В первые века н. э. ведущей и определяющей была рабовладельческая, античная форма собственности. Для нее характерна абсолютная власть рабовладельца над лишенным средств производства и являющимся собственностью господина рабом и вместе с тем ограниченная собственность владельца на основное средство производство — землю. Конечно, частная собственность на землю существовала и владелец практически мог распоряжаться принадлежавшим ему имением по своему усмотрению. Однако собственность эта была ограничена городом, утратившим в Римской империи самостоятельность полиса, но тем не менее сохранившим те его черты, которые делали полис коллективом землевладельцев и рабовладельцев, организацией свободных граждан, сложившейся для осуществления господства над рабами, для подавления их сопротивления. В известной мере ограниченность прав землевладельца выступала и в неприкрытой форме. Так, например, постоянно действовал закон, в силу которого имение, в продолжение двух лет остававшееся необработанным, могло быть занято любым желающим, который становился, таким образом, его законным владельцем Ч Закон этот был результатом взгляда на отдельный земельный участок, как на органическую часть городского земельного фонда, верховная собственность на который принадлежала городу в целом, не допускавшему, чтобы обработка земли была приостановлена, и передававшему землю тому, кто мог обеспечить такую обработку наилучшим образом. Значительная часть земель принадлежала городу как таковому и сдавалась гражданам в краткосрочную или долгосрочную аренду. Хотя долгосрочная «вечная» аренда практически приравнивалась к владению, она могла быть расторгнута, как только прекращался взнос арендных платежей 26 27. Как видно из так называемой Велейской таблицы, часть земли, непосредственно эксплуатировавшейся городом, обрабатывалась при посредстве рабов и колонов28. Известная часть городских земель, остававшаяся под пастбищами и лесами, находилась в общей собственности всех граждан или групп землевладельцев, иногда поделенной, а иногда и не поделенной :между владельцами имений29. Самое существование городских земель ставило известные пределы расширению частных имений. Некоторые городские земли вообще не могли быть проданы и перейти в частное владение 30. Другие продавались, вероятно, в связи с особыми обстоятельствами, вызывавшими у города острую нужду в деньгах. Так, одна надпись времени Марка Аврелия из Остии упоминает о продаже городских земель в связи с расходами, вызванными войной 31. Однако как правительство, так и граждане городов, понимавшие всю важность сохранения городских земель во владении города, старались возвратить ему участки, которые в результате продажи или прямого захвата 32 переходили в частные руки 33. Наиболее полным, в этом смысле, было общее распоряжение Септимия Севера, предписавшего, чтобы приобретенные у городов земли после смерти покупателя выкупались у его наследников и возвращались городам 9. Таким образом, стремление сохранить городские земли как экономическую базу коллектива землевладельцев и рабовладельцев ограничивало развитие частной собственности на землю и приходило в противоречие с интересами тех богатых владельцев, о которых. Фронтин и Урбик сообщают, что они нередко захватывают и обрабатывают городские общественные земли 10. Но наиболее ярко влияние городской организации на права владельца сказывалось в тех обязательных и формально добровольных, но фактически также обязательных повинностях и расходах, которые он должен был нести в пользу города. Огромные затраты, производившиеся декурионами, магистратами и просто богатыми гражданами в пользу городов, на общественные постройки, общественные трапезы, алиментарные учреждения, на нужды коллегий, на закупку продовольствия для горожан и облегчение причитающихся с них податей, постоянно привлекали внимание исследователей истории Римской империи. Одни объясняли их честолюбивым стремлением «благодетелей» получить статую, почетный декрет или погребение на общественный счет «от благодарных граждан»,, другие — бескорыстным патриотизмом богатых граждан, их любовью к родному городу. По всей вероятности, оба эти мотива могли играть известную роль, так как традиция, восходящая еще ко времени существования независимых полисон и отразившаяся в сочинениях многочисленных философов и писателей различных периодов истории рабовладельческой формации, требовала, чтобы богатый гражданин не скупился на поддержание славы родного города и на помощь своим менее состоятельным соотечественникам. земли городу и за счет получаемых с этих земель доходов распорядился вымостить камнем все улицы Лептиса (АЕ, 1948, № 1); надпись из Помпей сообщает, что трибун Секундий Клемент, по воле Веспасиана, возвратил городу участки, оказавшиеся в частном владении (CIL, X, 1018); такое же мероприятие было проведено при Веспасиане и в Каннах (АЕ, 1945, № 85); кваттуорвир Секунд из Капуи получил по постановлению местного совета благодарственную надпись за то, что возвратил городу земли (CIL, X,. 