Вследствие поражения в войне против Македонии Афины повторно утратили свою свободу и город снова подпал под владычество македонского царя. Им был Антигон, сын царя Деметрия, свергнувшего в 307 г. правителя Деметрия Фалерского. После его поражения при Ипсе в 301 г. Афины вновь от него отложились, пока Деметрий в 295 г. опять не подчинил город, а в 287 г. в итоге восстания снова не утратил над ним власть. Естественно, Антигон, зная всю эту предысторию, задумался над тем, как утвердить свою власть в Аттике надолго и стабильно. Гарнизон, поставленный в свое время его отцом в Пирее, сохранил верность его сыну и тогда, когда отец попал в плен. Таким образом, гавань с 285 г. превратилась в один из постоянных опорных пунктов Антигона. Напротив, укрепления страны, по крайней мере Элевсин и Рамнунт, возможно и другие — поскольку они снова перешли в руки афинян и оставались у них до конца войны, — в 262 г. опять получили от царя гарнизоны и военачальников. Царский гарнизон снова вступил и в город, как и прежде разместившись на господствующем холме Мусейона. Обеспечить военный контроль над Аттикой после победы удалось относительно легко314. Тем не менее царь должен был добиться и политического контроля над городом и страной. Этого он в любом случае достиг — ведь на протяжении жизни более чем поколения, до 229 г., акты афинской экклесии и Совета, а также документы внегосударсгвенных корпораций полны заверений в преданности царю и его дому. Перед каждым заседанием Народного собрания пританы, то есть дежурная коллегия Совета, приносили жертвы богам за здравие Совета, народа, царя, царицы и чад оных2. Декреты в честь назначенных царем или поставленных под его надзор стратегов прославляют их верность правящему дому3. Из этих и других признаков с очевидностью вытекает, что царю удалось добиться решающего влияния на афинскую политику. Однако имеется лишь одно краткое и не во всем однозначное сведение о том, как он это осуществил на деле. Оно содержится в составленной более века спустя Хронике Аполлодора (с. 120 — 122), которую к тому же цитирует Филодем, творивший во времена Цезаря и Цицерона. Цри этом однозначно показание, что при Антипатре, исполнявшем должность непосредственно перед архонтом Арреней- дом, город утратил свободу и в Мусейоне был размещен гарнизон. Затем говорится, что должности были [упразднены] и «все было подчинено воле одного мужа»4. Однако вопреки этому из документов последующих лет однозначно выясняется, что все наиболее значительные магистратуры оставались в действии: их функционирование засвидетельствовано в середине следующего за капитуляцией года декретом Народного собрания в честь незадолго до того скончавшегося философа Зенона5. Отсюда кажется, что правильное дополнение решающего места еще не найдено; возможно, речь там шла не об упразднении должностей, но лишь о том, что их прерогативы были ограничены каким-то способом, который все отдавал на усмотрение одного человека. Это понимали в том смысле, что он мог давать подлежащие к исполнению указания и своим вето отменять административные решения должностных лиц. Но это и означало не что иное, как то, что царь наделил единственное лицо полномочиями верховного надзора за политикой Афин, точно так же как и Кассандр в свое время уполномочил Деметрия Фалерского управлять городом и как царь Деметрий вручил историку Гиерониму бразды правления Беотией. Тем самым у Аполлодора речь идет о царском эмиссаре, однако в сокращенной выдержке Фи- лодема не указано ни его имени, ни титула. Он исполнял свою миссию, по всей вероятности, лишь до середины 50-х годов, так как в 255 г., по свидетельству Хроники Евсевия, царь «даровал афинянам свободу»315. С этим, несомненно, связано и то, что он спустя какое-то время после окончания войны вывел гарнизон из города316. Возврат «свободы» и вывод из города гарнизона не означали, однако, что афиняне снова стали такими же свободными, какими они были до поражения, — попросту владычество царя более не проявлялось в городе открыто. В Пирее и в крепостях страны продолжали стоять военачальники и войска царя, и один лишь этот факт скрывал за собой то, что город не мог проводить политику, идущую вразрез с царскими интересами. Он мог, конечно, обрести тогда известную свободу в сношениях с иностранными державами, однако за все семь лет правления в Афинах царского эмиссара не улавливается ни малейшего намека на такие контакты. В науке господствует мнение, что царем в эти годы назначались и архонты317. На это не имеется никаких указаний, и, кроме того, едва ли был резон заниматься ему таким делом, если в любом случае компетенция архонтов, как и любых иных магистратов, натыкалась на барьер полномочий