Придунайские области не представляли собою, конечно, чего-то единого ни в этническом ни в социально-экономическом отношении. Однако общих черт у них значительно больше, чем различия, и потому для наших целей — выяснения свойственных им особенностей разложения рабовладельческого способа производства — они могут рассматриваться вместе. Для всех этих областей характерны: весьма значительная, по-видимому, разница между городами и многочисленными внегородскими территориями; отсутствие крупных императорских и частных имений; относительно слабое развитие рабства; наконец, большая роль, которую здесь играли солдаты и ветераны. Города в придунайских областях не были малочисленны, хотя и распределялись неравномерно. Некоторые районы (преимущественно те, где пролегали большие торговые и военные дороги и где были расположены лагери) были более урбанизированы, в других областях города почти отсутствовали. В число этих городов входили и старые торговые центры, как Салона, Нарона, греческие припонтийские города, и развивавшиеся местные города и поселения, и получившие городские права легионные лагери, разросшиеся за счет притока торговцев, ремесленников и оседавших здесь ветеранов, и вновь основанные колонии ветеранов, как, например, Скупи. Судя по данным археологии и эпиграфики, города придунайских провинций были и по своей организации и по довольно оживленной торговой, ремесленной и муниципальной жизни подобны городам Италии или Галлии. Но влияние их на окружающую территорию и ее население было значительно меньшим. Эти области по типу были ближе к прирейнским районам и тем областям Африки, где преобладали не городские, а пле- менные территории. Однако в отличие от Африки в приду- найских областях отсутствовали императорские и крупные частные сальтусы, на которых местные крестьяне использовались бы в качестве колонов. Основными типами поселений на Дунае были небольшие виллы и деревни — vici и pagi, — входившие в племенные территории — civitates и gentes х. Часто такие села назывались по имени какого-либо лица. Вероятно, такой эпоним был первым поселенцем, начавшим разрабатывать новь, отведенную ему на племенной территории. Затем к нему присоединялись другие и, таким образом, возникало село1а. Села эти представляли собой общины, со своими территориями, культами и выборными, ежегодно сменявшимися магистратами. Последние исследования показали 719 720, что до возникновения городов местные племена пользовались самоуправлением. Недавно было открыто место собрания представителей тринадцати племенных общин Норика. Их препозиты и принцепсы из родовой аристократии были ответственны перед управлявшими племенами римскими префектами. Надписи упоминают принцепса общины боев М. Кокцея Каупиана и принцепса аза лов Кокцея, сына Матумара. Тот и другой получили римское гражданство при Нерве. Однако и с организацией городов племенные общины не исчезали. Так, например, несмотря на то, что Аквинк получил права муниципия, на его территории сохранялась племенная община эрависков 721. То же имело место и в других городах. В найденном в Самарии посвящении Юпитеру (II в.) упомянуты служившие в паннонских когортах солдаты cives Sisciani, et Varciani et Latobici. Хотя и Сисция и главный город племени латобиков уже были к этому времени муниципиями, часть населения, на территории которого они возникли, служила в когортах, как члены племенных общин, а не в легионах, как граждане городов 722. Многие уроженцы придунайских провинций указывают в качестве места своего рождения различные села, частично принадлежавшие к городским, частично к племенным территориям. Чрезвычайно интересный памятник представляет собой недавно опубликованная греческая надпись из Истрии. Она содержит петицию сельчан, обращенную к Антонину Пию, который между прочими титулами назван «благодетелем и спасителем села». В нее включена копия обращения к наместнику Юлию Северу от сельчан территории дагов — ^сора Aocyst, в котором они жаловались на тяжесть повинностей, — литургий и ангарий, связанных, по-видимому, главным образом с перевозками, поскольку село лежало на проезжей дороге (такую же жалобу ранее подавали наместнику Антонию Иберу и жители другого села Лайбе Парное, но какой ответ они получили, остается неизвестным, так как в этом месте надпись повреждена). Далее авторы петиции просят императора, чтобы он сжалился над ними, бедными литургами, и дал им соответственный документ, дабы они остались в селе и не были вынуждены переселиться из него. Надпись оканчивается сделанной по-латыни припиской, гласящей, что, согласно вынесенной резолюции, они должны выполнять повинности и ангарии 723. Надпись показывает, что расположенное в районе Истрии село не было приписано к ее территории, а находилось на племенной территории. Из нее явствует также, что жители села уже во II в. были переобременены повинностями, которые должны были нести по очереди, или в соответствии со своим состоянием. Возможно, что упоминающиеся в ней литурги были ответственны за выполнение наложенных на село повинностей, как это практиковалось в селах восточных провинций. В таком случае, это явилось бы лишним подтверждением существования здесь сельской общины, подобной таким же общинам на внегородских территориях восточных провинций. Кроме повинностей, сельские жители обязаны были выплачивать подати за землю. Так как верховная собственность на землю принадлежала императору, за пользование выпасами и местами добычи соли взимался налог. Во всяком случае, известны надписи из Дакии, в которых упоминается conductor pascuum et salinarum 724, но взимался ли этот налог непосредственно с отдельных лиц или с целой общины — неизвестно. Представляется более вероятным второе, поскольку территории обычно отводились общинам военными командирами, получившими полномочия от императора и* стоявшими во главе управления племенами. Они производили межевание земель между отдельными селами и племенами. В состав этих территорий входили также пастбища, за пользование которыми особый налог вносила вся община. Одна надпись из Паннонии упоминает трибуна когорты, установившего границы общего пастбища 725. На существование общин, племенных и сельских, указывает также та тесная связь, которая сохранялась между единоплеменниками и односельчанами, служившими в преторианских когортах и других частях. Обычно, поступая в войско, солдат, как говорил в «Панегирике Риму» Элий Аристид, исключался из своей общины и, став римским гражданином, даже стыдился своего прежнего гражданства. Действительно, для совместных жертвоприношений богам, сооружения статуй императорам и т. п. обычно объединялись солдаты одного легиона, вексиллации, когорты, алы или военные, имевшие одинаковый чин, — центурионы, знаменосцы и т. п. Выходцы же из дунайских провинций, напротив, объединяются для тех же целей по принципу общей племенной принадлежности или как уроженцы одной территории, одного села. Так, в 124 г. по случаю полученной ими почетной отставки ставят в Аквинке надпись служившие во II Вспомогательном легионе cives I [asi ex pr(ovincia)] P(annonia) s(uperiore) 726; выше уже упоминалось, что в Самарии святилище Юпитеру сооружают служившие там в паннонских когортах cives Sisciani Varciani et Latobici 727; за благополучие Александра Севера и его матери приносят жертву Фортуне, Аполлону и Виктории солдаты V преторианской когорты cives Cotini ex provincia M[oesia Superiore] 728; для совместного исполнения обета объединяются служившие в I и II преторианских когортах солдаты из Дар- дании, из сел Пердика и Титис 729; в 266 г. обет Юпитеру в Риме исполняют фракийцы из Потеленского села в районе Сер- дики 730; четыре солдата из III, V и X преторианской когорты cives Usdicensis vico Agatapara (sic) исполняют обет фракийскому богу Eroni Briganitio 731; ряд солдат из всех преторианских когорт, происходившие из сел Филиппопольского района, поставили в 227 г. совместную надпись за императорский дом