое состояние равновесия. Естественно, его движение по ландшафту происходит не само по себе, а под действием некоторых управляющих параметров, то есть скачок шарика зависит как от них, так и от степени пересечения ландшафта. Этот простой пример показывает, как экстремология позволяет прогнозировать не только то, какой путь развития выберет данная динамическая система (в данном примере это шарик), но и как именно он будет осуществляться, то есть по какой фазовой траектории (по какому пути, ландшафту) пойдет далее развитие. Современная экстремология имеет большие потенциальные возможности. На основе специально разработанных «матриц чувствительности» оказывается возможным сформулировать научно обоснованные требования к допустимым нагрузкам на биосферу (загрязнению Мирового океана, парниковому эффекту и пр.). Определение «критических» нагрузок является важнейшей задачей всей мировой науки. Известно, что биосфера как динамическая система может иметь достаточно много состояний равновесия. Под действием антропогенных нагрузок она непрерывно изменяется, эволюционирует, и, в какое состояние равновесия перейдет, определить мы пока не можем. Более того, мы даже не знаем иных состояний равновесия, кроме наблюдаемого. Отсюда понятна актуальность интенсивной разработки прогнозной модели равновесного состояния биосферы и исследования параметров ее устойчивости. Таким образом, современная экстремология, являясь синергетической по самой своей природе, вбирает в себя последние достижения формально далеких областей знания как, с одной стороны, в сфере философии, экономики, социологии, социальной психологии и других гуманитарных наук, интегрируемых в социальной экстремологии, так и, с другой стороны, математики, медицины, океанологии, прикладной кибернетики, а также многих других естественнонаучных знаний. В математическом плане, а это ее ядро, экстремология - это грандиозное обобщение исследования функций на максимум и минимум. В ее рамках просматриваются не одна какая-то функция, а сразу несколько, причем любого числа переменных. Выбирая наиболее быстрый путь к поставленной цели, или, скажем, наиболее дешевый (экономичный) способ производства, мы оптимизируем одну величину. Но если мы хотим оптимизировать несколько параметров (достичь нескольких целей) сразу, причем в кратчайшее время, то тут не обойтись без методов современной экстремологии. Именно такие задачи выдвигает сама жизнь. Это, например, профессиональная подготовка спасателей к действиям в экстремальных условиях, тренаж дежурного персонала атомных станций, боевая подготовка экипажа корабля или самолета и т. д. На глобальном уровне - это и научно обоснованная охрана биосферы, рациональное использование природных богатств, космические исследования и эксперименты, связанные с неминуемым риском и др. Научная мысль, обогащенная современными подходами философско-социологического и математического направлений, наиболее плодотворно развиваясь в рамках общей экстремологии, значительно углубила и расширила понимание экстремальности. В последние десятилетия учеными были сделаны определенные выводы и получен ряд научно обоснованных прогнозов. В частности, было установлено, что если в условиях лавинообразного возрастающего экстремального фона не прилагаются активные усилия по упорядочению и реструктуризации ситуации, ее развертывание почти с неизбежностью начинает осуществляться по катастрофическому сценарию с многочисленными социально-экономическими потерями и человеческими жертвами. Учитывая это, современная наука призвана сделать все возможное для предупреждения катастрофических изменений [7, с. 13-19]. Экстремальные закономерности есть и там, где пока не удалось найти четкие количественные зависимости и выразить их в дифференциальной и вариационной форме. Это характерно для биологических и социально-экономических процессов. Если в математической форме экстремальные закономерности приобретают стройную и наиболее ярко выраженную форму, то в области осмысления социальных процессов экстремальные закономерности проявляются в виде тенденции к поискам оптимальных путей познания истины. Возможности философско-социологического подхода формулировать экстремальные принципы в качественном виде, не связывая их с конкретной математической формой, позволяет, с одной стороны, более уверенно утверждать, что они являются общенаучными принципами, а с другой стороны, такая формулировка открывает возможность для более широкого философского обобщения самих экстремальных принципов. Важность и актуальность такого обобщения экстремальных принципов обусловлена тем, что, во-первых, оказались несостоятельными все попытки вывести экстремальные принципы из физических законов сохранения или каких-либо иных физических принципов и законов. Во-вторых, только философское обобщение экстремальных принципов может дать ответ на ряд вопросов, возникших в ходе их философского осмысления, например, вопрос об экстремальной форме развития и движения в природе. На основе новейших достижений естествознания и уже на новом, современном уровне углубляется изучение важнейших аспектов философского содержания экстремальных принципов и, прежде