3917); упоминавшаяся выше надпись из Остии поставлена в честь занш- мавшего высшие муниципальные должности П. Луцилия Гамалы, который даровал городу 15 200 сестерциев, чтобы не допустить распродажи городских земель. В городе Ферентине статуя была воздвигнута кваттуорвиру и квинквенналу А. Квинтилию Приску, откупившему за 70 тыс. сестерциев у города три имения и одно пастбище и возратившему их городу же на вечные времена (CIL, X, 5853). 9 Dig., XXXI, 78. 10 SRF, I, стр. 17; 79. Но самая эта традиция сложилась и удерживалась потому, что представляла собой важнейший элемент идеологии античного рабовладельца, который мог владеть рабами только как член коллектива свободных граждан. Для того, чтобы этот коллектив сохранял видимое единство, чтобы он не был разрушен обострившимися противоречиями между богатыми и бедными, которые могли соединиться с рабами, имущие должны были уделять неимущим известную часть прибавочного продукта, полученного за счет эксплуатации рабов. Устраивая для бедноты зрелища и угощения, жертвуя средства на содержание детей бедняков, предпринимая общественные постройки, дававшие заработок свободным ремесленникам, поддерживая коллегии этих ремесленников и «маленьких людей», рабовладельческая городская верхушка, каковы бы ни были субъективные побудительные причины отдельных ее представителей, в конечном счете действовала так, чтобы сохранить и сплотить свободных — независимо от их имущественного положения — против рабов, сделать всех свободных в той или иной мере участниками эксплуатации рабов. К разряду аналогичных явлений относятся, между прочим, и постоянно предпринимавшиеся в городах мероприятия по регулированию цен на продукты питания, в первую очередь на хлеб, поскольку нехватка и дороговизна хлеба являлась обычным поводом к возникновению волнений среди городского плебса. Так, например, согласно декрету легата Писидии, изданному во время Домициана, по представлению декурио- нов и дуумвиров Антиохии, всем жителям последней приказано было продать по установленным ценам имеющийся у них запас муки и зерна, кроме необходимого для прокормления их фамилии, чтобы ликвидировать дороговизну на хлеб, возникшую из-за суровости зимы и неурожая и. Судя по одному закону Марка Аврелия, нередки бывали случаи, когда декурионы принуждались продавать горожанам хлеб и по ценам ниже установленных 34 35. Забота об обеспечении города зерном, а в некоторых случаях вином и маслом, была одной из важнейших повинностей городских магистратов и декури- онов 36. Такая практика тоже ограничивала владельческие права собственника, который не только должен был известную часть своих доходов отдавать в пользу города, но и не мог свободно распоряжаться продуктом, произведенным трудом его рабов на его земле, продавать этот продукт по наиболее выгодной для себя цене или вовсе воздержаться от продажи. Таким образом, известное ограничение частной собственности было необходимо для существования античного города, в том числе и городов, входивших в состав Римской империи, и, с другой стороны, господство развитого рабовладения было бы немыслимо без городской организации. Кроме того, в провинциях права землевладельцев ограничивались и государством, так как провинциальная земля (кроме принадлежавшей колониям, наделенным италийским правом) считалась собственностью императора (в императорских провинциях), или римского народа (в сенатских провинциях), т. е. государственной землей, преемницей республиканского ager publicus, или «царской земли» восточных правителей, хотя на практике путем различных юридических ухищрений эта земля и приравнивалась к частной. Земля в провинции могла продаваться и покупаться, но бывали случаи, когда император отбирал ее у владельцев, чтобы вывести колонию^ раздать ветеранам и т. д.37 На ограниченность рабовладельческой античной формы собственности неоднократно указывали Маркс и Энгельс38. При известной ограниченности собственности на землю и отчасти на ее продукты рабовладельческой античной форме собственности свойственна неограниченная власть господина над непосредственным производителем — рабом, так как только при такой абсолютной власти над его жизнью и смертью может владелец заставить трудиться раба, лишенного средств производства и прав на произведенный им продукт, а следовательно, и всякой заинтересованности в труде. Поэтому основ- ной ячейкой римского рабовладельческого общества являлась, фамилия, возглавляемая господином, pater familias, единственным полноправным собственником, наделенным неограниченным правом распоряжаться судьбой и самой жизнью своих рабов. В отличие от феодала, власть которого над крепостным крестьянином была неразрывно связана с владением землей, на которой сидит этот крестьянин,— рабовладелец владел рабом непосредственно, вне зависимости от отношения к другим видам собственности. Рабовладелец сам определял место раба в