местному богу Asclepio Zimidreno 732. Таким образом, куда бы ни занесла судьба уроженца придунайских областей или Фракии, он всегда сохранял связь со своими единоплеменниками, односельчанами и уроженцами соседних сел, с которыми у него были общие божества и, может быть, какие-нибудь другие общие интересы. Это позволяет предполагать, что общинные связи здесь были прочнее и теснее, чем где бы то ни было. Большую роль среди мало романизированного 733 734 сельского населения придунайских провинций играли культы территориальные и племенные. Так, например, в Норике, кроме богини Нореи, с которой, кстати, иногда отождествлялась Изида как Isis Noreia 1в, почиталась и богиня Alauna, покровительница племени алаунов, которой были воздвигнуты на их территории алтари в 219, 225 и 237 гг. 735; в Нижней Мезии пользовалась почитанием богиня Aianaintia, обет которой исполнил Валерий Валент из села Сиама и имя которой связано с городом Aiana; богиня Gazaria, отождествлявшаяся с Дианой, эпитет которой происходил от города Gazara; Scoptitia, тоже отождествлявшаяся с Дианой, которой поставил надпись вилик Септимия Севера и имя которой связано с селом EXSTTT&V ХО)(АТ); бог Tasibastenus, почитавшийся в городе Tasi- basta 736; богиня Монтана, получившая свое имя от civitas Montanensium 737. Эпитеты, заимствованные из названий племен и сел, прилагались и к другим богам; известен, например, Геракл Naisatus от Наиссы 738. Может быть, аналогичного происхождения и некоторые эпитеты Героя — фракийского всадника. Таким образом, здесь имеются некоторые аналогии с кельтскими и германскими культами, что, вероятно, также объясняется наличием и значительной ролью племенных и сельских общин с их божествами, которые постепенно принимают более общий характер. По-видимому, среди широких масс были особенно распространены земледельческие и хтони- ческие культы. С последними связан не только общераспространенный культ фракийского всадника, но и богинь Арвы и Балты, которым в Паннонии иногда посвящается прах покойного 739. На широкое проникновение этих культов в массы указывает принадлежность к коллегиям почитателей «всадника» местных жителей и рабов как в Мезии 740, так и в Паннонии 741. С аграрными культами связаны и богини Кормилицы (Nutrices), культ которых засвидетельствован в Паннонии и которые, по-видимому, близки к Matronae, к другим богиням дома и плодородия, а также к Сильвану 742. Как хтоническое божество и бог растительности большой популярностью пользовался и Либер. По наблюдениям Брюля в коллегии его почитателей входили и восточные, и местные уроженцы 743. По мнению этого исследователя, первые видели в нем греческого Диониса, вторые — местного бога, отождествлявшегося с Либером. Однако одна недавно опубликованная надпись показывает, что культ Диониса-Либера как бога, сулящего загробное блаженство, проникал и в среду местного сельского населения. Надпись эта — эпитафия некой Илии, в десятилетнем возрасте поступившей в сельское святилище Диониса, который по названию села носил эпитет Biacus- tus. 23 года она состояла в коллегии его мистов. Надпись украшена рельефом, на котором изображена покойная, приносящая в загробном мире жертву приветствующему ее Дионису 744. О местных солярных культах свидетельствует как известие биографа Аврелиана о том, что его мать была жрицей солнца в своем селе 745, так и надпись, посвященная Soli Bussurigio 746, местному солнечному божеству. Судя по распространенности на местных надгробиях астральных символов, солярные культы, так же как и хтонические, были связаны с учением о бессмертии души и посмертной награде. Поскольку, как известно, оно было распространено здесь до римского завоевания, нет оснований предполагать, что соответственные представления развились здесь под влиянием проникновения восточных культов 747. Эти данные об идеологии сельского населения дунайских провинций слишком скудны, чтобы делать какие-нибудь решительные выводы. Однако, близость местных культов к культам, популярным среди соответственных слоев населения при- рейнских областей и Британии, подтверждает сходство социального строя этих провинций. Постепенно община начинает разлагаться. Одним из важных факторов, способствовавших ее разложению, были наметившиеся к III в. изменения в составе придунайского войска, которое затем приобретает такое огромное значение в жизни империи. Правда, данные об этих изменениях не очень многочисленны, но они позволяют сделать некоторые выводы. В Нижней Мезии стояли легионы I Италийский и XI Клавдиев. Мы имеем список вексиллации XI Клавдиева легиона от 155 г.748, содержащий 75 имен. Из них, судя по cognominaг 12 человек — греки или уроженцы восточных эллинизированных провинций. Имеется ряд отдельных надписей II в., упоминающих солдат нижнемезийских легионов того же происхождения 749. Очевидно, греки и уроженцы Малой Азии занимают довольно значительное место во II в. в легионах Нижней Мезии. В III в. появляется значительное число солдат, носящих местные фракийские имена и получивших римское гражданство только с поступлением на военную службу 750. В Верхней Мезии стояли легионы IV Флавиев и VII Клавдиев. Для последнего мы имеем два списка ветеранов: один — солдат, принятых в 134 и 135 гг.751, другой — солдат, принятых в 169 и отпущенных в 195 г.752 Первая надпись, к сожалению; сильно испорчена. В ней сохранилось всего 36 имен, да и те недостаточно разборчивы. Однако можно разобрать, что 6 из них греческие; 14 человек носят имя Элиев, следовательно, получили римское гражданство при вступлении в легион; остальные — давнишние римские граждане. Во втором списке сохранилось около 130 имен 753. Подавляющее большинство их принадлежит уроженцам городов дунайских провинций, особенно из Ратиарии, Ремезианы, Скупи; 12 человек происходят из Фракии, 3 — из Македонии. Уроженцев Малой Азии вовсе нет. Но в первые десятилетия III в. здесь появляются солдаты с семитическими именами, выходцы из Сирии и Пальмиры. В Дакии стояли легионы V Македонский и XIII Близнец. Первый из них был переведен сюда из Нижней Мезии во время между правлением Марка Аврелия и Септимия Севера, что позволяет легче датировать его надписи. Список ветеранов этого легиона от 134 г., т. е. от времени пребывания его в Мезии, содержит 125 имен754. Все они чисто римские; очевидно, все солдаты были гражданами до вступления в легион, так как среди них не встречается Элиев. Ко II же веку относятся надписи солдат этого легиона родом из Анкиры 755, Ви- финии 756, Никомедии 757, Эдессы 758, Троады 759, Эфеса 760, Ама- стриды 761, а также надписи ряда солдат, носящих греческие имена 762. К III в. могут быть отнесены надписи времени пребывания этого легиона в Дакии. Из них только одна упоминает солдата с фракийским именем — Аврелия Седата 763. Остальные солдаты этого легиона, так же как и легиона XIII Близнеца, носят римские имена. Аврелиев довольно много, но они не составляют такого подавляющего большинства, как в соответственный период в войске Нижней Мезии. Очевидно, в войске Дакии большую роль играли издавна романизированные элементы. В Нижней Паннонии стояли легионы I и II Вспомогательные. Здесь количество греков и восточных уроженцев очень значительно. К сожалению, поддающихся датировке надписей весьма мало. Можно судить об их времени лишь очень приближенно на основании имен солдат. Возможно, что ко II в. относятся надписи солдат из Икония 764, Пелагонии 765, Фессало- ники 766, Анкиры767, Апамеи 768 и других солдат, носивших греческие имена 769. К концу НикШв. можно отнести солдат-сирийцев, носивших имя Аврелиев 770 и сыновей солдат и ветеранов стоявшей в Интерцизе эмесской когорты 771. Греки и уроженцы Малой Азии сменяются сирийцами. Почти все они носят потен Аврелий и семитическое cognomen. Это показывает, что римское гражданство они получили или при вступлении в легион, или при отставке их отцов, служивших во вспомогательных частях. Значительно и число солдат, сохранивших