царского эмиссара. Далее, распространено мнение, что с 255 г. и до той поры, пока город вообще оставался в зависимости от Македонии, то есть до 229 г., царь якобы влиял на назначение городских стратегов каким-то особым способом, который значительно ущемлял избирательное право народа". Это мнение основано на одном — признанном теперь ошибочным — дополнении Ад. Вильхельма в позднем декрете элевсинского гарнизона в честь стратега Деметрия — почему в новейших работах от этого мнения отказались318. Скорее уж следует предположить, что царь оказывал влияние на выбор стратегов лишь в те годы, когда город сохранял статус оккупированного и Афинами правил эмиссар. Один подобный случай зарегистрирован". С заметкой Аполлодора о внедрении царского эмиссара можно связать историю, поведанную Гегесандром, писавшим спустя добрых сто лет после описываемых здесь событий319. Он сообщает, что Деметрий Фалерский, внук одноименного правителя, из-за своего расточительного и считавшегося вызывающим образа жизни был вызван в Ареопаг — коллегию экс-архонтов, 'действовавшую как полиция нравов. Ему вменялось, к примеру, в вину, что он как начальник конницы (гиппарх) на Панафинейском празднике рядом с гермами, где проходил смотр всадников, велел соорудить своей метрессе Ари- сгагоре из Коринфа подиум, выдававшийся над гермами, а на Элевсинии воздвигнуть трон рядом с Анактороном. При этом он грозил побоями тем, кто пытался было ему помешать. Перед Ареопагом он защищался столь решительно и агрессивно, что глас многих членов этой коллегии был не в его пользу, сам же он остался безнаказанным. Под впечатлением столь завидной независимости и упорства Антигон именно его поставил фесмофетом. Фесмофетами назывались в Афинах шесть архонтов без постоянного круга полномочий, каковой имели эпоним, басилевс и полемарх. Как и все архонты, они избирались жребием на предварительных выборах по одному от каждой филы; в их руках не находилось практически никакой власти. Здесь же, напротив, речь идет о царском назначении, то есть о вмешательстве в афинскую конституцию, и вполне понятно, что царь выбрал Деметрия именно за определенные, одному ему известные качества и что этим назначением он осознанно и весьма чувствительно желал затронуть за живое афинское государственное устройство. Термин «фесмофет» не может здесь иметь своего обычного значения, и сам инцидент должен относиться к тому времени, когда царь позволял себе играться с конституцией Афин по своей прихоти — вслед за капитуляцией города и перед возвратом ему «свободы», то есть, несомненно, тотчас же после победы. Отсюда я предложил видеть в Деметрии царского эмиссара, правившего с 262 по 255 г. Вместо ярко окрашенного в верноподданнические тона титула Epistates (надзиратель) он носил более безобидный — Thesmothetes, тем самым в этом титуле возродилось его исконное, давно поблекшее значение: фесмофет — это человек, «который наводит порядок»320. Такое предположение получило недавно подкрепление с неожиданной стороны. Найденный в Элевсине и известный с XVIII в. солидный постамент, на котором сохранились надписи, нес на себе некогда статую стратега Деметрия, сына Фаносграта, из Фалера321. Она была воздвигнута наемными солдатами из Элевсина, Пан акта и Филы и постоянно приписывалась Кассандрову наместнику, хотя могло бы озадачить уже то, что посвятители явно выступают как представители одной из созданных только в 287 г. стратегий Аттики (без приморских земель). Восемь венков с вырезанными в них надписями свидетельствуют о следующих одновременных почестях этому Деметрию: от Совета, народа, демоса Элевсина и всадничества. Они сообщают, что Деметрий был гиппархом (как Деметрий Младший у Гегесандра) и по меньшей мере три раза стратегом, что он одержал ряд побед в беге колесниц на Великих Панафинеях (на которых Деметрий Младший появляется и у Гегесандра), а также на праздниках Гермеи и Делии. Стефен Треси выяснил, что эти надписи вырезаны резчиком, деятельность которого приходится на время от 270 до 235 г., что памятник поэтому принадлежит Деметрию Фалерскому Младшему, отца которого, как и отца прежнего правителя, звали Фанострат, то есть не кому-нибудь, а внуку наместника, охарактеризованному Гегесандром и утвержденному в звании фесмофета царем Антигоном322. Он же, видимо, чуть позже засвидетельствован, кроме того, как член Совета и казначей пританов323. Таким образом получается, что два царя Македонии, каждый со своей стороны, назначили на пост правителя города двух членов одной и той же афинской фамилии: первым Антицатрид Кассандр деда, а за ним Антигонид Антигон внука оного, то есть потомка того самого мужа, которого отец его сам свергнул в 307 г. и который затем