своем хозяйстве и мог менять его по своему произволу. Даже отпущенный на волю раб продолжал зависеть от бывшего господина, которому обязан был частью своего труда и имущества. В известной мере он оставался членом фамилии своего патрона. Фамилия, как первичная социальная организация римского рабовладельческого общества, была для него настолько характерна и играла такую большую роль во всей его структуре, что влияла и на другие отношения, складывавшиеся в этом обществе. Так, например, наемный свободный работник рассматривался почти как член фамилии. Его, как и раба, нельзя было допрашивать в судебном деле, направленном против его нанимателя; в случае, если он обкрадывал или обманывал хозяина, тот не мог подать на него в суд, как не мог подать в суд на раба, ибо считалось, что и с тем и с другим он может и должен расправиться своей властью. Фамилия втягивала в сферу своего действия и клиентов ее главы. Фест 16 пишет, что клиенты могут быть причислены к фамилии. Для клиентов, так же как и для членов фамилии, наиболее священной считалась клятва гением pater iamilias; взаимные обязательства патрона и клиентов освещались традицией и религией. По типу фамилии строились коллегии «маленьких людей». С фамилией нередко отожествлялось даже государство. Все это показывает, как велика была роль фамилии, представлявшейся членам римского рабовладельческого общества наиболее естественной формой организации. И действительно, фамилия, в которой ее глава осуществлял непосредственное принуждение к труду и подавление сопротивления рабов, и город, как коллектив рабовладельцев и землевладельцев, объединявшийся для удержания в повиновении рабов и для привлечения и подавления неимущих свободных,— были необходимым следствием и условием существования 39 рабовладельческой античной формы собственности. Они укреплялись по мере ее распространения; поэтому возрастание количества городов в той или иной провинции почти всегда связано с распространением в ней рабовладельческих отношений и является довольно точным показателем степени их развития. И, как мы увидим далее, разложение рабовладельческой формы собственности было неразрывно связано с разложением фамилии и городской организации. Если фамилия была основной социальной ячейкой рабовладельческого общества, то его основной хозяйственной единицей в период наивысшего расцвета рабовладельческих отношений было имение — fundus, villa,— находящееся на территории города и принадлежащее частному владельцу. Что представляла из себя такая вилла, достаточно хорошо известно из сочинений римских агрономов. С точки зрения развития производительных сил, она несомненно была более прогрессивной формой хозяйства по сравнению с латифундиями Италии и западных провинций в I в. до н. э.—I в. н. э. В Италии крупные землевладельцы того времени вели экстенсивное скотоводство, основанное на труде рабов, или эксплуатировали труд клиентов и должников, ведших мелкое отсталое по своим методам хозяйство. Еще более характерны были такие отношения для западных провинций, где на землях родовой аристократии сидели земледельцы, формы зависимости которых были типичны для разлагающегося первобытно-общинного строя. В первые века н. э., в результате проскрипций, конфискаций и широкой колонизации, многочисленные большие земельные комплексы дробятся и заменяются рабовладельческими виллами. По словам Гигина Громатика, в ряде случаев, после того как земли были отобраны у племен и владельцев латифундий, поля последних были поделены между сидевшими на них людьми 40. О возрастании числа вилл свидетельствуют и многочисленные археологические данные, причем не подлежит сомнению, что в первое время распространение рабовладельческих вилл вело к общему экономическому подъему той или иной провинции, к развитию земледелия, ремесла и торговли, к освоению новых сельскохозяйственных культур и отраслей ремесленного производства, к улучшению путей сообщения, широкому строительству и т. п. Преимущества виллы в условиях рабовладельческого способа производства состояли в том, что она позволяла осуще- ствить простую кооперацию, подымавшую производительность труда, а также наиболее целесообразно организовать труд рабов и установить известное разделение труда как между отдельными районами и хозяйствами, так и внутри отдельных хозяйств, что повышало квалификацию работников и углубляло их производственные навыки. Между тем, при медленном техническом прогрессе в рабовладельческом обществе, развитие производительных сил осуществлялось в основном именно за счет указанных моментов 41. Кооперация давала возможность осуществлять более трудоемкие работы — расчистку лесов, осушение болот, насаждение оливковых рощ и т. п. Кроме того, она давала возможность в критический момент приводить «в движение большое количество труда в течение короткого промежутка времени» 42. Наконец, она позволяла экономить труд, затрачиваемый на обслуживание работников: на вилле существовали особые