всего, методологического аспекта их применения. Из современных авторов, которые по-философски подходят к осмыслению методологических вопросов применения экстремальных принципов в физике, кибернетике, биологии, психологии, социологии, следует назвать В. Арнольда, Е. Бабосова, А. Берга, Л. Конторовича, Г. Николиса, И. Пригожина, Л. Полака, Р. Розена, К. Рыбникова, И. Стенгерса, Г. Селье, А. Фурмана, М. Эйгена [4], [7], [83], [84], [93], [125]. Систематизированному философскому анализу экстремальных принципов, развитию знаний об их сущности, освещению их исторического и мировоззренческого аспектов, универсальности и фундаментальной роли для науки и многообразной практики непосредственно посвящен ряд исследовательских работ последних десятилетий, в частности, В. А. Асеева, О. С. Разумовского, С. А. Тохтабиева [5], [87]-[89], [105]. Тем не менее в системе современного знания, соответствующего наступающей постиндустриальной эпохе развития человечества, еще не сложилась такая ее составляющая, как философская концепция экстремальности. Такая концепция, на наш взгляд, может включать в себя нижеперечисленные блоки. «Проблемы экстремального в истории философии», где анализируются важнейшие этапы в развитии философского знания об экстремальности. «Философская концепция бытия и диалектика экстремальности» охватывает такие проблемы, как экстремальность в диалектической всеобщности связей и развития; основные законы диалектики и экстремальность. «Философия экстремальности в природе» призвана показывать эволюцию представлений об экстремальности в природе; выяснить роль классического естествознания в составлении синергетического образа природы; акцентировать понимание природы как среды обитания человека. «Антропология экстремальности» должна исследовать экстремальную сторону человеческого существования, а также антропогенный фактор чрезвычайных ситуаций; осуществить философский анализ деятельности человека в экстремальной ситуации: (парадигма «жизнь - смерть»; напряженность; прорыв адаптационного уровня; ломка динамических стереотипов; кризисное состояние личности); исследовать научно-методологические основы формирования системы предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций. «Гносеология экстремальности» призвана анализировать проблемы отражения экстремальности в сознании человека, психофизические проблемы сознания в экстремальной ситуации; специфику философского познания и познаваемость чрезвычайных ситуаций; характеризовать чрезвычайные ситуации как специфический объект познания; показывать проблемно-экстремальные задачи как сущностный компонент познания чрезвычайной ситуации. «Методология научного познания экстремальных явлений и процессов» анализирует сущность чрезвычайной ситуации через объединение психологических, социологических и особенно философских подходов к определению понятий «чрезвычайность», «ситуация», «чрезвычайная ситуация»; показывает диалектическую взаимосвязь различных типов чрезвычайных ситуаций; разрабатывает методологические основы классификации чрезвычайных ситуаций. Здесь же должна быть раскрыта специфика научного познания экстремальных явлений и процессов, структура и основное содержание теории чрезвычайных ситуаций, характеризуются эмпирические и теоретические методы научного исследования чрезвычайных ситуаций, роль научных знаний в предотвращении чрезвычайных ситуаций и ликвидации их последствий. «Проблема экстремальности в социальной философии» исследует чрезвычайные ситуации как объект социальной философии. Здесь анализируются социальные и техногенные чрезвычайные ситуации, выясняется специфика социально-политических чрезвычайных ситуаций (войн, революций, терроризма и др.), изучаются методологические проблемы гражданской обороны и гражданской защиты, характеризуются экстремальные тенденции в будущем человеческой цивилизации. В целом развитие цельной и всесторонней философской концепции экстремальности, опирающейся на современные естественнонаучные знания и достижения, будет способствовать формированию теоретико-методологических основ общей и социальной экстремологии. Отмечая закономерный рост интереса и активизацию исследований теоретически сложной, актуальной в методологическом отношении и в целом нетрадиционной для философии проблемы экстремального, заметим, что в настоящее время они связаны, в частности, с решением следующих важных научных задач. Если в физике либо в математике, а теперь уже в кибернетике, биологии и других областях естествознания, применение принципов экстремального достаточно обосновано и изучено до определенных закономерностей, то этого пока нельзя сказать по отношению к исследованиям данных принципов применительно к активнодеятельностной компоненте человеческого бытия, с которой непосредственно связан феномен экстремальных ситуаций. Для решения методологической проблемы применения принципов экстремального к ситуациям, непосредственно связанным с деятельностью людей, необходимо уточнение (и определенная дифференциация) формирующихся в связи с этим подходов и представлений о самой сущности экстремальных ситуаций, а также места и роли антропогенного фактора в их структуре и