фракийские, иллирийские или кельтские имена. Большинство из них относится к III в. В подавляющем большинстве все они носят nomen Аврелий, следовательно, являются недавними гражданами. Например, Аврелий Кастин 772, Аврелий Эптацент 773, Аврелий Липор 774, Аврелий Дролес 775, Аврелий Авлипор 776, Аврелий Месуква 777, Аврелий Папия 778, Аврелий Бит 779 и т. п. Упоминавшаяся уже выше надпись cives Iasi показывает, что представители иллирийских племен привлекались в нижне-паннонское войско и во II в. О том же свидетельствует и надпись, поставленная племенем карпов, которые называют себя Элиями 780. Существует мнение 781, что все это племя получило римское гражданство от Адриана с тем, чтобы служить в легионах. В Верхней Паннонии стояли легионы X и XIV Близнец. Солдаты их в большинстве носят римские имена. Но в III в. и здесь появляются легионеры с местными и семитическими именами 782. Следовательно, и здесь в III в. местные и мало романизированные элементы начинают играть большую роль. О составе auxilia можно судить лишь суммарно и приблизительно, так как к каждой части редко относится более двух— трех надписей и датировка их в значительной мере гипотетична. Ряд частей упоминается только в дипломах I в., так что к этому времени можно отнести и надписи их солдат. Последние носят кельтские и германские имена или происходят из западных провинций 65. В надписях, которые можно отнести к н и III вв., преобладают местные уроженцы, отчасти сохранившие свои фракийские и иллирийские имена, отчасти (особенно в более поздних надписях) носившие имена романизированные, хотя и неправильно образованные (praenomen стоит вместо cognomen), например, Аврелий Марк 66. Большую роль начинают играть солдаты из Сирии, особенно из Эмесы, носящие семитические имена. Формируются новые части из уроженцев Сирии и Пальмиры — cohors Sagittariorum Gor- diana, cohors nova Severiana Surorum Sagittariorum, numerus Palmyrenorum, numerus Surorum и т. д. Несколько солдат этих numeri носят чисто семитические имена: Сальмас Рами, Болхас Банней, Гурас Иддей 67. Таким образом, мы видим, что во II в. среди солдат на Дунае преобладали уроженцы местных, греческих и мало- азийских городов. После отставки они получали земли или в специально организованных для них колониях, или при лагерях своих легионов, где вместе с другими римскими гражданами составляли местную верхушку, или на городских территориях, где они также представляли собой основное ядро муниципальной знати. Ни в каких других провинциях ветераны не играли такой видной роли в муниципальной жизни, как в дунайских провинциях. Наиболее отличившиеся и состоятельные из них становились патронами, магистратами и деку- рионами нескольких городов. Например, примипиларий Т. Аврелий Флавин, получивший за доблесть, проявленную им в войне с карпами, от Антонина Пия повышение в чине и 75 тыс. сестерциев, был принцепсом совета Эска, булевтом Тиры, Дионисополя, Марцианополя и Аквинка и, кроме того, патроном коллегии ремесленников 68; ветеран II Паннонской алы Т. Флавий Лонгин был декурионом Сармизегетузы, Напоки и канаб XIII легиона Близнеца 69; ветеран IV Фла- виева легиона Т. Аврелий Аттик был квинквенналом Синги- дуна и декурионом Сирмия 70; ветеран Л. Юлий Бассин был декурионом Апула, Поролиссы, дуумвиром Напоки и фла- мином Дробеты и Диерны 71. Следовательно, эти лица имели 783 784 785 786 787 собственность во всех перечисленных городах или на их территории, так как в магистраты мог быть избран или гражданин города, или человек, владевший на его территории недвижимостью. Ветераны же исполняли жреческие должности провинций 788. Декурионов и магистратов из ветеранов мы встречаем в Саварии 789, Сармизегетузе 790, Троесме 791, Бригецио 792, Напоке 793, Виминации 794, Дробете 795, Ратиарии, Томи 796 и других городах. Ветераны входили в культовые 797 и ремесленные коллегии 798. В Карнунте была коллегия плотников, состоявшая из ветеранов 799. В Аквинке коллегия центонариев 800. Иногда ветераны были патронами и магистратами коллегий. Значительную роль играли корпорации ветеранов. Эти коллегии ветеранов, исчезнувшие в других провинциях с конца II в., сохраняются на Дунае и в III в. В Карнунте такая коллегия посвятила надпись Максимину 801, а в Augusta Traiana — Александру Северу 802. Вообще муниципальная жизнь в ряде случаев была тесно связана с жизнью войска. Так, например, совет Троесма посвятил надпись префекту лагерей V Македонского легиона по случаю того, что этот префект стал магистратом города, которому были пожалованы права колонии 803. Ветеран, занимавший должность квинквеннала канаб стоявшего там V Македонского легиона, был вместе с тем и деку- рионом Троесма 804: в 210 г. посвящение капитолийской троице выполняется совместно представителями II Вспомогательного легиона и колонией Аквинком 805; при Коммоде декурионы ал дали исполненный затем магистратами Напоки обет воздвигнуть статую в честь императора, если прокуратор Элий Констант сделается декурионом этого города 806. Иногда солдаты происходили из семей декурионов. Их отцы или братья занимали в городах должности магистратов 807. Таким образом, солдаты выходили из городов и после отставки получали земли на городской территории, образуя муниципальную верхушку. Уроженцы Греции и Малой Азии, вероятно, возвращались на родину или селились в канабах легионов. В таких условиях наделение их землей не могло особенно сильно влиять на разложение общины, так как земли городов и легионов, на которых помещались канабы, уже не принадлежали племенным и сельским общинам. К концу II и в III в. положение меняется. Набор в армию производится с этого времени в значительной мере из сельских местностей. Солдаты из дунайских легионов и преторианских когорт, которые также пополнялись за счет легионеров дунайских провинций, указывают в своих надписях села, из которых они произошли, другие называют свою племенную принадлежность: natus in provincia Pannonia, natione Bessus, Pannonius, Moesiacus, Thrax, Dardanus и т. п., что также свидетельствует об отсутствии у них городской родины, тем более, что некоторые, кроме того, прибавляют название того села, пага или кастелла, в котором они родились. Выше уже упоминались объединения солдат единоплеменников и односельчан. Вместе с тем ветераны, выходя в отставку, теперь получают наделы из сельской территории. Не только ветераны, но и солдаты, судя по надписям, играют значительную роль в жизни сел, из которых они происходили, или где владели имуществом и землей. В коллективных посвящениях Юпитеру за здоровье правящего императора из сел Нижней Мезии и Дакии, осуществлявшихся с конца II до середины III в. ветеранами, римскими гражданами и местными жителями, ветераны всегда стоят на первом месте 808. В других селах ветераны и солдаты строили для их жителей на свой счет храмы и часовни, составляли в их пользу завещания. Так, солдат I Вспомогательного легиона Г. Юлий Максимин восстановил на свой счет сельский храм (templum vicalem) Юпитера 809, ветеран V Македонского легиона, будучи магистром села Веробриттиана, выстроил часовню или храм гению села 810; ветеран Аврелий Витал исполнил обет Юпитеру за здоровье императоров от имени сельчан села Толезия 811; ветеран XIV легиона пожертвовал селу алтарь Юпитеру за здоровье Септимия Севера 812; в Мидии курия ветеранов вместе с односельчанами воздвигла статую Юпитеру 813; в 240 г. солдат XI легиона Близнеца подарил односельчанам алтарь 814 815; одна сильно испорченная надпись упоминает завещанные ветераном деньги селам — по 75 денариев на село — для устройства по нем поминок ". В составленном в 227 г. списке коллегии Вакха, состоявшей из лиц, родившихся на своих землях (nomina Bacchii vernaculorum), числятся, по-видимому, наиболее видные лица, часть из них была булев- тами, часть ветеранами и сыновьями ветеранов 816°. Однако все это отнюдь не подтверждает мнения М. И. Ростовцева о том, что дунайская армия