хлебопеки, повара, воспитатели детей рабов, иногда ткачихи, швеи, гончары, удовлетворявшие потребностям фамилии, ремесленники, производившие ремонт инвентаря, тогда как в отдельных мелких хозяйствах все эти работы должны были выполняться самим работником и членами его семьи. Ульпиан, перечисляя людей, входящих в понятие инвентаря (instrumen- tum) имения, кроме рабов, непосредственно работающих в поле, называет: привратника, метельщика, садовника, пастуха, саль- туария, пасечника, булочника, цирюльника, ремесленника, производящего ремонт, мельника, повариху, ткачиху, погонщика мулов, охотника, птицелова, воспитателя 43. Павел говорит о рабах, исполняющих сельскохозяйственные работы, надсмотрщиках, вилике, сальтуарии, хлебопеке, поварихе, швее, изготовляющей деревенскую одежду, сапожнике, кузнеце, плотнике 44. Конечно, не все перечисленные работники имелись во всякой вилле; в более мелких хозяйствах их было значительно меньше, тогда как в крупных имениях с подсобными предприятиями— сыроварнями, сукновальнями, ткацкими, металлургическими, большими гончарными мастерскими45 — их было значительно больше. Однако не подлежит сомнению, что наличие на вилле известного количества работников раз- ных специальностей и выделение обслуживающего их персонала должно было создавать значительную- экономию труда. Вместе с тем, можно видеть, что вилла давала возможность создать известное разделение труда, которое должно было способствовать углублению трудовых навыков работников. Если мы сравним данные Варрона, Колумеллы, Плиния Старшего, Дигест и Палладия о сельскохозяйственном инвентаре в собственном смысле этого слова, мы увидим, что он оставался неизменным на протяжении веков. Сделанные в конце республики и в самом начале империи изобретения и усовершенствования в области сельскохозяйственной техники — плуг с отвалом и колесным передком, борона, жнейка, водяная мельница новой конструкции, прессы для винограда и оливок, новые инструменты для прививок деревьев—были, по-видимому, последними достижениями технического прогресса в период существования рабовладельческого строя. Да и то, как уже отмечалось в нашей литературе 46, применение более сложных орудий производства затруднялось незаинтересованностью в своем труде раба, которого лишь непрестанным принуждением и неусыпным надзором можно было заставить использовать эти орудия, требовавшие более внимательной и инициативной работы. Как справедливо указывали советские исследователи, это обстоятельство лежало в основе расхождения между римскими агрономическими школами, одна из которых рекомендовала пользоваться лишь самыми простыми орудиями и методами ведения хозяйства, всячески сокращая связанные с ним затраты, тогда как другая школа, представленная Колумеллой, пыталась изыскать пути наибольшей рационализации хозяйства, основанного на рабском труде. По-видимому, прогресс был возможен, главным образом за счет накопления опыта и повышения квалификации работников. Уже Колумелла говорит о том, что рабы должны иметь каждый свою специальность, определяемую в зависимости от их личных свойств, и советует не скупиться при покупке квалифицированного виноградаря 47. Живший три века спустя Палладий, который был не только простым компилятором, но и опытным хозяином, поскольку он ссылается и на собственные наблюдения, которые неоднократно противопоставляет данным Колумеллы, говорит о работниках разной специальности и раз- ной квалификации. В разделах, посвященных, например, птицеводству, Палладий пишет, что выращивать кур умеет всякая женщина 25, очевидно, подразумевая, что уход за павлинами, фазанами и т. п. более прихотливой птицей требует особых знаний от занятых этим делом рабов. Ульпиан, давая форму, по которой составлялась опись имения для ценза, пишет, между прочим, что относительно рабов следует указывать их происхождение, возраст, должность (officia) и специальность (аг4л- ticia) 26. Следовательно, в начале III в. рабы, непосредственно занятые в сельском хозяйстве, обычно имели определенную специальность. Любопытные с этой точки зрения указания мы находим в постановлениях юристов по вопросу о различных категориях затрат, которые муж мог произвести, управляя имением, входящим в приданое его жены 27. Эти затраты делились на необходимые, полезные и служащие для удовольствия. К необходимым затратам причислялись: устройство дамб на море или реке, плотин для отвода реки, пекарни, амбара, ремонт здания, восстановление погибших оливковых насаждений, затраты, требовавшиеся для сохранения здоровья рабов, расширение виноградников, устройство рассадников. К полезным расходам причислялись: насаждение новых деревьев, организация мастерской или лавки (taberna), обучение рабов, приобретение скота для унаваживания поля. Мы видим, что в этом перечне ничего не говорится об улучшении или покупке нового более совершенного сельскохозяйственного инвентаря. Зато указывается на полезность затрат, направленных на повышение