содержании. Одной из причин проявляющихся недоразумений и путаницы в данном вопросе выступает, на наш взгляд, всецело механистическое перенесение подхода естественных наук к экстремальному и его сущности на экстремальные ситуации в человеческой деятельности. Наряду с этим понимание феномена экстремальных ситуаций осложняется эклектическим смешением качественно различных развивающихся о нем представлений - житейских, естественнонаучных, психологических, социологических и др. Этому вопросу целесообразно уделить особое внимание. Для житейского подхода характерна общая трактовка экстремальной ситуации как всякого сколько-нибудь серьезного обострения событий, осложнения обстоятельств, то есть как «контрастных», трудных ситуаций в жизнедеятельности людей, что не выражает в полной мере их объективной сути. В качестве наиболее существенных их характеристик при этом обычно выделяются чрезвычайность, опасность и стихийность. В психологии преобладает понимание экстремальности как особых, неблагоприятных условий для деятельности человека. Психология, как правило, трактует экстремальность в качестве таких условий, которые в обычной практике не встречаются; затрудняют нормальный ход деятельности; представляют собой критические этапы человеческой деятельности, вызывающие напряженность и перенапря- женность, затруднения и ошибки; ситуаций, угрожающих жизни людей, требующих экстремального выбора действий и т. п. В результате популяризации психологической теории стресса (Г. Селье) появилась тенденция относить к экстремальностям любые условия и связанные с ними ситуации жизнедеятельности, в которых от человека требуется напряжения физиологических или психических процессов и состояний [93]. С такой точкой зрения нельзя согласиться полностью, так как грань, отделяющая обычные условия жизни и деятельности от экстремально измененных, становится при этом практически малозаметной. Тем не менее отождествление экстремальных состояний (ситуаций) с напряжением, стрессом происходит довольно часто. Психологическое понятие «стресс» (от англ. stress - напряжение) обозначает состояние психического напряжения, возникающее у человека в трудных условиях под воздействием внешних раздражителей - стрессов, на которые организм отвечает различными реакциями защиты. Но ведь довольно часто человек сталкивается с напряжением, в том числе стрессовым, в повседневной жизни (например, при физической работе, решении различного рода проблемных задач), когда напряженность, или стрессы выступают не только нормальным, но даже необходимым условием жизни и деятельности человека, не представляя по своей сути экстремальности. Если оперировать психологическими категориями, то границей, отделяющей обычные условия от экстремальных, правомерно считать, на наш взгляд, лишь такие ситуации, в которых под воздействием некоторых факторов радикально изменяются обстановка и условия деятельности, а психофизиологические и социально-психологические механизмы не успевают или, исчерпав резервные возможности, не могут больше обеспечивать адекватное отражение, регулятивную или иную заданную деятельность человека. Иными словами, в этих случаях - действительно экстремальных ситуациях - происходит «прорыв» адаптационного барьера, «ломка» сложившихся динамических стереотипов в центральной нервной системе (сознании) в отношении того или иного поведения и деятельности и наступает психическая дезадаптация или кризис (эмоциональный, интеллектуальный, волевой, физический, духовный...), угрожающий срывом деятельности или же самому существованию человека. Все это сопровождается отрицательными эмоциональными переживаниями, а в плане рефлексии - снижением способности реально оценивать ситуацию и находить рациональный выход из нее. Пожалуй, именно с таким психологическим восприятием экстремальности (и порой неизбежным состоянием людей в рассматриваемых условиях) связаны соответствующие представления о них как о критических, безвыходных ситуациях. Социологический подход к анализу феномена экстремальности характеризуется их рассмотрением преимущественно в качестве аномальных форм природной и социальной реальности и осуществляет их конкретно-социологический анализ в интересах общественной практики. В основных чертах такая позиция определена в работах выдающихся социологов XIX-XX веков, внесших существенный вклад в развитие социальных аспектов теории экстремальных ситуаций: Э. Дюркгейма, М. Вебера, П. Сорокина, Т. Парсонса, Р. Мертона и др. Э. Дюркгейм, в частности, очень обстоятельно исследовал различные варианты социального состояния аномии, т. е. индивидуального, группового либо массового поведения людей, выходящего за пределы установленных обществом норм и стандартов повседневного действия. Чаще всего такие формы поведения являются причинами или следствиями экстремальных обстоятельств их жизнедеятельности либо развертывания чрезвычайных в своей сущности ситуаций. Им обстоятельно проанализированы негативные, подчас трагические последствия событий, происходящих в таких ситуациях, что особенно отчетливо проявляется в тех случаях, когда человек совершает самоубийство [33, с. 23-29]. В несколько ином социологическом варианте