III в. становится крестьянской и выражает интересы крестьян. По-видимому, на Дунае, как и на Рейне, ветераны, получившие земли на сельской территории, оказывались в ином положении, чем их односельчане. Во-первых, и здесь последние не получили римского гражданства по эдикту Каракалльт. Об этом свидетельствуют упоминавшиеся выше надписи из сел Нижней Мезии и Дакии. До середины III в. (последняя надпись относится к 246 г.) надписи эти ставятся ветеранами, римскими гражданами и местными жителями (Bessi, Viconovenses, Lai и т. п.). В некоторых случаях ветераны не упоминаются, но деление на римских граждан и сельчан или членов местных племен сохраняется постоянно; сохраняется также порядок, согласно которому один из магистров села носит местное, другой — римское имя. Наибольшие разногласия вызвало толкование встречающихся в этих надписях термина lai или 1ае. Вначале Пырван и Ростовцев считали этот термин социальным — латинизированной формой греческих Xaot, полузависимых крестьян. Теперь большинство авторов склонно считать их племенем кельтским (Каркопино) или фракийским, переселенным в Нижнюю Мезию вместе с бессами. В самое последнее время вопрос о lai снова был поднят в связи с опубликованием приводившейся выше надписи, в которой упоминается село Лаосо; Пбр^о;817. Балмуш высказался против отожествления lai с упоминаемым Фукидидом фракийским племенем Aaiatoi на том основании, что фонетически lai или 1ае может соответствовать только Xaoi, и что прилагательное Xaixoc могло быть произведено лишь от слова Xaoi. По его мнению, название вышеупомянутого села произошло от населявших его Xaoi, крестьян, пришедших из Малой Азии и получивших в Мезии такой же статус, как у себя на родине, т. е. земледельцев, живших на внегородской территории. Раду Вульпе, полемизируя с Балмушем, ссылается на то, что термин Xaoi существовал только в эллинистический период и что нет оснований предполагать массовое переселение мало- азийских крестьян в Мезию. Он считает, что соответственная категория вообще не могла существовать на Дунае из-за отсутствия там крупных землевладельцев и зависимых крестьян, и настаивает на том, что lai были племенем, члены которого были в привилегированном положении, так как приравнивались к римским гражданам. Аргументы Раду Вульпе не представляются достаточно убедительными. Во-первых, отсутствие крупного землевладения не может служить доводом против существования категории, подобной Xaoi, так как последние были, по преимуществу, не крестьянами, зависевшими от крупных собственников, а земледельцами, сидевшими на государственной земле. Государственной же была и земля племенных территорий римских провинций. Во-вторых, появление этого термина вовсе не предполагало переселения на Дунай крестьян из Малой Азии. Из Малой Азии переселялись самые различные категории населения. Выходцы из тамошних областей были многочисленны в нижне- мезийском войске и среди гражданского населения. Естественно, что они могли применять к местным крестьянам, находившимся в том же положении, что и Xaoi на их родине, привычный для них термин, который затем вошел в быт. Это особенно вероятно, поскольку, как показывает приводившаяся выше петиция 818, греческий язык был здесь значительно более распространен, чем латынь. Последним, между прочим, можно объяснить и ограниченность территориального распространения термина lai — в тех областях, где господствующим языком была латынь, он не мог привиться 819. Считать lai привилегированной категорией на том основании, что они фигури- руют в надписях совместно с римскими гражданами, также нельзя. В селах жили и совместно участвовали в общих предприятиях лица самого разного статуса. Выше уже говорилось о различии, которое, видимо, существовало между vicani и pos- sessores. В надписи из Мавретании Цезарейской упоминаются veterani et pagani intra eundem murum inhabitantes820, в надписи из Верхней Германии — veterani et peregrini 821. Здесь, как мы видим, деление также идет по социальному, или, что в данном случае совпадает, по юридическому статусу. Наконец, и бессы, фигурирующие в аналогичных посвящениях, никак не могут быть причислены к привилегированным слоям населения, что видно из надписей, характеризующих их положение в армии. Обычно они служили во флоте, куда принимались самые бесправные подданные империи. Неубедительна и ссылка на исчезновение термина Xaoi в послеэллинистический период. Если он исчезает из официальных памятников, то в народе он несомненно продолжал бытовать, так как иначе непонятно, откуда в церковной латыни мог возникнуть термин laicus — мирянин, противопоставлявшийся клирику. Вероятно, эволюция его аналогична эволюции термина paganus, который стал обозначать всякого, не принадлежащего к некоему избранному кругу 822. Такой параллелизм мог быть возможен только, если термин Xaot, так же как и термин pagani, продолжал существовать в применении к сельскому населению, пользовавшемуся более ограниченными правами, чем городское, или приписанное к городам. Весьма интересны соображения Балмуша о названии села Аоихсх; Парное. Очень возможно, что к постройке его были привлечены Xaot, как привлекались императорские колоны Африки к постройке укреплений и кастеллов. Что села могли получать наименования от социального положения своих обитателей, мы уже видели на примере населенных отпущенниками сел Бель- гики. Таким образом, многое говорит в пользу доводов Балмуша и позволяет предполагать, что lai были действительно социальной категорией, хотя пока этот вопрос не может быть решен окончательно. Но, кто бы ни были эти lai, ясно, что они, так же как и бессы, римского гражданства не получили. Можно думать, что в таком же положении оказались и другие многочисленные племена, жившие на внегородских племенных территориях. Характерно, между прочим, что только на Дунае сохраняется до середины III в. почетное наименование частей civium Romanorum, исчезнувшее в других провинциях. По-видимому, здесь, ввиду существования значительного количества неграждан, это наименование все еще могло считаться лестным отличием. Дипломы, выдававшиеся после 212 г. отставным преторианцам, матросам, и equiles singulares и предоставлявшие этим ветеранам иногда римское гражданство, а иногда ius connu- bii с перегринами, в подавляющем большинстве даны на имя придунайских уроженцев. Судя по именам, даже те их них, которые уже имели римское гражданство, получили его недавно. Нам известны Септимий Метик из Тримонтия 823, Аврелий Марк из Никополя 824, Аврелий Дециан из Мальвеза в Дакии 825, Неб Туллий из Мурсы826 827, Аврелий Валентин из Сирмия ш. Все эти лица, имевшие истинную или фиктивную городскую родину, не могут считаться членами недавно поселенных на при- дунайских землях внеримских племен 828 и тем не менее они нуждались в узаконении браков с женщинами, не имевшими римского гражданства, вероятно, своими односельчанками или соплеменницами. К дунайским же частям относится один довольно загадочный диплом первой половины III в. Он предоставляет декурионам и центурионам нескольких ал и когорт Нижней Паннонии, из которых сохранились только имена I Альпийской и I Эмес- ской когорт, римское гражданство, если они его еще не имели, ius. connubii и какие-то права их сыновьям, состоящим на военной службе в кастеллах. Диплом дан на имя центуриона Луцилиана (nomen его не сохранился) из Поролиссы, его жены Секундины, двух его сыновей, имена которых не сохранились, и дочери Лу- циды829. Существует мнение, что диплом этот касался поселенных на Дунае Александром Севером лимитанеев, но мало вероятно, чтобы к ним принадлежал уроженец Поролиссы Луци- лиан. Вероятно, сам он был римским гражданином и нуждался в дипломе для узаконения своего брака с перегринкой и римского гражданства для своих сыновей. Выше уже приводился ответ Диоклетиана фракийцу Зизону, согласно которому римский гражданин не имел права ни усыновить перегрина, ни завещать ему что-либо 