нашел убежище у Птолемея, ярого врага его отца. Некоторые исследователи предполагали существование в годы после Хремонидовой войны и других правовых ограничений, якобы наложенных победителем на побежденных. Теза Фергюсона, по которой тогда была на некоторое время отменена эфебия, безусловно ошибочна324. Точно так же ошибочным было и мое, основанное на абсолютном отсутствии каких-либо источников предположение о том, что тогда был ликвидирован пост стратега гоплитов, восстановленный лишь после освобождения города в 229 г. Датировка списка магистратов IG П2 1705, где Эвриклид из Кефисии указан как стратег гоплитов, периодом от 40-х гт. Ш в. до времени вскоре после 229 г. оспаривалась; в действительности же надпись может относиться к концу 40-х годов325. Гораздо сложнее обстоит дело с решением вопроса, отобрал ли царь-победитель у города, как это часто предполагалось, право чеканки собственной монеты, и как долго держался подобный запрет — до 255 г. или же дольше. Похоже, что Афины после 262 г. вроде бы на какое-то время перестали чеканить серебро, однако причины такого перерыва, отнюдь не беспрецедентного в истории монетного дела, совершенно не ясны. Во всяком случае, не имеет доказательной силы довод, что царь Антигон как бы навязал городу на более или менее короткое время свою собственную чеканку'11. Большая часть денежного спроса покрывалась теперь, однако, царской серебряной и медной монетой, обращавшейся в больших количествах; только на Агоре найдено 160 бронзовых монет царя326. Из политиков, игравших в Афинах определенную роль перед началом и в ходе Хремонидовой войны, упомянут в городе после своей кончины лишь один Сфедр из Сфетта — пожилой муж, который еще в 296/5 г. при тиране Лахаре был стратегом. Он был отмечен народом почестями в 50-е годы — незадолго до или вскоре после установления оккупационного статуса — за свою сорокалетнюю политическую деятельность. Его сын Тимохар также занимал среди граждан уважаемое положение и примерно в то же время, в 256/5 г. при архонте Эвбуле, стал агонофетом327. А Федр наверняка был не «другом македонян», как думали некоторые исследователи, но афинским патриотом, который при любом правительстве лучше всех умел найти свое место и поладить с ним, будучи к тому же отпрыском одного из тех семейств, без чьих услуг город обойтись не мог, если только они — как это делал долгое время брат Федра Каллий — не поступали в услужение к какому-нибудь царю. Вспоминали и после их смерти еще двух братьев, весьма активных до конца войны — Хремонида и Главкона, впрочем, обоих уже только на чужбине. Перед сдачей города им удалось скрыться, и затем вскоре они появляются снова как советники и «рядом сидящие» (paredroi) с Птолемеем II. Его преемник Птолемей Ш распорядился воздвигнуть Главкону за его заслуги статую в Олимпии328. Вскоре после окончания войны «эллины», собравшиеся по призыву Птолемея П в Платеях — месте великой победы греков над персами в 479 г., чествовали Главкона как передового борца за свободу и единство греков и в вынесенном почетном декрете принесли клятву в память о Греко-Персидских войнах — как это было совершено и в декрете Хремонида, — одновременно поставив этим македонян на одну доску с восточными варварами329. Хремонид в ранге командующего флотом Птолемея II вступил, скорее всего в 50^е годы, в морское сражение с родосцами у Эфеса, где он потерпел поражение от родосского адмирала Агатострата330. Македонский царь-победитель поисгине жестко повел себя, по крайней мере в первые послевоенные годы, в отношении покоренного города. Но вряд ли для того, чтобы заставить умолкнуть пушки, он оказал последние почести одному чужестранцу, пришедшему полвека назад в Афины и обретшему там свою вторую родину. Зенон, основа тель Стой, которого Антигон от случая к случаю слушал еще юношей и которого он с охотой привлек бы к своему двору, скончался спустя несколько месяцев после окончания войны, весной 262 г. На известие об этом царь отреагировал предложением находившемуся у него как раз афинскому послу Трасону устроить чествование умершего. Принятое вслед за тем по предложению Трасона постановление народа сохранилось, и начинается оно следующими словами: «Поскольку Зенон, сын Мнасея из Китиона, уже с давних лет занимаясь философией в нашем городе, не только во всем остальном постоянно проявлял себя подобающим мужем, но и обращавшихся к нему с просьбой об обучении юношей побуждал к добродетели и благоразумию и воспитал к высшему их благу, тем что представил им как образец собственный образ жизни, во всем следовавший его учениям, народ постановил восхвалить Зенона..» Он был посмертно почтен золотым венком и погребением на общественном кладбище25.