проблема экстремальности интерпретирована М. Вебером. В контексте углубленного социологического анализа социальной действительности он четко дифференцировал различные степени ранжирования возможных действий по шкале: «рациональные - иррациональные действия». Высшей ступенью рационально осмысленного и рационально организованного действия являются целерациональные поступки, которые ориентированы на достижение выбранных целей, достигаемых посредством использования рационально применяемых средств. Такие действия не приводят к экстремальным ситуациям. Все же остальные виды действий - традиционные, аффектные и даже, как ни странно это покажется на первый взгляд, ценностно-рациональные могут при определенных обстоятельствах приводить к экстремальным ситуациям. Чаще других такой сценарий осуществляется в случаях действий, совершенных людьми в состоянии аффекта, который и сам может оказаться следствием складывающейся экстремальной ситуации [18, с. 44-47]. Значение веберовской парадигмы состояло в том, что она открывала простор для рационально осмысленного и теоретически хорошо обоснованного социологического ранжирования как экстремальных ситуаций, так и тех разнообразных действий, которые являются, с одной стороны, причиной возникновения социального экстремума, а с другой - следствием такой экстремальной ситуации. В более широкой социально-экономической, политической и социокультурной панораме анализировал экстремальные ситуации выдающийся русско-американский социолог П. Сорокин. В своих произведениях он представил хорошо аргументированную, фактологически обоснованную картину социально-экономических и социокультурных кризисов, войн и революций, которыми был переполнен XX век. В соответствии с методологией своей интегральной социологической доктрины он интерпретировал протекающие в экстремальном режиме социальные процессы через призму выявления жизненных позиций, ценностных ориентаций и устремлений участвующего в них человека как субъекта активного действия, как инициатора кризисных и катастрофических событий и как их жертвы. Такой подход делал социальный анализ изучаемых процессов убедительно аргументированным, наглядно представимым и хорошо запоминающимся [99]. Развивая веберианскую традицию, выдающийся американский социолог Т. Парсонс анализировал экстремальные ситуации в их неразрывной взаимосвязи со структурой социального действия в координатах определенной социальной системы. Подчеркивая, что конкретный индивид или коллективный «актор» всегда действует в нескольких ролях и в различных социальных ситуациях, он из обширной совокупности последних выделял в качестве отклоняющихся от нормального развития ситуации, осложняемые элементами экстремальности. Экстремальные ситуации, по его убеждению, чаще всего осуществляются в том случае, если в социальной системе возникают возмущения, кризисы и катастрофы. Поскольку поведенческие модели зависят от природы ситуаций, в которых оказываются действующие «акторы», в условиях экстремальности возникает потребность в безопасности, которая осуществляется не всегда, а часто и в неполном объеме. Такая неадекватность принимаемых мер по отношению к социальным характеристикам экстремальной ситуации (небезопасность, сопряженная с неадекватностью действий) приводит людей к состоянию тревожности и к переживанию потенциальной угрозы для стабильности социальной системы. Экстремальные ситуации, считал Т. Парсонс, могут быть весьма многообразными, начиная с девиантного поведения отдельного индивида или социальной группы, ролевого конфликта и вплоть до антисоциальных действий носителей девиантной субкультуры, криминальных банд и радикальных политических движений [76, с. 129-133]. Для того чтобы меры по предупреждению и преодолению экстремальных ситуаций стали эффективными, следует иметь в виду, отмечал Т. Парсонс, что между нормальными и экстремальными вариантами развития ситуации существует достаточно обширная пограничная зона, а не явно расчерченная линия. В пределах обширной зоны возможных возмущений и потрясений конкретной социальной системы, несущих в себе потенциальную угрозу жизнедеятельности человека, необходимо выстраивать и осуществлять широкий объем методов социального контроля. Эти методы включают в себя поддержку нуждающихся в ней жертв экстремальных действий, специальное планирование и осуществление терапевтических операций по предупреждению асоциальных действий, устрашение девиантов и преступников, их изоляцию, а также перевоспитание девиантных личностей [76, с. 235-237]. В рамках социологического направления структурного функционализма серьезное внимание исследованию экстремальных ситуаций уделял Р. Мертон. По мнению этого виднейшего социолога, экстремальная ситуация представляет собой специфическое явление дисфункции, возникающее вследствие резкого или крайнего обострения противоречий и напряжений в структуре той или иной динамиче- ской системы, связанной с деятельностью субъектов (индивидов, социальных групп и общества в целом) [42, с. 121]. В своих многочисленных трудах, в частности, в широко известной работе «Социальная структура и аномия» Р. Мертон показал неразрывную связь экстремальных ситуаций