830. Следовательно, Луцилиан не мог бы передать детям свое имущество, если бы они не получили римского гражданства. Все это позволяет считать, что значительная часть жителей придунайских областей, а именно сельские жители, не приписанные к городам, и после 212 г. оставались перегринами. Таким образом, и в Ш в. продолжало существовать правовое различие между ними и римскими гражданами и, в частности, солдатами и ветеранами. Закон Адриана, запрещавший передачу имущества гражданина перегрину даже по фидеикомиссу 831 и сохранявший свою силу еще при Диоклетиане, усугублял это различие. Земля ветерана, которую он получал из сельской или племенной территории, уже не могла вернуться к его односельчанам. Она переходила к его сыновьям только, если те сами становились гражданами, родившись после получения гражданства их отцом или заслужив его в римской армии. В списках дунайских легионов лишь очень незначительное число солдат указывает в качестве своего места рождения лагерь, тогда как в африканской армии число castrenses, как мы видели, все возрастало. На Дунае не было тенденции к возникновению замкнутого военного сословия. Объясняется это, вероятно, тем, что здесь не развивалось крупное землевладение и количество мелких и средних землевладельцев, пригодных для службы в армии, было достаточно велико. Тем не менее, судя по надписям, и здесь образуются семьи, в которых военная профессия была наследственной и способствовала возвышению такой семьи. Родоначальник ее обычно служил в вспомогательной части; выйдя в отставку, он становился римским гражданином, получал земельный надел и женился на дочери другого ветерана. Сыновья их служили уже в легионе, а внуки нередко достигали значительных чинов. Подобные случаи особенно характерны для мало романизированных областей, например, для Нижней Паннонии, где, конечно, такая семья начинала играть видную роль среди окружающего крестьянского населения. О размерах ветеранских имений точных сведений нет. Вероятно, они были не особенно велики, поскольку крупное землевладение вообще слабо развивалось на Дунае, во всяком случае, до середины III в. Одна сильно испорченная надпись йз Нижней Паннонии, возможно, поставленная ветераном, гласит, что он вместе со своим сыном устроили виноградник в 400 арпенов, т. е. около 800 югеров 832. Может быть, и здесь, как на Рейне,, средний ветеранский надел равнялся нескольким отам югеров. Во всяком случае, почетное положение, которое ветераны и солдаты занимали в селах, их роль в муниципальной жизни и постройки, которые они осуществляли на свой счет, показывают, что среди местного населения они были людьми наиболее состоятельными. Виллы ветеранов изымались из сельской территории, и они владели ими не как общинники-сельчане, а как частные собственники. Сохранились межегые столбы между сельскими территориями и виллами. Особенно характерен такой столб из Паннонии, с территории племени скордисков; на одной его стороне значится: ag(er) e(xceptus) vici Iosi. . . adsig(natus) Ti. Cl. Prisco pret(ecto) alae I c(ivium) R(omanorum), на другой: c(aput) a(gri) e(xcepti) 833. Мы видим, таким образом, что земля была изъята из сельской территории и передана Клавдию Ириску по принципу ассигнации, т. е. так же, как передавалась земля- ветеранам, поселенным в колониях. Выше приводилось место из «Liber coloniarum», касавшееся Далмации, свидетельствующее о различии между vici и возникшими в результате земельного наделения possessiones. Возможно, что в придунайских областях наделенные землей ветераны, даже если они жили в селах, по своим владельческим правам отличались от общинников. И здесь, как на Рейне, можно уловить разницу между общинниками (vicani) и владельцами земли (possessors). Может быть, такими посессорами были ветераны и римские граждане в селах Нижней Мезии и Дакии, тогда как бессы, лай, сельчане и т. п. оставались на положении общинников. В известной надписи из района Аквинка, которая по преобладанию имени Аврелиев относится к III в., сообщается, что обет Юпитеру, Юноне, Минерве и остальным богам исполнили посессоры села Виндониана. В надписи сохранилась только часть имен: Аврелий Эпикте- тиан, Аврелий Веттиан, римский всадник, и Викторин, дику- рион. Далее надпись гласит, что Аврелий Эпиктетиан, деку- рион Аквинка, жрец, принес в дар алтарь в честь сельчан, этот алтарь освящен во владениях — in possession(ibus) — Аврелия Веттиана, римского всадника, по просьбе (precario petentibus) сельчан Виндониана834. Надпись эта сходна с упоминавшимися выше надписями о посессорах и сельчанах Аквы в Галлии 835 836 837. Здесь также сельчане и посессоры, по-видимому, принадлежат к разным категориям, причем посессоры — видные люди: римский всадник и два декуриона. Особенно характерно выражение precario petentes, относящееся к сельчанам* поскольку в это время, судя по кодексам, оно заключало представление о некоем зависимом и подчиненном положении пре- каристов. Петиция скаптапоранских сельчан была передана Гор- диану через преторианца Аврелия Пирра, которого они называют convicanus и conpossessor 12°, что также позволяет предполагать, что эти понятия не всегда совпадали. Наделение солдат землей из сельской территории, возможно, вызванное тем, что городские территории были уже все распределены (поскольку, принимая во внимание очень значительный численный состав дунайской армии, ежегодно большая часть земель должна была выделяться для ветеранских наделов), ускорило разложение общины. Между прочим об этом свидетельствует и расцвет с конца II и в III в. культа домашнего Сильвана в среде солдат, ветеранов и близких к ним категорий населения. Сильван вообще был популярен на Дунае, что, по мнению исследователей, объясняется слиянием его образа с образом местного бога лесов и охоты. Однако в таком качестве Сильван в придунайских надписях выступает с эпитетом «лесного» (Silvester), часто в соединении с другими, безымянными лесными божествами; такие надписи посвящаются Silvano Silvestribus omnibus или просто Silvano Silvestris. Сильван, как домашнее божество — Silvanus domesticus — имел определенную функцию хранителя усадьбы. Почему, пишет Долабелла, каждое владение почитает Сильвана? Потому что он первый на земле поставил межевой камень. Домашний Сильван посвящен владению — possessioni ш. Следовательно, домашний Сильван это покровитель именно частного земель-^ ного владения, защитник прав его собственника. Распространение культа домашнего Сильвана на Дунае, так же как культа гениев места, домашних Matres, и Юнон на Рейне, свидетельствует о развитии частной собственности на землю, возрастании числа частных вилл за счет разложения общины. Конечно, выделялись из общины и становились владельцами вилл не одни только военные. Сохранились межевые столбы между территориями сел и виллами частных лиц. Наиболее характерен межевой столб из Нижней Мезии, поставленный по приказанию и декрету бывшего при Септимии Севере намест*1 ником провинции Овиния Тертулла между виллой бееса Ам- пуда (или, по другому чтению, Сиампуда) и сельчанами Бури- давы838. Здесь, по-видимому, из общины выделились владения разбогатевшего собственника. То, что межевой столб поставлен был iussu et ex decreto наместника провинции, свидетельствует о том, что такое выделение переходившей в частное владение земли могло совершиться лишь с дозволения представителя императора, которому принадлежала верховная собственность на неподеленные племенные и сельские территории. Любопытна также надпись из Далмации: она сообщает, что некто Г. Валий Фест по обету увеличил алтарь Юпитера щ принес в жертву быка по случаю того, что он основал виноградник, названный им Валианским, и что это имя он сохраняет на веки вечные 839. Возможно, что и в данном случае автор надписи получил в собственность участок общинной земли, а его особая благодарность Юпитеру по этому случаю показывает, что дело для него было важным и значительным. В первой половине II в. в жизни