квалификации рабов. Поскольку весь соответственный раздел Дигест исходит из того, какие затраты могут поднять доходность имения, можно заключить, что наилучшим путем в этом направлении признавалось не улучшение техники, а углубление производственных навыков работников. Однако в условиях рабовладельческого строя и квалифицированного раба можно было заставить использовать и применять свои знания только при постоянном надзоре за ним. «... Труд главного надзора, — пишет Маркс, — необходимо возникает при всех способах производства, основанных на противоположности между рабочим, как непосредственным производителем, и собственником средств производства. Чем больше эта противоположность, тем больше роль этого верховного надзора за рабочими. Поэтому своего максимума она достигает в системе рабства» 28. 48 Сетования но поводу небрежности рабов и запустения имений, за которыми не наблюдает сам владелец, наиболее ярко сформулированные Колумеллой 49, становятся общим местом в сочинениях самых различных писателей времен империи. Поэтому организовать рабов в процессе производства, извлечь те преимущества, которые давали более усовершенствованные орудия, более квалифицированные работники, тогдашняя, основывавшаяся на длительном опыте агрономическая наука, можно было только в том случае, если вилла не превосходила определенной величины по размерам участка и количеству рабов. В противном случае, а также если в руках одного владельца скапливалось несколько вилл в разных местностях, «труд надзора» становился чрезмерным, а рациональная организация хозяйства немыслимой. Не случайно наиболее известные агрономы того времени писали в расчете на хозяйства средней величины и отрицательно относились к латифундиям 50, постоянно подчеркивая, что они не могут быть достаточно хорошо обработаны. Кроме трудностей, возникавших при организации рабов в чрезмерно больших имениях, такие латифундии, если они были основаны на чисто рабском труде, представляли прямую опасность для рабовладельцев, так как концентрация большого числа рабов в одном месте всегда могла повести к возмущению, которое легко могло перейти в восстание рабов. Насколько живо ощущалась эта опасность, видно хотя бы на примере Домиции Лепиды, осужденной при Клавдии по обвинению в том, что она собрала в своих южноиталийских латифундиях слишком много рабов и не обеспечила достаточного надзора за ними, ставя тем под угрозу спокойствие государства 51. Таким образом, можно считать, что наиболее выгодные условия для прогресса производительных сил при развитом рабовладении складывались в имении средней величины, где могла осуществляться простая кооперация, разделение труда как внутри имения, так и между отдельными имениями и районами, накопление и углубление опыта и производственных навыков работников в результате специализации. Условия эти включали также абсолютную власть господина, осуществлявшего принуждение рабов к труду, постоянный надзор за ними и определявшего место раба в хозяйстве. Они предполагали и наличие города — коллектива землевладельцев и рабовладельцев на данной земельной территории. Последним, но также необходимым условием было достаточное развитие товарного производства, так как мы знаем из сочинений тех же агрономов, что обычно на вилле, особенно на вилле специализированной, производились лишь самые необходимые предметы потребления для владельца и его рабов, большая же их часть покупалась на стороне. Покупался и сельскохозяйственный инвентарь. Развитие товарного производства было неразрывно связано с развитием рабовладельческого хозяйства. Поэтому в провинциях по мере развития рабовладения не только укрепляется городская организация, но и расцветают ремесло и торговля, тогда как с разложением рабовладельческого способа производства начинается обратный процесс. Рабовладельческой вилле в сельском хозяйстве соответствовала в ремесле средней величины мастерская. И здесь мы видим, что развитие идет не столько за счет усовершенствования техники, сколько за счет известного примитивного разделения труда внутри мастерской и чрезвычайно дробной специализации 52, что способствовало упрочению и углублению производственного опыта и свободных ремесленников, и работавших в мастерских рабов, которые нередко, будучи отпущены на волю, открывали собственные мастерские. Но, так же как и в сельском хозяйстве, пределы расширения производства были очень узки.. Так, например, наиболее известные владельцы гончарных мастерских, изготовлявших арретинскую керамику, нажив значительные средства, вкладывали их не в расширение старых предприятий, а открывали новые, зачастую в других местностях, например в Малой Азии. Как мы увидим далее, концентрация производства в руках отдельных крупных собственников, в частности императоров, приводила не к созданию крупного производства, а напротив — к его дроблению. Очевидно, и в ремесле организовать большие массы рабов и поставить их под эффективный надзор было невозможно.