с широко распространенными в современном обществе состояниями аномии, которые приводят к возникновению асоциального, а нередко и преступного действия определенных социальных групп [68, с. 55-57]. Соответственно актуальным предметом изучения социальной экстремологии становится проблема существования и деятельности субъекта и социальной общности в аномальной реальности - пространстве экстремального, рассматриваемого не только в ситуационном плане, но и глобально как бытия и деятельности людей в «аномальном жизненном мире» [65, с. 27]. В научный оборот активно вводится новая важная система координат «действующее лицо (актор) - ситуация» (Т. Парсонс), аналогично биологической системе координат «организм - среда» или иным системам, используемым для структуризации и измерения существования и деятельности человека. Наряду с аномалиями - стихийными бедствиями, которым подвергается человек и общество, особо выделяются и изучаются антропогенные катаклизмы, характеризуемые в сущностном отношении как экстремальная реальность, сотворенная самим действующим (или же бездействующим) индивидом. ТЛ W W В новейшей социологии экстремальность рассматривается как «особый тип проблемной ситуации», «форму крайнего разрешения обостряющихся противоречий», «связанных с радикальностью изменений» в жизни и деятельности людей, а человеческое действие - как самоорганизующаяся система, находящаяся в зависимости от познаваемых условий среды и субъективных «определений ситуации». При этом в деятельностных актах субъект осуществляет решение комплекса своего рода инвариантных функциональных проблем адаптации, целедостижения, интеграции, воспроизводства структуры и снятия напряжений. Социально-экстремологическая идентификация экстремальных катаклизмов как естественного, хотя и нежелательного, неприемлемого опыта приводит к необходимости дифференцировать действительность и человеческую жизнедеятельность на две качественно своеобразные, но объективно взаимосвязанные формы - обычную (события, не выходящие за пределы обычного человеческого опыта) и аномальную (экстремальную, именуемую некоторыми философскими школами аномальной «сюрреальностью»). Рассматриваемые условно как отдельные, эти две «действительности» выступают относительно личности в качестве двух реально возможных форм ее бытия, предполагающих значительное различие способов ее существования [103, с. 8-19]. Вместе с тем, как полагают многие ученые, универсальной, определяющей характеристикой всякой экстремальной ситуации может быть признана лишь лежащая в ее сущностном основании парадигма «жизнь - смерть». Она вводит совершенно особую систему координат существования и восприятия обстановки, переживаний и действова- ний человека в экстремальных условиях. Личность погружается при этом в экстремальную ситуацию с совершенно иной ценностносмысловой ориентацией. В такой ситуации человек подвергается реальной угрозе смерти и получает уникальный опыт действий, несущих его либо в объятия смерти, либо предотвращающих ее. То есть в аномальной реальности экстремальных ситуаций вступает в действие мощнейший из факторов - обусловленная опасностью жизни угроза смерти, превращающаяся из «потустороннего» в «посюстороннее» явление. Такое положение раскрывается перед человеком как самый актуальный момент его жизни, наносящий сокрушительный удар по его чувствам личной неуязвимости и уверенности в отдаленности смерти, на которых основывается вся обычная и спокойная жизнедеятельность. Современная социальная экстремология, как отмечают В. Н. То- малинцев и А. А. Козлов, констатирует, что природные, антропотехно- генные и социогенные аномальные явления, события и процессы (широкий круг которых представляют разнообразные стихийные бедствия и кризисы, войны и вооруженные конфликты, аварии и катастрофы, суициды и другие явления) оказывают не только ситуативное экстремальное воздействие на вовлеченных в них субъектов, но имеют также исключительно глубокое влияние на судьбы людей и их социальных общностей [103, с. 8-19]. Таким образом, приведенные материалы свидетельствуют о многомерности экстремальных ситуаций, отраженной в многоплановом осмыслении сущности данного феномена в различных философских и естественнонаучных теориях и традициях, актуализируя тем самым современный научный синтез знаний по проблемам экстремальности. Творческое развитие философско-социологической и естественнонаучной традиции предполагает выработку соответствующих катего риальных представлений об исследуемом феномене в рамках современной науки об экстремальности и безопасности жизнедеятельности. Не случайно, специалистами в области предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций однозначно признано, что в современных условиях «.следует ставить вопрос о разработке специализированной отрасли науки, рассматривающей предотвращение и ликвидацию чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера. Данная наука, имеющая свою методологическую базу, - отмечает Э. Р. Бариев, - будет не только интегрировать соответствующие знания о мире, но и обеспечивать выработку и теоретическую схематизацию новых объективных представлений о действительности» [14, с. 4].