придунайских провинций и их городов большую роль играли пришлые дельцы, главным образом, по-видимому, откупщики. Мы знаем несколько надписей Юлиев, откупщиков пошлин Иллирика и Фракийского побережья. Члены этой семьи занимали высшие должности в различных городах. Особенно характерна надпись в честь Юлия ({апитона. Из нее мы узнаем, что он занимал все почетные должности в Сирмии, был жрецом в Эске, получил от тамошнего совета инсигнии дуумвирата, а затем статую, он получил также инсигнии декурионата от советов Петовио, Ратиарии, Сарми- зегетузы, Ромулы и был булевтом Томи 840. Таким образом, влияние его простиралось на все почти провинции, и он имел недвижимость во всех крупнейших городах придунайских областей. Надписи рабов и отпущенников семьи Юлиев, находимые в разных местах, подтверждают это. Известно также несколько откупщиков из семейства Элиев, также игравших видную роль в муниципальной жизни: упоминавшийся уже откупщик пастбищ и солеварен, римский всадник Элий Стре- нуй, был жрецом Августа, авгуром, дуумвиром Сармизегетузы, авгуром Апула, декурионом Дробеты, патроном ремесленной коллегии и коллегии матросов 841; другой член или отпущенник той же семьи, Элий Исмар, также был кондуктором пастбищ и солеварен и имел владения в Дакии, где его отпущенник Элий Эвфор посвятил за его здоровье надпись домашнему Сильвану842. Магистратами были и откупщики, и арендаторы рудников. Но постепенно городскими декурионами становятся сельские жители, прежде занимавшие должности сельских магистров 843. Иногда сельский уроженец становился декурионом города и не пройдя ступень сельского магистра. Например, М. Аврелий Полидевк, декурион Бригецио, указывает просто, что он происходит ex region(e) Dulg(ubniorum) a vico Cain. . . 844 В другой надписи (от 153 г.) магистр села был гражданином города Томи 845. По-видимому, во второй половине II ив III в. из среды сельских общинников выделяются более состоятельные землевладельцы, которые становятся магистрами сел, а затем гражданами городов и городскими декурионами. В известном письме Септимия Севера к Тертуллу по поводу иммунитетов, которыми пользовались граждане Тиры 846°, между прочим говорится, что наместник провинции должен отныне утверждать постановления тирян о принятии новых лиц в число граждан, дабы вследствие иммунитетов, которыми они пользуются, не слишком уменьшились поступающие из Иллирика доходы. Очевидно, города принимали довольно большое число новых граждан, которые, вероятно, и происходили из сельских жителей, разбогатевших, выделившихся из общины и ставших самостоятельными землевладельцами. Преобладание крестьянства и постепенное разложение общины обусловили крайнюю дешевизну наемного труда. Из да- кийских табличек середины II в. мы узнаём, что работник, нанявшийся в золотые рудники, с мая по ноябрь получал 70 денариев и харчи; столько же получал другой за целый год работы на руднике 847. Как низки эти цены, видно из сопоставления их с эдиктом Диоклетиана (даже учитывая рост цен), согласно которому сельский батрак или пастух получал 25, а ремесленник — 50 денариев в день. О распространенности наемного труда свидетельствуют две надписи: одна из Апула, которую посвятили Юпитеру два Элия — Цельсии и Юлиан cum operaris suis 848, и другая из Бригецио, посвященная Силь- вану коллегией opificerum 849. В обоих случаях, очевидно, имеются в виду свободные наемные работники, которые в Бригецио составляли даже особую коллегию. При сравнительной редкости надписей коллегий из дунайских провинций и при отсутствии упоминаний подобных коллегий в других провинциях этот факт несомненно показателен. Зато рабство было развито сравнительно слабо: надписей рабов и отпущенников — за исключением императорских, занятых в администрации, таможнях и при управлении рудниками, — немного. Редко, когда у одного лица встречается более одного—двух отпущенников. Что касается рабов и отпущенников частных владельцев, то хотя скудость данных не дает права на окончательные выводы, можно все же установить, что часть их принадлежала представителям администрации, часть — богатым откупщикам, часть — солдатам и ветеранам и меньшая часть — остальным владельцам, социальную принадлежность которых не всегда можно установить. К первой категории относятся, например, надписи Яну ария, раба Гонгия Несториана из Петовио, прокуратора трех Августов 850, двух рабов-акторов легата легионов VII Клавдиева и I Вспомогательного из Дакии 851, фамилии наместника Нижней Паннонии Гатерия Сатурнина, которая принесла дар Митре через посредство имевшего степень «отца» Арпократа 852; надписи отпущенников легатов в Паннонии 853, отпущенницы прокуратора из Верхней Паннонии 854, отпущенника легата Верхней Мезии 222 г. Фурия Октавиана (этот отпущенник вместе с другим лицом принес дар Фортуне дома Фуриев) 855 и раба того же Фурия Октавиана, семья которого имела, по-видимому, довольно значительные владения в Верхней Мезии. Этот раб в районе Скупи поставил надпись Дракону, божеству небезызвестного Александра из Абонотейха 856°. Надписи дают сведения и о рабах и отпущенниках откупщиков, особенно многочисленны принадлежавшие упоминавшейся уже выше семье Юлиев, надписи которых встречаются в разных местах: в Дакии 857, Верхней Паннонии 858, Нижней Мезии 859; в вышеупомянутых надписях откупщиков пастбищ Элиев также фигурируют их раб и отпущенник. Эти рабы и отпущенники не могут считаться характерным для придунайских провинций явлением, так как они принадлежали лицам, прибывшим туда извне. Более интересны данные о рабах солдат и ветеранов. Можно назвать надписи (из Потаиссы в Дакии), упоминающие отпущенника и отпущенницу ветерана numerus Palmyrenorum 860, двух отпущенников Аврелия Мария, оптиона XIII легиона Близнеца (из Апула) 861, отпущенника ветерана Итурейской алы (из Ампела) 862, Септимия Асклепиада, августала Сармизегетузы, отпущенника корникулария XIII легиона Близнеца 863 (из Аквинка в Нижней Паннонии и его окрестностей), отпущенника солдата 864, двух отпущенниц и отпущенника ветерана 865, отпущенника знаменосца того же легиона 866°, двух отпущенников ветерана, родом из Африки 867, отпущенницу ветерана Ирину, входившую в коллегию Цереры 868, отпущенников ветерана I Вспомогательного легиона из Верхней Паннонии, декуриона Саварии 869 870 871, отпущенников ветеранов из Скарбан- ции и Бригецио 164, отпущенницу ветерана Аврелия Доризона 872 и отпущенника ветерана Аврелия Марка 156 (из Аррабоны), отпущенников солдата 873 (из Карнунта), отпущенника ветерана Абасканта, родом мезийца874, несколько отпущенников ветеранов (из Петовио) 875, надпись восьми рабов и отпущенников на гробнице центуриона IV Флавиева легиона (из Виминация в Верхней Мезии) 876°, отпущенника и наследника солдата877, пяти отпущенников ветерана Юлия Виндекса (из Наисса)878, несколько отпущенников солдат и ветеранов из Нижней Мезии 879. Как видим, число рабов и отпущенников солдат и ветеранов довольно значительно, хотя на каждого владельца их приходится немного. По-видимому, в имениях военных было занята незначительное количество рабов, что соответствовало сравни- тельно скромным размерам этих имений, но вместе с тем можно думать, что военные вели свои хозяйства на основе использования рабского труда, как и владельцы среднего размера вилл в других провинциях. Обращает на себя внимание почти полное отсутствие надписей отпущенников вне больших городов, в отличие от Африки, где отпущенники часто селились в сельских местностях. Это объясняется тем, что в Африке владельцы крупных доменов, как мы видели, отпускали своих рабов, отдавая им те земельные участки, на которых они сидели раньше и которые составляли их пекулии, переводя таким образом отпущенников на положение, несколько напоминавшее положение колонов. На Дунае же, где крупное землевладение в это время еще не развилось, не было предпосылок и для развития такой формы эксплуатации рабов и отпущенников. Среди известных нам надписей из дунайских провинций нет ни одной, которая позволила бы предполагать там для этого времени наличие колонов или посаженных на землю рабов. Даже рабы-вилики или акторы крайне редки. Вероятно, владельцы большей частью сами управляли своими виллами и надзирали за рабами. В этом смысле сходную картину мы видим на примере рабов и отпущенников декурионов, принадлежавших к тому же сословию, что и ветераны. Можно назвать отпущенника понтифика Апула 880, отпущенника авгура Сармизегетузы881, трех отпущенников фламина той же колонии 882 и двух отпущенников римского всадника, дуумвира Сармизегетузы 883, двух отпущенников декуриона Аквинка 884, отпущенника и наследника другого декуриона 885 886, несколько отпущенников декурионов Аквинка 17°. Из тех же крупных городов происходят надписи отпущенников частных лиц. Любопытно отметить, что значительный процент отпущенников носит nomen Элиев, Сеп- тимиев и особенно Аврелиев. Следовательно, они принадлежали господам, лишь недавно ставшим римскими гражданами, возможно, тем самым землевладельцам, которые выделились из общины, стали гражданами городов и римскими гражданами и применяли на своих виллах труд рабов. Во всяком случае, факт этот показывает, что рабовладение в некоторой степени •стало здесь развиваться со второй половины II и в III в., т. е. в то время, когда в большей части Западной империи оно уже переживало кризис. В этом одна из причин, почему оно не достигло здесь особенно значительного развития и не стало одной из основ возникновения и развития колоната. Можно думать, что на виллах применялся и наемный труд. Мы видели, что он был здесь весьма дешев. Напротив, судя по тем же дакийским табличкам, рабы были довольно дороги. Средняя цена взрослого сельского раба принималась обычно в 500 денариев 887. Между тем, в договорах о покупке рабов, зафиксированных на дакийских табличках, за шестилетнюю девочку было уплачено 205 денариев 888, за женщину-рабыню — 420 889, за мальчика — 600890. Надо думать, что взрослый раб, способный к тяжелому сельскохозяйственному труду, стоил значительно дороже, и в ряде случаев наемный труд мог оказаться выгоднее. Значительное число рабов вывозилось в Италию 891. Пан- нония, судя по «Expositio totius mundi», экспортировала рабов еще и в IV в. 892; по-видимому, на месте они не находили достаточного сбыта и применения. Вместе с тем, обращает на себя внимание сравнительно значительный в дунайских провинциях процент рабов и отпущенников, которые были местными уроженцами. Вообще, как известно, определить этническую принадлежность рабов по их именам нелегко, так как владельцы давали им имена по собственному вкусу, большей частью греческие или римские. Все-таки, о некоторой их части можно составить представление. Так, раб-сапожник Перегрин из Кар- нунта сообщает, что он был natione Dacus893; даком был и отпущенник Скорпион 894; по словам другого отпущенника, он был далмат, а его жена — дакийка 895; отпущенник Абас- кант был мезом 896°. Некоторые другие рабы и отпущенники носят местные имена: Dades 897, Addebar 898, Pannonius 899, Atebla и его жена Scarbantilla 900, Laletus 901, Adietomarus 902, Tzitzis 903, Tara 904, Dasius 905, Liburna 906°. Вряд ли эти рабы и отпущенники, так же как и те, которые вывозились в Италию, были потомками местных жителей, обращенных в рабство еще при завоевании дунайских провинций. Спустя столько поколений они должны были смешаться с рабами других племен и получить латинские или греческие имена. Скорее можно предположить, что часть местного населения постоянно обращалась в рабство. Так как в период империи насильственный захват и продажа в рабство хотя и практиковались, но далеко не в таких размерах, как во время республики, и преследовались законом, порабощение свободных, вероятно, осуществлялось иными путями. Скорее всего в этом процессе главными факторами были задолженность и самопродажа, которая, во всяком случае с III в., признавалась законной для лиц старше 20 лет, а судя по вниманию, которое уделяют этому вопросу кодексы, нередко имела место и в отношении лиц более молодых. Неоднократно упоминаются также продажа и отдача в залог детей их родителями. Все это позволяет предполагать, что разложение общины приводило к обнищанию части крестьян, вынужденных не только^ наниматься за невысокую плату на работу в рудники или имения, но и продаваться в рабство или продавать своих детей. Кстати, любопытно, что в отличие от Италии и других областей Запада, где большой и все возрастающий процент рабов составляли рабы, рожденные в доме (vernae), в надписях из при- дунайских провинций они совсем не встречаются. По всей видимости, чем дальше (начиная с III в.) заходило развитие частного землевладения и разложение общины, тем разорительнее должен был действовать этот процесс на массы общинников. Мы не имеем данных о положении в дунайских провинциях во второй половине III в., но, судя по тому, что подавляющее большинство среднего и высшего командного состава армии того времени были выходцами из этих областей и что командиры получали земельные наделы, в несколько раз превосходившие наделы рядовых, можно думать, что в это время здесь возникает и развивается крупное землевладение. Некоторые параграфы кодексов середины IV в. специально посвящены крестьянам Иллирика. Они гласят, что те, кто занимали там должность дефенсоров, обязаны были защищать крестьян от притеснения сильных людей, наблюдать за тем, чтобы их не обманывали в судах 907. Если кто-нибудь в Иллирике, говорится ъ императорском рескрипте, из тех, кто по своему положению может быть страшен для маленьких людей, под предлогом выполнения повинностей заставит крестьянина работать на себя, как своего раба, или использует для себя его быка или раба, тот пусть будет лишен всех средств и отправлен в вечное изгнание, хотя бы крестьянин и говорил, что работал на него по собственному желанию908. Следовательно, в это время крупные собственники использовали крестьян в своих имениях как рабочую силу и присваивали их инвентарь. По-видимому, это было дальнейшее развитие отношений, которые начали зарождаться с конца II и в III в. в связи с усиленным разложением общины. Поскольку в середине IV в. они окончательно сложились и вскоре были оформлены законом о прикреплении к земле иллирийских колонов, можно думать, что они уже достаточно четко наметились с конца III в., а может быть, и несколько раньше. Если это так, то классовые противоречия, очевидно, должны были здесь все более обостряться, что и имело место в действительности и проявлялось как в движениях «разбойников», очень многочисленных в дунайских провинциях, так и в союзе местных повстанцев с внеримскими племенами, которые пользовались их помощью и сочувствием при своих вторжениях в провинции. Нельзя, конечно, военных, из числа которых выходили сперва владельцы средних рабовладельческих вилл, а затем и более крупных имений, зачислять в один лагерь с крестьянами-общинниками, у которых отнимали земли в пользу солдат и ветеранов, а затем эксплуатировали в их имениях. Относительно слабое развитие рабства сказалось также в том, что, как показывают данные надписей, отпущенники не играли особой роли в ремесле. Зато они иногда добивались довольно почетного положения в городах, где бывали не только августалами, но даже получали отличие декурионата 909, что в других провинциях бывало редко. Любопытна одна, к сожалению, чрезвычайно фрагментированная надпись из Варны. По-видимому, она содержит отрывок рескрипта или ответ на запрос императора или наместника, указывающий адресатам, чтобы они оставили всякие сомнения и опасения и знали, что им обязаны услугами (obsequia) и те, кому они сами дали свободу, и те, кто заплатил за нее; далее, по-видимому, определялась цена, которую они в таких случаях могли требовать910. По-видимому, порядок отпуска на волю, а также положе. ние и обязанности отпущенников были здесь мало известны и неясны, почему и потребовалось специальное разъяснение. Крайняя скудность материала не позволяет нам составить представления об идеологических течениях в среде местных рабов. Однако кое-какие данные позволяют предполагать, что среди городских рабов они были такими же, как в Италии. Из крайне немногочисленных сакральных надписей рабов большая часть посвящена Гераклу и Митре 195. Иногда встречаются посвящения Сильвану 196 и местным богам, например Domino et Dominae, кулы которых был очень распространен, и которые, как указывает издатель надписи Г. Штефан, ссылаясь на мнение Пырвана, были местными верховными божествами 197. Рабы посвящают надписи также Ларам198, Либеру 199, Диане 200, Изиде 201, Долихену 202; один раб посвящает надпись божеству Природы 203, что говорит о некоторых попытках философских обобщений. Распространение культа Геракла и Митры свидетельствует, что и в придунайских городах рабам было близко учение об активной морали и борьбе со злом, как предпосылках и условиях посмертной награды и конечного спасения. Вероятно, распространенность на Дунае учений о бессмертии души, связанных с культом Диониса или Либера и фракийского всадника, способствовала укреплению этих представлений. Рабы принимали участие и в тиасах Либера 204. Остальные, упоминавшиеся выше божества — обычные боги- покровители рабов и простого народа. Возможно, что и в придунайских городах существовали коллегии «маленьких людей» с участием рабов. Правда, только одна надпись из Апула упоминает такую коллегию, ничего не говоря о том, что в нее входили рабы. Она гласит: familiaricum a solo Prosmoni ex suo fecerunt per Aur. Statium et Ulp. Paulum quaestores 205. По мнению издателя, Prosmoni — это избранное коллегией фамильное имя, подобное именам соответственных ductos esse constet in dubium vero non venit tis competens obse- quium vobis exhibere deb bertatem propriam voluerint obtinere aut bunt aut pretia vobis exsolve[n]t . . . pretia postulare quae . . vendendi qu . . . prov. . . 195 GIL, III, 1029, 1549, 1565, 1573, 3479, 3960, 4414, 4445, 4551. 196 Например, AE, 1938, № 168 и др. AE, 1899, № 74; 180. 197 «Dacia», 1945, t. IX/X, стр. 475 сл. 198 GIL, III, .1950; H о f f i 1 1 e r, № 159. 199 GIL, III, 1303, 5122. 200 Ibid., 1288. 201 Ibid., 4015. 202 Ibid., 1301. 203 Ibid., 14354 29. 204 Ibid., 704. 206 Ibid., 7807. коллегий в Италии — Eutychii, Eusebii, Eugenii и т. п. 911 Эта надпись, как и немногочисленные посвящения рабов Ларам и гению господина, позволяют думать, что по крайней мере городские рабы здесь также знали крепкую фамильную организацию и, отрываясь от нее по тем или иным причинам, включались в коллегии «маленьких людей», которые, как мы пытались показать, с одной стороны должны были заменить эту фамильную организацию, а с другой — способствовали объединению рабов и свободной бедноты. Вообще же коллегии в дунайских городах немногочисленны. Наиболее распространены fabri et centonarii и кое-где коллегии матросов. Первые, вероятно, объединяли ремесленников различных специальностей, поскольку ремесло не было здесь так дифференцировано, как в Галлии и Италии, и потребность в ремесленных изделиях в значительной мере удовлетворялась как за счет италийского, а затем галльского импорта, так и за счет мелкого местного производства, продолжавшего доримские традиции и обслуживавшего сельское население. Сравнительно мало данных мы имеем об эволюции муниципального строя. Надписи, свидетельствующие о затратах муниципальной верхушки на общественные постройки, игры, раздачи, никогда даже в отдаленной степени не достигали здесь такого количества, как соответственные надписи из Италии, Галлии, Испании, Африки. Такие мероприятия, как алиментарные учреждения или раздачи хлеба для предотвращения дороговизны, в надписях вовсе не засвидетельствованы. Вероятно,, объясняется это тем, что в придунайских провинциях вследствие слабого развития рабства противоречия между городской верхушкой и городской беднотой не играли такой роли, как в других провинциях. Не появляются в дунайских городах и кураторы. Однако некоторые данные все же позволяют думать,, что и здесь города в III в. приходят в упадок. Новые колонии и муниципии уже не основываются, хотя старые, еще не имевшие статуса колоний и муниципнев города и получают этот статус в первой половине III в. На упадок городов указывают археологические данные 912. Важным симптомом изменившегося положения можно считать уже упоминавшийся выше факт сокращения набора в войско из городов и наделение ветеранов землями не из городских, а из сельских территорий. Общий кризис рабовладельческого строя отразился и на городах придунайских областей, хотя в это время рабство там даже развивалось. Несмотря на разложение общины, укрепление частной собственности и рабовладения, придунайские области, как и прирейнские, идут особым путем. В своей работе о Нижней Мезии в I и II вв. н. э. Т. Д. Златковская высказала весьма интересное предположение о том, что к концу II в. там начинается слияние отдельных мелких племен в более крупные объединения, идет формирование народностей 913. Такой же процесс наблюдается и в других нридунайских провинциях. Происходившие оттуда солдаты, так же как и мезийцы, указывают на свою принадлежность не к отдельному мелкому племени, а к народности паннонцев, даков, далматов. Появление в упоминавшейся выше надписи Геракла, как Геракла Иллирийского, так же как Matres паннонских и далматских 914, показательно в этом смысле и соответствует аналогичному процессу в прирейнских областях. Подтверждает его и неоднократно отмечавшееся появление с конца II ив III в. местных имен в семьях, по-видимому, издавна романизированных, в которых деды и отцы носили чисто римские имена, а внуки и сыновья получают имена местные. Часто, особенно в буржуазной историографии, такие факты (как и другие, относящиеся к тому же кругу явлений) объясняют «варваризацией» — термин по существу столь же неопределенный, как и «романизация». Под последней обычно понимается распространение римской культуры, под первой — ее вытеснение культурами провинциальными; иногда «романизация» связывается с развитием городской жизни, «варваризация» — с преобладанием сельских элементов. Однако все эти явления — вторичного порядка. Мы видели, что если можно применять условно термин «романизация», то лишь в смысле развития в той или иной провинции рабовладельческих отношений в их высшей форме. С распространением рабства связано и развитие городского строя и распространение римской культуры среди класса рабовладельцев. Напротив, с явлениями, определяемыми как «варваризация», связан кризис рабовладельческих отношений, упадок муниципальной жизни, перемещение центра тяжести экономической и социальной жизни из города в деревню, в крупный домен и село, что, естественно, связано с оживлением местного ремесла и местных традиций, никогда не умиравших в сельских местностях. В при- дунайских провинциях мы, правда, в это время еще не видим симптомов кризиса, напротив, рабовладельческие отношения несколько укрепляются. Но они не могли достичь высокой ступени в силу того, что начали развиваться в период, когда в ос- тальной империи они уже находились в состоянии кризиса. Вскоре и здесь складываются отношения, сходные с отношениями в других провинциях. Симптоматично, что, как уже говорилось выше, старые города получают новые привилегии, но новые города уже не возникают, а с середины III в. начинается упадок и старых городов. Известная часть общинников обращается в рабов, но, по-видимому, преобладающим способом эксплуатации вскоре становится эксплуатация богатыми землевладельцами бедных общинников-крестьян. Племенные общины уже не обращаются в города античного типа, а сливаются постепенно в народности. Эти черты развития в известной мере сближают придунайские — так же как и прирейнские — области скорее с внеримскими народами, чем с теми частями империи, где рабовладельческий строй достиг наибольшего расцвета.